Директор театра
По дружбе мне вы, господа,
При случае посильно, иногда
И деятельно помогали;
Сегодня, милые, нельзя ли
Воображению дать смелый вам полет?
Парите вверх и вниз спускайтесь произвольно,
Чтоб большинство людей осталось мной
довольно,
Которое живет и жить дает,
Дом зрелища устроен пребогатый,
И бревяной накат, и пол дощатый,
И всё по зву: один свисток -
Храм взыдет до небес, раскинется лесок,
Лишь то беда: ума нам где добиться?.
Смотрите вы на брови знатоков,
Они, и всякий кто каков,
Чему-нибудь хотели б удивиться;
А я испуган, стал втупик;
Не то, чтобы у нас к хорошему привыкли,
Да начитались столько книг!
Всю подноготную проникли!
Увы!
И слушают, и ловят всё так жадно!
Чтоб были вещи им новы,
И складно для ума, и для души отрадно,
Люблю толпящийся народ
Я, при раздаче лож и кресел;
Кому терпенье - труден вход,
Тот получил себе - и весел,
Но вот ему возврата нет!
Стеной густеют непроломной,
Толпа растет, и рокот громный,
И голоса: билет! билет!
Как будто их рождает преисподня,
А это чудо кто творит? - Поэт!
Нельзя ли, милый друг, сегодня?
Поэт
О, не тревожь, не мучь сует картиной.
Задерни, скрои от глаз народ,
Толпу, которая пестреющей пучиной
С собой противувольно нас влечет.
Туда веди, где под небес равниной
Поэту радость чистая цветет;
Где дружба и любовь его к покою
Обвеют, освежат божественной рукою,
Ах! часто, что отраду в душу льет,
Что робко нам уста пролепетали,
Мечты неспелые... и вот
Их крылья бурного мгновения умчали.
Едва искупленных трудами многих лет,
Их в полноте красы увидит свет...
Обманчив блеск: он не продлится;
Но истинный потомству сохранится.
Весельчак
Потомству? да; и слышно только то,
Что духом все парят к потомкам отдаленным;
Неужто, наконец, никто
Не порадеет современным?
Неужто холодом мертвит, как чародей,
Присутствие порядочных людей!
Кто бредит лаврами на сцене и в печати,
Кому ниспосланы кисть, лира иль резец
Изгибы обнажать сердец,
Тот поробеет ли? - Толпа ему и кстати;
Желает он побольше круг,
Чтоб действовать на многих вдруг.
Скорей Фантазию, глас скорби безотрадной,
Движенье, пыл страстей, весь хор ее нарядный
К себе зовите на чердак.
Дурачеству оставьте дверцу,
Не настежь, вполовину, так,
Чтоб всякому пришло по сердцу.
Директор
Побольше действия! - Что зрителей манит?
Им видеть хочется, - ну живо
Представить им дела на вид!
Как хочешь, жар души излей красноречиво;
Иной уловкою успех себе упрочь;
Побольше действия, сплетений и развитии!
Лишь силой можно силу превозмочь,
Число людей - числом событий.
Где приключений тьма - никто не перечтет,
На каждого по нескольку придется;
Народ доволен разойдется,
И всякий что-нибудь с собою понесет.
Слияние частей измучит вас смертельно;
Давайте нам подробности отдельно.
Что целое? какая прибыль вам?
И ваше целое вниманье в ком пробудит?
Его расхитят по долям,
И публика по мелочи осудит.
Поэт
Ах! это ли иметь художнику в виду!
Обречь себя в веках укорам и стыду! -
Не чувствует, как душу мне терзает.
Директор
Размыслите вы сами наперед:
Кто сильно потрясти людей желает,
Способнее оружье изберет;
Но время ваши призраки развеять,
О, гордые искатели молвы!
Опомнитесь! - кому творите вы?
Влечется к нам иной, чтоб скуку порассеять,
И скука вместе с ним ввалилась - дремлет он;
Другой явился отягчен
Парами пенистых бокалов;
Иной небрежный ловит стих, -
Сотрудник глупых он журналов.
На святочные игры их
Чистейшее желанье окриляет,
Невежество им зренье затемняет,
И на устах бездушия печать;
Красавицы под бременем уборов
Тишком желают расточать
Обман улыбки, негу взоров.
Что возмечтали вы на вашей высоте?
Смотрите им в лицо! - вот те
Окременевшие толпы живым утёсом;
Здесь озираются во мраке подлецы,
Чтоб слово подстеречь и погубить доносом;
Там мыслят дань обресть картежные ловцы;
Тот буйно ночь провесть в объятиях бесчестных;
И для кого хотите вы, слепцы,
Вымучивать внушенье Муз прелестных!
Побольше пестроты, побольше новизны, -
Вот правило, и непреложно.
Легко мы всем изумлены,
Но угодить на нас не можно.
Что? гордости порыв утих?
Рассудок превозмог...
Поэт
Нет! нет! - негодованье.
Поди, ищи услужников других.
Тебе ль отдам святейшее стяжанье,
Свободу, в жертву прихотей твоих?
Чем равны небожителям Поэты?
Что силой неудержною влечет
К их жребию сердца и всех обеты,
Стихии все во власть им предает?
Не сладкозвучие ль? - которое теснится
Из их груди, вливает ту любовь,
И к ним она отзывная стремится
И в них восторг рождает вновь и вновь.
Когда природой равнодушно
Крутится длинновьющаяся прядь,
Кому она так делится послушно?
Когда созданья все, слаба их мысль обнять,
Одни другим звучат противугласно,
Кто съединяет их в приятный слуху гром
Так величаво! так прекрасно!
И кто виновник их потом
Спокойного и пышного теченья?
Кто стройно размеряет их движенья,
И бури, вопли, крик страстей
Меняет вдруг на дивные аккорды?
Кем славны имена и памятники тверды?
Превыше всех земных и суетных честей,
Из бренных листвиев кто чудно соплетает
С веками более нетленно и свежей
То знаменье величия мужей,
Которым он их чёла украшает?
Пред чьей возлюбленной весна не увядает?
Цветы роскошные родит пред нею перст
Того, кто спутник ей отрад любви стезею;
По смерти им Олимп отверст,
И невечернею венчается зарею
Кто не коснел в бездействии немом,
Но в гимн единый слил красу небес с землею,
Ты постигаешь ли умом
Создавшего миры и лета?
Его престол - душа Поэта. 1824
Печатается по тексту первой публикации в изданном К. Ф. Рылеевым и А. А. Бестужевым альманахе "Полярная звезда" на 1825 год, СПБ., 1825.
Отрывок представляет собою вольный и неполный перевод "Пролога в театре" ("Vorspiel auf dem Theater") из первой части "Фауста", Характерно, что в драматической поэме Гёте внимание Грибоедова привлекли не лирико-философские монологи, а именно "Пролог в театре", заключающий, в репликах Директора, сатиру на театральную публику. При этом Грибоедов в своем переводе не только отбросил четыре заключительные реплики "Пролога", отходящие от сатирической темы, но еще более развил и заострил его в плане социальной сатиры. Так, в реплике Директора "Размыслите вы сами, наперед..." собственно Грибоедову принадлежат следующие строки, напоминающие по тону обличительные монологи Чацкого:
О, гордые искатели молвы! . . . . . . . . . . . . . . Невежество им зренье затемняет, И на устах бездушия печать... . . . , . . . . вот те Окременевшие толпы живым утёсом; Здесь озираются во мраке подлецы, Чтоб слово подстеречь и погубить доносом...
Есть основания думать, что Грибоедов намеревался перевести "Фауста" целиком. Н. М. Языков писал брату в феврале 1825 г.: "Очень радуюсь, что Грибоедов переводит Фауста; желаю и надеюсь успеха, но могу сказать утвердительно, что он переведет его не для печати: я даже не знаю, какую сцену может пропустить цензура" ("Письма Н. М. Языкова к родным", СПБ., 1913, стр. 156).
Переводы Фауста на русский делали А. Грибоедов, Фет, Брюсов, Б.Л. Пастернак, Н. Холодковский, Галченков, Губер. Все переводы Фауста - неполноценные. многие переводчики часто выкидывают целые сцены или переиначивают смысл на свой лад.
Гете работал над "Фаустом" на протяжении почти всей своей писательской жизни, с 1772 по 1831 год. ПОСВЯЩЕНИЕ
"Посвящение" к "Фаусту" сочинено 24 июня 1797 года. Как и "Посвящение" к собранию сочинений Гете, оно написано октавами - восьмистрочной строфой, весьма распространенной в итальянской литературе и впервые перенесенной Гете в немецкую поэзию. "Посвящением" к "Фаусту" Гете отметил знаменательное событие - возвращение к работе над этой трагедией (над окончанием первой ее части и рядом набросков, впоследствии вошедших в состав второй части).
Им не услышать следующих песен, / Кому я предыдущие читал. - Из слушателей первых сцен "Фауста" умерли к этому времени (1797): сестра поэта Корнелия Шлоссер, друг юности Мерк, поэт Ленц; другие, например поэты Клопшток, Клингер, братья Штольберги, жили вдали от Веймара и в отчуждении от Гете; отчуждение наблюдалось тогда и между Гете и Гердером.