под общей редакцией научного руководителя РФЯЦ ВНИИЭФ академика РАН В.Н. Михайлова
Институт стратегической стабильности Федеральное агентство по атомной энергии (Росатом).
Федеральное управление медико-биологических и экстремальных проблем при Министерстве здравоохранения и социального развития Российской Федерации
Запрещается любым способом воспроизводить, передавать, распространять или использовать в коммерческих целях настоящую публикацию.
ЧАСТЬ 2. ВОСПОМИНАНИЯ НОВОЗЕМЕЛЬЦЕВ
АДУШКИН В.В., АХАПКИН В.П., БАРКОВСКИЙ Е.Н., ГАЛСТЯН И.А., ГАРНОВ В.В., ГОЛЛЕР Е.Э., ГОРНОВ В.В., ГОРБЕНКО Б.З., ГУСЬКОВА А.К., ЗОЛОТУХИН Г.Е., КАТРАНОВ Ю.С., КАТРАНОВА Г.И., КАУРОВ Г.А., КИСЕЛЕВ В.М., КОВАЛЮКОВ А.К., КУДРЯВЦЕВ Г.Г., ЛОМОВЦЕВ Е.М., ЛЕПСКИЙ В.И., МИХАЙЛОВ В.Н., МАТУЩЕНКО А.М., МОРОЗОВ Ю.М., НАДЕЖИНА Н.М., ОВСЯННИКОВ Г.А., ПАСЕЦКИЙ В.М., РАЗОРЕНОВ А.А., СЕРГЕЕВ Н.Д., СМИРНОВ Ю.Н., ТИМОФЕЕВ В.А., ТРУТНЕВ Ю.А., УСПЕНСКИЙ С.М., ХАХИН Г.В., ХРИСТОФОРОВ Б.Д., ЦАУБУЛИН В.А., ЦЫКАНОВСКИЙ В.И., ЧУМАЧЕНКО Г.С., ШИТИКОВ Е.А
МЕГАТОННАЯ «ЗАТАЙКА»
капитан I ранга к.т.н. Г.А. Кауров
* «Затайка» (горняцкий сленг) – не взорвавшаяся по каким-либо причинам шашка заложенного в горную породу взрывчатого вещества
В конце шестидесятых годов прошлого века военно-политическим руководством Советского Союза перед советскими учеными и конструкторами была поставлена задача создания новых образцов ядерного оружия, способных нанести неприемлемый ущерб С ша и их союзникам в случае развязывания ими ядерной войны даже с применением агрессором любых самых совершенных методов и средств защиты, включая создание пресловутой СОИ (Стратегической оборонной инициативы). Для этого ученым требовались недостающие экспериментальные данные о физических полях, возникающих при осуществлении ядерных взрывов в космосе.
Поскольку в 1963 году СССР и США подписали Московский договор о запрещении проведения ядерных взрывов в атмосфере, космическом пространстве и под водой (удивляет, что Вашингтон до сих пор не ставит вопрос о выходе и из этого договора), который Москва в течение вот уже почти 40 лет педантично продолжает выполнять, возникла проблема моделирования космических условий при проведении ядерного взрыва под землей.
С этой целью на Новоземельском испытательном полигоне было проведено несколько ядерных взрывов, в ходе которых вокруг заряда в момент протекания ядерных реакций создавался глубокий вакуум. После одного из таких испытаний, проведенного в самом конце 60-х годов, сложилась нештатная ситуация. И хотя с тех пор прошло более 30 лет, многие участники той уникальной, опасной и увлекательной операции продолжают при встречах о ней вспоминать.
В 1970 году министр среднего машиностроения легендарный Е.П. Славский поставил задачу выяснить причину отказа в срабатывании термоядерного изделия мегатонного класса при групповом ядерном взрыве, проведенном в штольне А-3 в ноябре 1968 года.
Штольня А-3 была пройдена в горе Шелудивая, входящей в горный массив, образующий южный берег пролива Маточкин Шар. Она имела два штрека, в которых так же, как и в окончании основного ствола, оборудовались концевые боксы, то есть камеры подрыва ядерных зарядов. В камеру подрыва в окончании основного ствола штольни была введена стальная труба большого диаметра, в которой в момент взрыва поддерживался глубокий вакуум. Два других заряда испытывались по стандартным методикам и также были большой мощности.
Забивочные работы, положенные перед испытаниями проверки аппаратуры автоматики, регистрирующей аппаратуры и генеральная репетиция прошли успешно и не выявили каких-либо значимых недостатков. Доклады, сделанные руководителями испытательных подразделений на заседании Государственной комиссии, не вызвали сомнений в готовности к проведению группового ядерного взрыва и были утверждены ее председателем, одним из выдающихся руководителей советской ядерной оружейной программы, Героем Социалистического Труда Г.А. Цырковым.
В день проведения взрыва все шло штатно и организованно. После эвакуации на кораблях Северного флота личного состава гарнизона, персонала горнопроходческой и геологоразведочной экспедиций и не задействованных в момент взрыва испытателей руководство испытаний перешло на высоту 132 (т.е. 132 м над уровнем моря. – Примеч. авт. ). На этой высоте, находящейся в 3,5 км от горы Шелудивая, были оборудованы командный пункт руководства (КПР), командные пункты автоматики (КПА), регистрации (КПР), связи (КПС) и других участвующих в проведении взрыва служб, а также вертолетная площадка. Никаких сбоев в работе многочисленных служб отмечено не было.
Оживление вызвал лишь доклад начальника службы режима полигона капитана 2 ранга Валентина Каткова, последним облетавшего ближнюю зону предстоящего взрыва и обнаружившего вблизи устья штольни трех белых медведей, разломавших выброшенную горняками на свалку бочку и лакомившихся тухлой селедкой. Вот и пришлось Валентину выступить в роли пастуха и вертолетом отогнать подальше от штольни северных гурманов.
Как и положено, за 10 минут до взрыва район ожидания в 10 км от эпицентрального района на высоте 500 м над горой занял вертолет-дозиметрист, на котором находился ответственный за воздушную радиационную разведку и наблюдение за поведением поверхности горы во время взрыва капитан 2 ранга Владимир Гравит.
За 5 минут до взрыва заработали двигатели выстроенных в колонну вездеходов, возле которых расположились одетые в средства защиты испытатели, входящие в расчет «первого броска». Во время всех испытаний эта группа формировалась из добровольцев, людей здоровых, сильных, выносливых, сноровистых, способных хладнокровно выполнить поставленную задачу при возникновении нештатной горной (сход лавин, камнепады и т.п.) и радиационной обстановки. Задача перед этим расчетом стояла предельно простая: в непосредственной близости от штольни после проведения в ней испытаний в кратчайший срок, до появления радиоактивных веществ, извлечь из приборных сооружений материалы регистрации процессов, протекавших при ядерном взрыве, а также фото- и киноинформацию о внешних эффектах, его сопровождавших.
На получение качественных материалов регистрации всегда нацелена вся организация проведения ядерных испытаний, их смысл. Обеспечение радиационной безопасности испытателей «первого броска» в опыте А-3 было поручено автору этих строк.
Все шло привычно и штатно. Наконец, сопровождаемый щелчками метронома, начался отсчет последних минут перед взрывом. Все находящиеся на высоте 132 и не сидящие за пультами управления испытатели вышли из приборных сооружений и измерительных фургонов. Без какой-либо команды прекратились разговоры, взгляды всех устремились на эпицентральную зону горы Шелудивая.
Наконец из динамика раздался отсчет «0» и после всегда кажущегося растянувшимся до предела мгновения гора вздрогнула, от эпицентрального района оторвалось, и, взлетев в небо, растаяло конденсационное облачко. Поверхность горы вроде бы вздохнула, приподнялась и опустилась. По склонам горы пробежала рябь. И только после этого мы почувствовали легкий удар по подошвам сапог и покачивание земли. Ощущение, очень напоминающее то, которое испытывает человек, прыгнувший в вертлявую шлюпку. Послышался шум схода лавин и камнепадов, а на склонах горы появились сопровождающие их клубы пыли.
По традиции, снимая психологическое напряжение, из динамиков раздалась песенка в исполнении Николая Рыбникова, напоминающего, что не кочегары мы и не плотники, а «высотники», которые с высоты 132 всему миру послали сейсмический привет. Испытание состоялось. Для формирования «Первого броска» песенка про высотников-монтажников означала разрешение председателя Государственной комиссии приступить к выполнению задачи по снятию материалов регистрации.
Через несколько десятков секунд колонна вездеходов с испытателями на борту уже мчалась к устью штольни. Впереди колонны двигалась машина радиационной разведки. Не обнаружив по пути следования и в районе приборных сооружений радиоактивного загрязнения, я разрешил работу испытателей без ограничения времени, хорошо понимая, что никто из них без толку в опасной близости от взрыва находиться не будет. Мое основное внимание было приковано к маневрам вертолета, который, выпустив через 32 минуты после взрыва красную ракету, оповестил нас об обнаружении над горой радиоактивных веществ. К этому моменту снятие материалов регистрации было закончено, и вездеходы с выполнившими задачу испытателями начали покидать приустьевую площадку. Убедившись в отсутствии людей в районе штольни, мы также возвратились на высоту 132.
Совершил посадку и вертолет-дозиметрист. Владимир Гравит доложил, что выходящие через эпицентральную зону радиоактивные газы распространяются в сторону Карского моря и не представляют опасности для испытателей. Заканчивалось светлое время суток, и Г.А. Цырков принял решение испытательным группам вылететь на основную базу в Белушью Губу, а формированию радиационной разведки – на Паньковую Землю (в лексиконе новоземельцев просто Паньки), что в 40 км от места проведения испытаний.
На Паньковой Земле имелась оборудованная вертолетная площадка, которую обслуживал маленький полярный гарнизон в составе командира-мичмана Алексея Воробьева, пяти матросов, жены и сына Алексея, пятилетнего Юрки. Мы, специалисты, исследующие радиационные последствия ядерных испытаний, любили прилетать в гости к Алексею, а он, обеспечивая работу авиации во время испытаний, по интенсивности полетов и, почувствовав дрожание земли, не сомневался, что будут гости, поэтому давал команду топить свою небольшую, но уютную баньку. Вечером, напарившись, за столом, уставленным новоземельскими деликатесами – разного вида олениной, гольцом, омулем, и разбавляя спирт холодной идеально чистой снеговой водой, мы слушали сообщения Би-Би-Си и «Голоса Америки» о проведенном на Новой Земле очередном мощном ядерном испытании. Услышав сообщение, мы испытывали чувство гордости за нашу великую и могучую страну и нашу причастность к обеспечению ее могущества.
С рассветом, тепло попрощавшись с гостеприимными хозяевами и пообещав непременно еще побывать у них, мы вылетели в район испытаний. Облетев Шелудивую, мы установили, что выход радиоактивности в атмосферу полностью прекратился. Обстановка в поселке не вызывает никаких опасений. Лишь белые медведи, не удовлетворившись селедкой, перекочевали к гарнизонному свинарнику. Их явно раздражал запах и визг хавроний и неприступность стен свинарника. Получив разрешение и летая на предельно низкой высоте, вертолетчики с удовольствием выгнали мишек из поселка. Улепетывающие от вертолета белые медведи всегда выглядят комично.
Приземлившись на высоте 132 и доложив обстановку в Белушью Губу, я неожиданно получил приказ свернуть намеченную программу и возвратиться на основную базу. Подлетая к аэродрому, мы были приятно удивлены сообщением, что транспорт за нами послан, и мы немедленно должны прибыть в Научно-испытательную часть (НИЧ).
Почему-то встречал нас представитель особого отдела, который по прибытии в часть заставил меня и моих ребят написать объяснительные записки о том, что наблюдали во время взрыва и картину разрушений поверхности горы, которую мы видели во время последнего полета. Я был очень ради, что его не интересовал период нашего пребывания на Паньках.
На вопросы о состоянии поверхности горы мне неоднократно пришлось подробно отвечать Г.А. Цыркову, начальнику полигона, начальнику НИЧ, многим членам Государственной комиссии… В НИЧ мы застали обстановку, характерную для пост-испытательного периода. Обрабатывались результаты измерений, напряженно трудились фотолаборатория и другие подразделения. Поздним вечером можно было слышать голоса и шум, сопровождающие застолья успешно завершивших свои дела испытателей. В целом ощущалось приподнятое настроение, связанное с окончанием многомесячной и сложной работы.
На завершающем заседании Государственной комиссии ее председатель Г.А. Цырков объявил о том, что испытания завершились в целом успешно, хотя по одному из изделий не удалось получить ожидаемый результат. Вины в том испытателей полигона не было. Более того, г еоргий Александрович отметил слаженную работу всех служб полигона и объявил благодарность личному составу. Вскоре специалисты Минсредмаша покинули Новую Землю, а полигон приступил к подготовке будущих работ.
В 1968 году с моим другом и коллегой капитаном 3 ранга Володей Соколовым мы еще раз посетили приустьевый 120-метровый участок штольни А-3 с целью демонтажа установленных там датчиков регистрации уровней радиации, барометрического давления температуры, скорости и направления движения воздуха. Участок после взрыва оказался захламленным упавшими на почву трубами вентиляции, обрушившимся крепежом различной арматуры, освещения и т.п. С завершением демонтажа для испытателей-новоземельцев испытания 1968 года стали почти забытой историей. Тем более что в 1968 и 1970 годах на полигоне были проведены очередные, к тому же очень сложные испытания.
Как потом стало известно, в Москве и Челябинске-70 все было иначе. Вокруг результатов взрывов в штольне А-3 шли бурные дискуссии, закончившиеся уже упомянутым трудным для Е.П. Славского решением о вскрытии этой штольни и проходки в ее концевой бокс для установления причины несрабатывания ядерного заряда, ставшего мегатонной «затайкой». Трудным потому, что предстояло провести горнопроходческие работы в условиях радиоактивного заражения в непосредственной близости от мест недавно проведенных ядерных взрывов. Трудным еще и потому, что на ядерный заряд во время испытаний в 1968 году были выданы команды, снимающие все ступени защиты. Заряд был подготовлен к взрыву.
Начало работам по вскрытию штольни А-3 было положено появлением в ноябре 1970 года группы специалистов, в которую входили от Минсредмаша Владимир Баженов и главный инженер проекта Юрий Семак, представитель комбината, осуществляющего горнопроходческие работы, Николай а ксенов и командир отряда горноспасателей Вячеслав Моргачев, от ВМФ полковник Федор Курмаев, от полигона капитан 1 ранга Пантелеймон Цаллагов и др. Непосредственный осмотр показал, что приустьевая часть штольни оказалась забита снегом, а ее почва покрыта льдом.
Первичную расчистку было решено выполнить силами военных строителей. Затем, проводя радиационную разведку, мы с горноспасателями Вячеслава Моргачева обследовали штольню на глубину 120 метров, до первой герметизирующей бетонной стенки. Обследование проводили в изолирующих дыхательных аппаратах «Урал», поскольку в атмосфере штольни в очень высоких концентрациях содержались углекислый газ, окись углерода, а также радон, криптон-85 и тритий. Юрий Семак на месте составил проект на восстановление обследованного участка штольни, открыв начальный фронт работ горнякам. После этого обеспечение горной безопасности работ Николаем Аксеновым было поручено Вячеславу Моргачеву, а радиационной безопасности начальник полигона контр-адмирал Никифор Миненко поручил мне.
Приступив к работам, мы столкнулись с первой неожиданностью. Принятая у горняков схема вентиляции с забором штольневого воздуха из забоя и поступление атмосферного воздуха в забой по штольне оказалась непригодной. При такой схеме в районе забоя за счет работы вентиляции создается разряжение воздуха. Выяснилось, что его достаточно, чтобы образованные ядерными взрывами токсичные газы по трещинам поступали в зону работ. Изменив схему вентиляции подачей атмосферного воздуха по трубе вентиляции в забой, нам удалось поддерживать в районе работ горняков нормальные условия.
Через неделю первый участок в 120 метров был приведен в рабочее состояние, а горноспасатели В. Проскурня и А. Бабкин взорвали гермостену, обеспечив дальнейшее ведение работ на участке штольни длиной 180 метров. Затем, взорвав вторую гермостенку, открыли возможность восстановления участка в 300 метров. Однако поверхность этого участка оказалась загрязненной изотопами цезия-137 и стронция-89 и – 90 при гамма-фоне в 1-2 мР/ч. Дальнейшее восстановление старого ствола штольни А-3 было признано нецелесообразным, поэтому было решено осуществить проходку в обход второго участка забивки с врезкой в штольню А-3 в районе окончания вакуумной трубы, проложенной в теле забивки, примыкающей к концевому боксу.
Работа в штольне помимо оставшейся сложной газовой обстановки на этом участке была связана с радиоактивным загрязнением обмундирования и поверхностей тела. В полную нагрузку трудился капитан 3 ранга Юрий Киселев, организовавший строгий дозиметрический контроль и четкую работу пункта специальной обработки, обмен и дезактивацию обмундирования. Медицинское обеспечение работ осуществлял прибывший из Москвы подполковник медицинской службы Геннадий Давыдов, бывший корабельный врач и в своем деле умевший все, которого проходчики уважительно звали «доктор Гена».
В феврале приказом Е. Славского была сформирована специальная экспедиция, руководителем которой был назначен главный инженер 5 Главного управления Минсредмаша Владимир Корякин, а его заместителем – начальник сектора ВНИИ технической физики Владислав Верниковский, который с основной группой специалистов ВНИИТФ прибыл на Маточкин Шар и приступил к руководству подготовкой к завершающему этапу вскрытия штольни А-3.
Подготовка заключалась в сдаче В. Моргачеву зачетов на право работы под землей, проверке знаний и умения пользоваться изолирующим аппаратом «Урал», изготовлении необходимых вспомогательных приспособлений (лестниц, деревянного настила для установки в концевом блоке и т.п.).
По личному указанию министра Е.П. Славского в штольне создавалась система телеметрии и записи на дневной поверхности всех переговоров участников, которые они будут вести на заключительном этапе работ. Гарнизон поселка готовился к экстренной эвакуации на вездеходах в тундру в случае аварии, связанной с взрывом боеприпаса. Когда до стыковки обходного штрека с основным стволом штольни А-3 осталась перемычка толщиной 3 метра, руководство работами принял В.И. Карякин. Впервые прилетев на Новую Землю, Владимир Иванович очень быстро вошел в курс событий и уверенно взял все под свой контроль. Теперь на ежедневных совещаниях обсуждался каждый следующий шаг, до мельчайших деталей продумывались меры обеспечения безопасности работ.
В.И. Карякин дал указание оставшуюся часть проходки осуществлять без взрывов, с помощью отбойных молотков. Дело шло медленно, но верно. Наконец, состоялась стыковка штрека со штольней. Осмотрев кабельные трассы, проходящие через тело забивки, заглушку вакуумной трубы и обнаружив по имевшемуся манометру, что в трубе сохранилось небольшое разряжение, Владимир Карякин приказал прекратить все работы, а персоналу покинуть штольню. В устье штольни был выставлен караул, исключивший проход в нее кого бы то ни было без личного присутствия В.И. Карякина.
На вечернем совещании всем участникам работ был объявлен двухдневный отдых. Он действительно был необходим. Ежедневная работа в изолирующих противогазах и средствах защиты, в условиях нервного напряжения, несомненно, измотала основных участников работ. Одновременно перерыв позволил Владимиру Ивановичу всесторонне обсудить план дальнейших действий с Москвой. Как по заказу, в эти дни над Новой Землей стоял антициклон, под ногами хрустел идеально белый и чистый снег, и по-летнему пригревало апрельское арктическое солнце. Для участников работ командир гарнизона организовал выезд на подледную рыбалку. А мы в это время с В.И. Карякиным и В.А. Верниковским отправились на гору Шелудивую, под которой покоилась цель всех наших усилий – не взорвавшийся ядерный заряд мегатонной мощности, мегатонная «затайка».
На следующий день Владимир Карякин дал разрешение специалистам ВНИИТФ снять с вакуумной трубы заглушку, а затем вместе с Владиславом Верниковским по трубе прополз до её вхождения в концевой бокс. По работавшей трансляции мы услышали, что сам заряд и другие конструкции, подвешенные на растяжках в концевом блоке, видимых повреждений не имеют. В.И. Карякин вновь приказал всем покинуть штольню. После доклада в Москву он получил разрешение на работу в концевом боксе для определения причины отказа заряда.
Войдя в концевой бокс вместе с Владиславом Верниковским, Николаем Костецким, Вячеславом Никитиным и Михаилом Кодинцевым, он отстыковал от заряда аккумуляторы, исключив тем самым возможность ядерного взрыва. Затем достаточно быстро было обнаружено отсутствие контакта в одном из электрических разъемов цепи подрыва. Таким образом, основная задача была решена: причина отказа выяснена.
Владимир Карякин, Владислав Верниковский и другие специалисты считали возможным частичную разборку и извлечение заряда из штольни. С этой целью в концевом боксе был установлен заранее подготовленный настил, на который под ядерный заряд с целью ослабления нагрузки на его подвески положили несколько обыкновенных спальных матрасов. Закончив эту работу, испытатели покинули штольню.
В.И. Карякин шифром обстоятельно доложил министру Е.П. Славскому результаты обследования заряда, причину его отказа, состояние концевого бокса и предложения по дальнейшим действиям. К нашему удивлению, из Москвы последовало указание все работы немедленно прекратить, фамилии матросов и причину случившегося доложить подробно, а Карякину вылететь в Белушью Губу для прямых закрытых переговоров со Славским.
Позже выяснилось, что девушка-шифровальщица в слове «матрасы» изменила вторую букву «а» на «о», чем вызвала естественное беспокойство в Москве. Этот комический эпизод лишний раз подчеркнул, как много нервных клеток затратили все причастные к работе в горе Шелудивая как непосредственно на полигоне, так и в Москве. Утром на посадочной площадке сел безотказный труженик Арктики самолет У-2, пилотируемый знаменитым пилотом Иваном Крыссом.
Проводив В.И. Карякина на аэродром, основные действующие лица этой необычной работы запечатлели себя на заснеженном крыльце гостиницы. У одного из нас не оказалось тельняшки, и он опоясал белую рубашку изолентой.
К вечеру было получено указание В. Карякина соорудить в штольне А-3 глухую непроходимую бетонную пробку, после чего вылетать в Белушью Губу. Через два дня, отметив в моей двухкомнатной квартире счастливое окончание этой необычной работы, коллектив экспедиции во главе с В.И. Карякиным вылетел на Большую Землю.
Ядерный заряд, оставленный в штольнеА-3, позже был уничтожен проведенным вблизи него ядерным взрывом при очередном испытании в горе Шелудивая. Командование Новоземельского полигона представило военных – участников работ к высоким государственным наградам вплоть до присвоения звания Героя Советского Союза.
Однако Е.П. Славский решил как всегда мудро: он положил представления в стол. И это было правильно. Потому что если есть герои, значит, есть и виновники, создавшие повод для геройства. А что делать с ними? Кроме того, ради выявления подобных недостатков и проводятся натурные испытания оружия. Установление причины отказа заряда в штольне А-3 заставило изменить конструкцию и поменять разъемы на многих советских атомных боеприпасах, в том числе стоящих сейчас на вооружении нашей армии и флота.
Работа в штольне А-3 оказалась счастливой, т.к. позволила многим ее участникам на долгие годы стать верными, близкими друзьями.
* * *
Время от времени, среди специализирующихся на военной тематике политологов, журналистов и даже некоторых причисляющих себя к специалистам военных возникают дискуссии на тему о необязательности натурных испытаний ядерного оружия. Дескать, современная вычислительная техника позволяет создавать и совершенствовать надежно функционирующие образцы этого оружия, не прибегая к натурным испытаниям. Слушая их, я всегда вспоминаю злополучный разъем на ядерном устройстве в штольне А-3. Подобные конструктивные недостатки, решающим образом влияющие на надежность ядерного оружия, могут быть вскрыты лишь при проведении натурных испытаний.
И вот еще что. Однажды на Новой Земле во время поездки на рыбалку мне удалось поговорить на эту тему с высочайшим авторитетом, замечательным человеком, принимавшим непосредственное участие в создании всех без исключения находящихся сейчас на вооружении образцов российского ядерного оружия генерал-лейтенантом А.А. Осиным. На вопрос о целесообразности проведения испытаний он ответил коротеньким рассказом, который, как мне кажется, уместно повторить.
Александр Антонович был членом советской делегации, ведущей в Женеве непростые переговоры о запрещении ядерных взрывов в атмосфере, космическом пространстве и под водой. Однажды он был приглашен в гости к американскому генералу, его визави на переговорах. Американец свободно говорил по-русски и знал нашу поэзию. Он предложил Осину выйти на балкон своего номера и полюбоваться Женевским озером, по глади которого медленно скользили белокрылые парусники. Американец мечтательно начал читать «Белеет парус одинокий», явно получая от этого удовольствие.
Вдруг он замолчал и спросил: «Скажите, генерал, Вы согласитесь поставить свою подпись под документом о принятии на вооружение своей армии образца оружия без проведения натурных испытаний?» Александр Антонович без колебания ответил: «Нет». Американец сказал: «И я тоже». А затем снова зазвучал М.Ю. Лермонтов. Жаль, что некоторые лица, ответственные за безопасность нашей страны, относятся к проблеме ядерных испытаний без учета мнений специалистов. Современная политика США говорит о том, что американцы таких ошибок не допускают и допускать не намерены.
Когда тот или иной физик использует понятие "физический вакуум", он либо не понимает абсурдности этого термина, либо лукавит, являясь скрытым или явным приверженцем релятивистской идеологии.
Понять абсурдность этого понятия легче всего обратившись к истокам его возникновения. Рождено оно было Полем Дираком в 1930-х, когда стало ясно, что отрицание эфира в чистом виде, как это делал великий математик, но посредственный физик Анри Пуанкаре, уже нельзя. Слишком много фактов противоречит этому.
Для защиты релятивизма Поль Дирак ввел афизическое и алогичное понятие отрицательной энергии, а затем и существование "моря" двух компенсирующих друг друга энергий в вакууме - положительной и отрицательной, а также "моря" компенсирующих друг друга частиц - виртуальных (то есть кажущихся) электронов и позитронов в вакууме.
Однако такая постановка является внутренне противоречивой (виртуальные частицы ненаблюдаемы и их по произволу можно считать в одном случае отсутствующими, а в другом - присутствующими) и противоречащей релятивизму (то есть отрицанию эфира, так как при наличии таких частиц в вакууме релятивизм уже просто невозможен). Подробнее читайте в FAQ по эфирной физике.
|
|
 |