В предыдущих главах мы закончили часть, посвященную истории вопроса. Дальнейшие главы посвящены обзорам по крупным географическим разделам собранных к настоящему времени сведений, преимущественно тех, которые не приводились выше в исторической связи. Эти обзоры заполнят конкретным материалом указанные в предыдущей главе в известной мере авансом рамки азиатского ареала “снежного человека”. В дальнейшем же мы вернемся к выводам о его предполагаемой биологии и о перспективах поисков.
Кашгария
Начать надлежит с того района, который по сумме имеющихся сведений можно считать самым вероятным на всем земном шаре уголком обитания и скопления “снежных людей “ (хотя и там они, очевидно, необычайно редки). Этот район — крайняя юго-западная оконечность Синцьзяна, точнее — Кашгарии, а именно, места, расположенные к югу от города Ташкурган; иначе говоря, это ¾
междугорье, лежащее у границ Советского Памира, Афганистана и Индии (Кашмира), у стыка хребтов: Сарыкольского, Куньлуня, Гиндукуша и Каракорума.
Если бы единственным результатом Памирской экспедиции 1958 г. было получение этого “адреса” — а он был там нами добыт! — то одно это оправдывало бы все расходы поее организации. Приведем прежде всего сообщения киргизов, кочующих в юго-восточной части Памира, многие из которых сохраняют связи с родственниками, обитающими по ту сторону советско-китайской границы.
Киргиз Дувона Достбаев, 72-х лет, родился в Китае, в местности Данбаш, но уже сорок лет живет в СССР, в Мургабском районе Памира. Он рассказывает о событии, происшедшем примерно в 1912 г. в Китае, в местности Текелик-джайляу, административно подчиненной г. Ташкургану. Он слышал об этом от брата отца. Дело было в Китае. Однажды четыре человека поехали на охоту. Один из них, охотник по имени Назар-баатыр, очень сильный человек, ранил архара (горного барана) и пошел за ним вверх в гору, остальные остались внизу. Найдя раненого архара, охотник освежевал его и спрятал часть добычи под камень, так как не мог бы всего унести с собой. Затем появилось существо, похожее на человека, только больше ростом и покрытое короткой шерстью, похожей на шерсть верблюда. Отбросив ружье, охотник схватился с ним врукопашную, повалил на землю и связал веревкой по рукам и ногам. Еще до своего появления этот “дикий человек” издал на некотором расстоянии сильный крик, похожий на человеческий, но теперь, когда он лежал связанный, он уже больше не кричал. Поднявшиеся наконец в гору три других охотника застали его уже связанным. Одного из них отправили в лагерь за яком, чтобы на нем перетащить это существо вниз. Когда тот привел яка, они с трудом взвалили его на яка и привезли в лагерь. Здесь пытались кормить его жареным мясом — он не ел, но сырое ел. Наступила ночь. Наутро погрузили на имевшихся с собою яков убитого архара и этого “гуль-биявана” и отвезли домой, где сняли его с яка, притащили в дом. Утром послали в Ташкурган, чтобы сообщить китайским властям о происшедшем. Из Ташкургана было прислано несколько человек с лошадьми и повозками, они очень благодарили охотника, дали ему много денег и подарков, и увезли “гуль-биявана”. Что сделала дальше администрация в Ташкургане с этим “гуль-бияваном” — неизвестно (ИМ, II, №42. “и”).
Глубокий старик, проживающий в юрте у Памирского тракта, вблизи дома дорожного мастера в Муз-Коле, объяснял, что “дикий человек” — существо не сверхъестественное, а обыденное, которое многие видели в прежние годы. Он бывает немного меньше человека ростом, покрыт шерстью. Сейчас он ушел в Кашгарию, где его и теперь встречают. Там — “все дикие: дикий верблюд, дикий осел, дикий як, и с ними дикий человек”. Несколько лет назад, кажется в 1946 – 1948 гг., его видел киргиз Кудай Верген (лично известный и рассказчику и переводчику). Он был использован как проводник по ту сторону китайской границы, поблизости от китайского поселения Итарка Сары-Джон. Рано утром, будучи верхом, на одном перевале он столкнулся с “диким человеком” покрытым шерстью. Лошадь сильно испугалась, как, впрочем, и всадник, который, не ожидая приближения “дикого человека”, пустился наутек, но, оборачиваясь, якобы видел, что некоторое время “дикий человек” бежал за ним (ИМ, II, №42, “б”). Мамеднияз Айтмамбетов, киргиз из Чеш-Тюбе, семидесяти лет, бывший охотник, говорит, что о “диком человеке” (“адам-джапайсы”) он много слышал с детства: говорят, что как есть дикие яки, дикие верблюды, так есть и дикие люди; они имеются в Китае, в местности Раскем; похожи на людей, но одежды нет и покрыты шерстью; человека они боятся и бегут от него, когда увидят (Ibidem, “е”). Ерназар Джонболдыев, киргиз из Койтезека, 74-х лет, говорит: я слышал много рассказов о том, что в Китае, в местности Итарка Сары-Джон встречается “дикий человек”; в этой местности, добавляет он, вообще много живности: медведи, лисы и т.п. (Ibidem, “в”). Айдаркуль Кудбаев, пастух-киргиз из Кёлджилга, 64-х лет, тоже слышал, что в Китае, в местностях Итарка Сары-Джон и Раскем есть “дикий человек”; который питается травой и ходит голый; охотники на него охотятся с собаками (Ibidem, “г”). Шофер Памирской биостанции в Чечекты киргиз Султан Таштанбеков, 38 лет, по его словам, слышал, что “дикие люди” есть в Раскеме и Куланарыке в Китае. Они, как он слышал, похожи на человека, только тело покрыто у них короткой шерстью. Местные жители на “дикого человека” охотятся и мясо его едят, оно очень вкусное. Если же удается захватить его живьем в неволю, то он ничего не ест, не разговаривает. Вылавливают их особым приемом, приманивая на яблоки (Ibidem, “б”).
Приведем и сообщение киргиза Мамедкерима Бактыбаева, 68 лет, который родился на территории Китая в том самом Куланарыке, о котором говорится в предыдущем сообщении, затем переехал в административный китайский центр г. Ташкурган и лишь в 1944 г. переселился в Советский Памир. Дед мой жил в Куланарыке, в местности Раскем, от него я и слышал, что существуют дикие яки, дикие лошади и дикие люди, — повествует рассказчик. “Дикий человек” похож на обыкновенного человека, такого же роста, но покрыт короткой серой шерстью. Питается травой и корнями растений. Живет в ямах, которые сам для себя выкапывает в земле. Человека он в общем очень боится, так что если человек близко подходит, то он забирает своих детенышей и убегает, но случается, что, увидя человека, и нападает на него (в этом рассказе следует подчеркнуть упоминание мимоходом о “детенышах”). Встречается он в местности Санджи возле Куланарыка, — это большая долина, где есть вода и трава, но без леса, место пустынное, не заселенное людьми. Живет ли он в других местах, я никогда не слышал, но в этом месте на “дикого человека” не охотятся, в него не стреляют — это запрещает местный закон. Когда я жил в Куланарыке, — продолжает Бактыбаев, — там произошел такой случай. Однажды, работая а поле, один человек увидал следы “джез-тырмака” (термины “гуль-биябан” и “джез-тырмак” рассказчик употребляет как тождественные, в смысле “дикий человек”), и заночевал в юрте в том месте, где были следы. Ночью “джез-тырмак” подходил к самой юрте, но охотник выстрелил в него и утром 3 – 4 человека пошли по следам и крови, пока след не завел их в непроходимые места. В реальности “дикого человека” Бактыбаев, как и предшествующие информаторы, нимало не сомневается, хотя и готов выразиться о нем в прошлом времени: “это не джин, он действительно существовал когда-то” (Ibidem, “ж”).
Прославленный мургабский охотник Халбай Курбанов, 44 лет, родившийся в Китае и проживший там до 16 лет, утверждает, что по ту сторону границы, в Китае есть “дикий человек” (“адам-джапайсы”). Два человека, приезжавшие из Китая в Мургаб, подтвердили это, оба — старые охотники, киргизы. Они говорили, что “дикий человек” есть в местности Итарка Сары-Джон, что живут эти существа и на равнине, там, где есть камыши, заросли (урманы), деревья, песок. Эти “дикие люди” похожи на человека, но покрыты короткой шерстью; увидев охотника, они убегают от него, причем бегут на двух ногах, как бежит человек (Ibidem, “з”). Пастух-киргиз Каландар Элчиев, из ущелья Айдынкуль, 54-х лет, ходивший караванщиком в Кашгарию, говорит, что, по словам местного населения, в Китае в местности Паранг в Раскеме есть “дикий человек”. Ростом он, якобы, с человека, ходит без одежды, покрыт короткой шерстью, живет в лесистых местах. Человека он никогда не трогает, наоборот, избегает его. Питается он, как говорят, дикими плодами (ИМ, III, №94, “а”).
Приблизительно в том же направлении указывало и единичное сообщение, опубликованное ранее К.В. Станюковичем: “Первые сведения о существовании голуб-явана я получил еще в 1935 г. в Кзыл-Рабате (крайний юго-восток Памира) от одного старика киргиза, который рассказывал, что когда он в молодости кочевал по Тогдумбаш-Памиру (Синьцзян), то ему пришлось уйти из одной долины с хорошими пастбищами, так как там появился дикий человек, который таскал у него овец и пугал его домашних криками с горы” (Станюкович К.В. Голуб-яван (Сведения о “снежном человеке” на Памире) // Известия Всесоюзного географического общества. М., 1957, т. 89, в. 4, с. 343 – 345 (с. 344). Термин “голуб-яван”, употребляемый в данной статье К.В. Станюковичем, оказался ошибочным воспроизведением таджикского названия “гуль-бияван”.).
В сущности к тем же самым местам, хотя и к той части Сарыкольского хребта, которая лежит севернее Ташкургана, относится и упоминавшееся сообщение китайского кинорежиссера Бай Синя из киностудии Народно-освободительной армии Китая. Он сообщил, что в 1954 г. он и трое его коллег на горе Музтаг-Ата на высоте 6 тыс. м. однажды утром после восхода солнца на расстоянии около тысячи метров видели двух “человек” — невысоких, со сгорбленными спинами, которые, следуя друг за другом, взбирались вверх по склону горы. Эти существа, не обратив внимания на крики и выстрелы, продолжали взбираться большими шагами, карабкаясь наверх с легкостью, и потом исчезли среди скал. В другой раз Бай Синь и фотограф обнаружили на снегу следы двуногого существа, напоминавшие след человека, но большего размера. Бай Синь и его коллеги шли по этим следам полтора километра и обнаружили несколько капель крови по пути; эти следы привели их, наконец, к массивной глыбе льда, откуда им пришлось повернуть обратно из-за позднего времени. Бай Синь узнал, что среди населения и пограничников ходит много рассказов о “диких людях” Китайского Памира. Так, пограничники выбросили, в 40 м от своей хижины мясо сдохшей коровы и ночью при свете луны видели как “дикий человек”, шерсть которого показалась им белой, схватил мясо и убежал с ним. На основании сведений и собственных наблюдений Бай Синь выражает убеждение, что это существо не легендарное, а действительно живет в горах Китайского Памира (ИМ, I, №31).
Теперь уже много независимых друг от друга стрелок указывают на тот же уголок Кашгарии — южнее г. Ташкургана. Генерал-майор П.Ф. Ратов сообщил в Комиссию по изучению вопроса о “снежном человеке”, что, работая в Синьцзяне в 1939-1940 гг., он имел надежные сведения об обитании в трех районах этой китайской провинции “диких людей”. В частности, от указываемых им поименно ответственных советских военнослужащих он имел сообщения об обитании “диких людей” в районе Ташкургана. “Китайские солдаты, служившие в Ташкургане, много раз встречали диких людей. Эти существа не говорят, не имеют никакой членораздельной речи. Если к ним пытаются приблизиться, они отбегают, так же как и когда им протягивают пищу. Но если ее оставить на земле, подчас после долгих колебаний подходят и берут. В этом районе говорят о существовании даже большого количества этих диких людей” (ИМ, III, №85, с.34). Проф. Б.А. Федорович, географ, в мае 1959 г. записал рассказ таджика Маттука Обдераима, 26 лет, работавшего милиционером, ныне в коммуне в г. Ташкургане. В 1944 г., когда рассказчику было 11 лет, он ездил к своему дяде Нуруз Мухамеду, жившему на Раскем-Дарье, к югу от Ташкургана на расстоянии трех дней пути на лошади. Во время пребывания рассказчика на Раскем-Дарье его дядя принес с охоты только что убитого “дикого человека” (“яво-хальг”). По воспоминаниям Маттука, это было существо похожее больше на человека, чем на обезьян (которых Маттук видел в книгах). Рост животного равен среднему росту человека. Шкура покрыта тонкой и короткой шерстью желтоватого цвета. Цвет и густота шерсти на спине и передней части тела одинаковы. Шерсть “яво-хальга” отличается от медвежьей тем, что не так пушиста и более коротка. На голове у “яво-хальга” волосы длиной в четверть (15 – 17 см), того же цвета, что и шерсть; на морде (лице) растительность редкая. Хвоста нет. Ступни ног “яво-хальга” шире и короче человеческих, таков же и след его ног, резко отличающийся от значительно более широкого медвежьего следа. На руках большой палец ближе к остальным, чем у человека. Сохранилась ли сейчас шкура этого животного в семье дяди, Маттук не знает, так как с тех пор на Раскем-Дарье не 6ыл. По рассказам как дяди Маттука, так и другого жителя Раскем-Дарьи, Ниях Ахуна, видевшего “яво-хадьга” и много знающего о нем, это животное при встрече с человеком быстро убегает в горы на двух ногах, причем бегает он со скоростью горного барана. При преследовании часто оборачивается и издает резкий гортанный крик вроде “э”, не похожий ни на человеческий, ни на медвежий, ни на собачий или других существ. По словам рассказчика, “яво-хальг” водится в местности, где природные условия менее суровы, чем в Ташкургане, где значительно больше растительности, там, где водятся дикие верблюды и дикие яки (Архив Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке”). Проф. Б.А. Федорович записал также опрос киргиза Хадырбека, работающего в комитете коммуны, недалеко от Ташкургана. По словам последнего, “дикий человек” (“явой-адам”) обитает обычно около Шиншил на границе Синьцзяна и Кашмира, где много воды и хорошая растительность, а по рассказам водится и в горах соседних районов Афганистана и Пакистана; он водится, якобы, и в горах над сел. Карглык, и на Раскем-дарье, где пасутся дикие лошади и дикие яки. Последние конкретные сведения о встрече с “диким человеком”, которыми располагает Хадырбек, относятся к 1941 – 1942 гг., когда на пограничной заставе Шор-Булак производилась охота на диких лошадей и яков и охотники несколько раз видели “дикого человека”, однако за ним не охотились. Проф. Б.А. Федорович подчеркивает, что расспросы обоих упомянутых информаторов велись в присутствии местных жителей, которые относились к этим рассказам с полным доверием (Архив Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке”).
Наконец, приведем и относящиеся к тому же району сообщения, полученные через посредство проф. Пей Вэнь-чуна из Синьцзянского филиала Академии наук Китая. Они служат еще одной стрелкой, указывающей исследователям проблемы “снежного человека” путь все в тот же район — южнее Ташкургана. Записано сообщение тов.Ся Ти-дыка по национальности “та” из уезда Та, что в 1954 г. в горах Упулан и Табан (юго-восточнее Ташкургана) был пойман “человек-медведь”, у которого лицо напоминает обезьянье, руки изгибаются как у человека и схожи с человеческими, большой палец противопоставляется указательному, ногти острые, руками он способен охватывать и далеко бросать сравнительно большие камни. Этот “человек-медведь”, согласно сообщению, полностью отличается от медведя, так как и ноги и следы у него вполне человеческой формы, положение тела — человеческое, ходит он на двух ногах, хотя, правда, когда замечает преследователя, то и на четвереньках. Еще важнее, пожалуй, пересланное сообщение начальника автономного уезда Сиженбека о том, что в районе Жискан (юго-западнее Ташкургана), в глухом и лесистом месте, среди покрытых льдами гор, обитает скопление обезьяноподобных “диких людей”. Они покрыты шерстью бурого цвета, которая, как сообщается, линяет в апреле, движения их ловки; они ходят в вертикальном положении, детей держат по-человечески на руках. В настоящее время — заканчивает свое письмо проф. Пэй Вэнь-чун — идет исследование и проверка этих сообщений (Письма от 19 ноября 1959г. и 9 февраля 1960г. Архив Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке”). Но в немалой мере проверкой может служить и перекрестное сравнение серии приведенных независимых сообщений, указывающих на один и тот же, причем сначала вовсе непредвиденный и даже неожиданный, район. К нему же относятся и цитированные выше слова проф. Э.М. Мурзаева: некоторые местные охотники утверждали, что на границе Китая с Советским союзом и Индией они встречали “ябалык-адама”; он всегда одинок, не подпускает к себе людей, кидает в них камнями (Мурзаев Э.М. Современный миф о снежном человеке // Природа. М., 1961, № 4, с.73 – 74).
Как видим, на юго-восточном краю Кашгарии (Синьцзяна) в районе Ташкургана и южнее, действительно налицо узел или сгущение самых разнообразных не индуцированных друг другом информации о “диких людях”.
Тибет
В нашем обзоре от этого узла мы можем теперь двигаться либо на восток, т.е. в Тибет, либо на север, т.е. на остальную территорию Синьцзяна. Представляется целесообразным избрать для начала восточный вариант и окинуть взглядом наличные разнообразные свидетельства, относящиеся к Тибету.
Мы в предыдущих главах уже успели ознакомиться с некоторой суммой данных по Тибету, с выписками из древних духовных и светских, медицинских и географических книг. Мы привели сведения о “снежном человеке” в Тибете, исходящие от связанных с буддизмом русских знатоков Тибета Л.Ш. Тепкина и Н.В. Валеро-Грачева; последний, как мы помним, на протяжении всего Тибета множество раз убеждался в наличии в стране обильных сведений о “ми-гё”, причем лишенных всякого фантастического оттенка (см. гл. З). Мы приводили текст из книги Рокхиля, где сообщалось о встречах каравана с этими существами, причем не в южном, а в северном Тибете: неоднократно в пустынях Северного Тибета караван встречал диких волосатых не имевших речи людей, бросавших камни. Приводились свидетельства Найта, Элуиса о их личных встречах о подобными существами именно в Тибете.
Целая группа сведений относится к району вокруг монастыря Ронгбук на северных склонах Эвереста, как и вообще к территории, лежащей непосредственно к северу от непальско-тибетской границы в Гималаях. Как говорилось выше, в 1922 г. старший лама Ронгбукского монастыря ответил путешественнику Брюсу, что пять “ми-гё” обитают в горах выше Ронгбука. Норман Харди сообщил, что, по его сведениям, в самом этом монастыре хранится такой же скальп “йе-ти”, какие обнаружены в монастырях Пангбоче и Кумджунг. Мы уже говорили и о том, что в книгах Стонора и Иззарда имеется известное число показаний и шерпов и тибетцев, указывающих на территорию Тибета, причем читателю иногда необходимо произвести анализ географических названий, чтобы установить, что эти вкрапленные в изложение сведения в действительности относятся не к Непалу, а к Тибету. Вот рассказы двух опрошенных Стонором тибетцев, прибывших из деревни, расположенной вблизи монастыря Ронгбук. Два-три сезона назад в начале весны несколько мальчиков из их деревни, пасших стадо яков, увидели шедшего к ним невысокого человека, который, приблизившись, оказался не человеком, а “йе-ти” — существом с остроконечной головой, с телом покрытым темно-рыжими волосами; мальчики бросились наутек. В этом же округе широко известно происшествие, случившееся несколько лет назад. После необычайно сильного ливня хлынувшие из горного озера воды смыли со склона “йе-ти”, труп которого прибило к скалам; многие из жителей деревни рассматривали этот труп, описывая “йе-ти”, как невысокого человека с остроконечной головой и рыжевато-бурой шерстью, но сохранить его шкуру побоялись. Монахи из монастыря Ронгбук якобы довольно часто видят “йе-ти” в зимние месяцы, когда те спускаются пониже. Крик “йе-ти” знаком большинству горцев и временами раздается вблизи деревень. Тибетцы считают, что этот зверь питается мелкими животными, вероятнее всего пищухами, живущими среди скал, а летом -крупными насекомыми, вероятно некоторыми видами сверчков (Стонор Ч. Op. cit., с. 107.). Все информаторы-непальцы, говорит Стопор, были уверены в том, что “йе-ти” распространен и по ту сторону границы, в самом Тибете (Ibidem, с. 87), а многие опрошенные были именно тибетцами, прибывшими с той стороны границы. Таков, например, прибывший с караваном из населенного пункта Двингр, расположенного в нескольких днях пути к северу от непальской границы, торговец Пасанг Нима. По его словам, он сам видел “йе-ти” в сентябре или октябре прошлого года, когда вместе с другими паломниками поднялся вверх в горы к какому-то священному месту для религиозной церемонии. Подошедшие туда же другие тибетцы сообщили, что невдалеке видели “йе-ти”, и вскоре Пасанг с друзьями направился к указанному ими месту, чтобы посмотреть зверя. Действительно, они увидели его среди кустов рододендрона на расстоянии каких-нибудь 200 – 300 ярдов. Ростом и сложением это существо походило на невысокого человека; длинные волосы покрывали его голову, среднюю часть туловища и бедра; лицо и грудь зверя казались не такими волосатыми, а волосы на ногах ниже колен были короткими, причем цвет волос на груди был рыжеватый. “Йе-ти” ходил на двух ногах и держался прямо, почти как человек, но все время нагибался, видимо для того, чтобы выкопать какие-то корни; ни разу за все время пока за ним наблюдали он не опустился на четвереньки. Немного погодя, заметив людей “йе-ти” испустил громкий, пронзительный крик и бросился убегать передвигаясь по-прежнему на двух ногах, но держась как то бочком, и скрылся в подлеске. После его бегства, сказал Пасанг, мы подошли к тому месту, где он бродил, и видели отпечатки его следов на мягкой почве. Рассказ Пасанга не вызвал недоверия слушателей; один из тибетцев добавил, что видел такого же зверя около своей деревни (Стонор Ч. Op. cit., с. 57-58).
Другой опрошенный Стонором тибетец, прибывший из местности по ту сторону границы, дал со своей стороны описание внешности “мих-ти”: ходит на двух ногах, коренастый, туловище и ноги покрыты длинной шерстью, грудь менее волосата, цвет шерсти как у тахра -горного козла. Пинечу, как звали этого информатора, утверждал, что крики “мих-ти” он слышал много раз, и даже воспроизвел этот крик. Питается “мих-ти”, по его словам, мелкими животными, живущими в скалах, подкарауливая, пока зверек не вылезет из норы, затем хватает и убивает, ударив о скалу; потом вытаскивает внутренности зверька, которые не съедает, а отбрасывает прочь. Отец Пинечу, ночуя в горах, проснувшись увидел при лунном свете “мих-ти”, присевшего на корточках в нескольких метрах от спавших у потухащего костра людей. Преодолевая страх, отец бросил в костер кусок смолистого дерева, и зверь убежал от поднявшегося чада. Другой житель той же деревни рассказывал Пинечу, что в горах, догоняя ушедшего вперед отца, он в действительности чуть было не нагнал шедшего на задних лапах по тропинке, похожего на человека, “мих-ти”; спрятавшись за скалой, юноша видел, как зверь сошел с тропинки и стал карабкаться по валунам, а на свежем снегу остались его следы, похожие на отпечатки босых человеческих ног (Ibidem, с. 141 – 142).
Покойный выдающийся советский тибетолог проф. Ю.Н. Рерих, проживший многие годы в Гималаях и Тибете, собрал обильные сведения населения о существе, которое теперь известно под названием “снежного человека”. Мы еще вернемся к данным Ю.Н. Рериха, пока же отметим из них одно сообщение: “Недалеко от перевала Натхё-ла, на тибетской стороне, имеется буддийский монастырь Дунгкар, стоящий на большой высоте — приблизительно 3000 м. Местные монахи говорят, что им постоянно приходится сталкиваться с этим существом, что в их глазах это не догадки или какие-то темные слухи, или глухие предания, а реальный факт. Когда они ходят в лес за дровами и собирать травы, они постоянно вблизи монастыря замечают присутствие “дикого человека”” (ИМ, I, №16, с. 64).
Выше уже сообщалось, что в настоящее время Академия наук Китая занята исследованиями проблемы “снежного человека”. В том числе китайскими исследователями проведен сбор опросных данных и вещественных материалов в районе Эвереста (Джумулама). Местные жители, которые утверждают, что видели “ми-бянь” (буквально “человек-медведь”), очень хорошо разбираются в природе, отлично знают виды медведей, безошибочно указывали внешние признаки медведя, привычки, следы и т.д. Так как они утверждают, что “ми-бянь”, которого они видели, не имеет ничего общего с медведем, и имеют при этом отчетливое представление о медведе, они безусловно не могли совершить ошибки и смешать это человекоподобное животное с медведем. Помимо этого китайским исследователям удалось тут добыть образец якобы принадлежащих “ми-бянь” волос; изучение этого образца еще не закончено, но этот очень тонкий и мягкий волос внешне совсем не похож на медвежий и, по-видимому, принадлежит представителю отряда приматов (Письменные сообщения проф. Пэй Вэнь-чуна. Архив Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке”) — Об этих и других результатах исследований китайских ученых в Гималаях зоолог Сю Вэнь сделал доклад в декабре 1959 г. на конференции по палеоантропологии при Академии наук Китая. Профессор Пай Вэнь-чун на страницах китайской печати сообщил, что на этой конференции “были и ученые, сделавшие сообщения относительно некоторых новых материалов о “снежном человеке” в высокогорьях Тибета, в результате чего мы расширили свои представления о загадке “снежного человека”, к которой приковано пристальное внимание всего мира” (Пэй Вэнь-чун // Гуаньминь жибао. 4 января 1960 (на китайском языке)).
Если сведения об обитании “снежного человека” в Тибете были собраны в странах, лежащих к югу от него, то подобные сведения имелись и в странах, лежащих значительно севернее от Тибета. Так, опытные охотники говорили проф. Хахлову, что если им не удастся найти “дикого человека” в районах, населенных казахами, они будут продвигаться вглубь Центральной Азии, направляясь в Тибет (ИМ, IV, с.68). Лама из Агинского дацана (Бурятия) предупредил Н.В. Валеро-Грачева, отправлявшегося с караваном паломников в Тибет, чтобы тот не пугался встречи с “диким человеком” (См. выше). О том, что на пути из Агинского дацана в Лхасу пешим паломникам-ламам встречался “человек-медведь”, рассказывает в интересном письме жительница с Агинского Ж. Жамцаранова. Она слышала от матери поучительные сказки про это существо. Описание его внешности схоже с обычными, но добавляет кое-что о его повадках: он ходил как человек, покрыт волосами, таскал с собой палку, которой раскапывал норы тарбаганов (сурков). Тарбаганы, увидев приближение “человека-медведя”, скрывались в нору; он подходил к норе и начинал копать палкой, причем не торопясь, отдыхая и поджидая, пока тарбаганы не начинали выходить, и тогда он цапал их. Паломники подчас наблюдали эти сцены из-за какого-нибудь бугра или холма; на них “человек-медведь” не нападал, но и паломники, боясь, не трогали его. Далее следует народная прибаутка о том, как из-за недостатка ума “человек-медведь”, прижимая подмышку второго тарбагана, упускал первого и т.д. (ИМ, III, №95)
И далеко к западу от Тибета слышали о том же: опрошенный на Памире охотник-киргиз Турганбай Шаимкулов сообщил, что, по рассказам стариков, в Тибете есть “дикий человек” (“адам-джапайсы”), он похож на человека; когда видит человека, бежит от него (ИМ, II, №58, “н”, с. 92). Рабочий яководческого совхоза Булун-куль на Памире Кадыр Токоев сообщил, что, когда в 1922 или 1923 гг. он рассказал отцу о своей встрече с “гуль-бияваном”, отец не поверил. “Он сказал, что гуль-биявана в наших местах нет, что гуль-бияван есть только на китайской стороне. Там их много, а у нас нет. Отец у меня был очень знающий человек, охотник. И дед мой тоже был хороший охотник. Они рассказывали мне о Гуль-бияване, которого охотники часто видят в Китае. Еще они рассказывали, что в Тибете, по словам китайцев, приводивших к нам караваны, тоже часто видят диких людей. В Тибете, рассказывали, есть гора, где живет целая семья таких “людей”, и поэтому на гору местные жители ходить боятся: гуль-бияваны бросают на них сверху большие камни и страшно кричат” (ИМ, II, №58,“г”, с. 8). Далеко распространились эти сведения о Тибете. В одном из колхозов Киргизской ССР (колхоз Бейшике Кеминского района Фрунзенской области) проживает около 30 переселенцев из Китая, которые, в годы войны, жили в глухих районах Тибета, добывая себе пропитание охотой на архаров и другую дичь. Один из них, по имени Омралы, рассказал, что одна из их женщин была схвачена “киш-кииком” (“диким человеком”). Он сравнительно мало отличался от человека, только был покрыт шерстью и не мог говорить. Так как женщина, спасшись, указала, где находилось логово “дикого человека”, власти направили туда несколько человек для захвата этого существа; и действительно, там были пойманы дикие мужчина и женщина, сплошь покрытые шерстью, дальнейшая судьба которых рассказчику неизвестна (ИМ, П,.№39).
В самом Тибете сборы сведений о “диком человеке” производились разными лицами. Вот, например, сообщения, записанные австрийским этнографом Небески-Войковиц в 1950-1953 гг. со слов одного из ответственных тибетских служащих, по имени Ниима, получившего западное образование и не отличавшегося особым суеверием. Он решительно утверждал, что трижды видел следы “ми-гё”. Впервые это было еще в детстве, в монастыре Дунгкар-Голта, главном монастыре долины Чумби. Однажды ночью обитатели монастыря и он были приведены в ужас, услышав характерный для “ми-гё” свист, а на следующее утро обнаружили на снегу недалеко от стен монастыря его следы, уходящие в заросли. Много лет спустя Ниима во время ночевки на снежном перевале Нату в Гималаях услышал, как и его спутники, недалеко от лагеря свистящий крик “ми-гё”. Когда рассвело, они обнаружили его следы и пошли по ним: “ми-гё” внезапно появился из-за скалы; это было обезьяноподобное существо, которое раскачивающейся походкой удалилось без особой поспешности и скрылось за выступом горы. В третий раз Ниима встретил “ми-гё” в лесу в долине Чумби. Ночью Ниима и его спутники услышали шорох приближающегося к лагерю животного; они поспешно раздули огонь, и видели “ми-гё”, который некоторое время бродил вокруг лагеря, однако не заходя на пространство, ярко освещенное огнем.
Со слов Ниимы Небески-Войковиц записал и еще одну любопытную историю о “снежном человеке”, который близ перевала Нату попал в плен. Эта история тем более интересна, что в нашем распоряжении имеется ее другая запись, произведенная проф. Ю.Н. Рерихом из других источников. Небески-Войковиц рассказывает ее так. Однажды тибетские сторожа расположенной близ перевала хижины для отдыха заметили, что “ми-гё”, подойдя к дому, пьет воду из деревянного корыта. Это повторилось и в другой раз. Тогда они решили попробовать вместо воды налить в корыто тибетского пива, и, вооружившись веревками и шестами, спрятались в засаду. Действительно, “ми-гё”, явившись снова, стал пить и, так как пиво ему явно понравилось, он за короткое время осушил корыто, а затем, опьяневши, тут же упал на землю. Тибетцы бросились к нему и крепко привязали его за руки и ноги к шесту. Затем они отправились со своим грузом в путь, так как полагали, что европейские саибы несомненно дадут им богатое вознаграждение за их редкостную добычу. Однако им не удалось далеко уйти. Вскоре “ми-гё” очнулся от опьянения. Он одним рывком разорвал веревки, и, делая большие прыжки, быстро исчез среди камней горного склона (Nebesky-Wojkowitz R. Ibidem, s. 70). В записи Ю.И. Рериха эта история расходится в некоторых деталях, но совпадает в основном. “Когда я был в районе перевала Нату-ла, мне пришлось встретиться с группой тибетцев, которые с караваном шли из Тибета, перевалили через перевал Дзэле-ла и в дальнейшем прибыли в г.Калимпонг. Они слышали об интересе европейцев к “снежному человеку”. Эта группа мне рассказала следующий любопытный факт. Когда они перешли перевал, то в лесу на высоте свыше 4000 м они заночевали. Как всегда у них был с собой чанг — тибетское пиво, настоенное на ячмене. Часть чанга осталась в сосуде около костра, вокруг которого они улеглись спать. Проснувшись ночью, один из них увидел, что к костру приблизилось существо, которое они называют “ми-гё”. Он притаился, решив, что это прекрасный случай посмотреть что “ми-ге” будет делать а может быть поймать его и извлечь из этого выгоду. Все говорят что это существо очень любопытно, когда оно приближается к лагерю, оно начинает передвигать предметы, проявляет большой интерес к тем вещам, которых оно обычно не видит. Найдя открытый сосуд с остатками пива, “ми-гё” отведал пива, которое, видимо, ему понравилось, затем выпил больше, охмелел и тут же возле людей заснул... Спящего “ми-гё” схватили, связали. За руки и за ноги его привязали к шесту и потащили вниз, надеясь дотащить до г. Калимпонга. Но по дороге это существо пришло в себя, увидело себя в несколько неожиданном положении, и, так как оно очень сильное, рвануло веревки, они лопнули, и оно убежало. Итак, тибетцы пришли ни с чем. Это было приблизительно в 1938 – 1939 гг. Важно подчеркнуть, что прошло некоторое время после того, как я слышал этот рассказ, и снова те же самые лица рассказывали мне то же самое. Из повторения подробностей особенно ясно, что это — не просто рассказ, что они действительно несли какое-то существо” (Цитировано по стенограмме доклада Ю.И. Рериха. Ср.: ИМ, II, №47). Наконец существует еще и третья запись той же истории, произведенная антропологом принцем Петром Греческим. Она отличается от первых двух вариантов незначительными деталями, но совпадает в основном (Heuvelmans B. Ibiden, р. 137. предыдущая ссылка на данного автора Гл. 5: Heuvelmans B. Comment j'ai percé le mystére des scalps du yéti // Science et Avenir. Paris, 1961, №169, mars).
Со слов тибетца Тсеванг Пемпы записана книга “Тибет моя родина”. Вот что мы находим в ней о “снежном человеке”. “С раннего детства я слышал рассказы о ми-гё. Ятонг и его окрестности (долина Чумби) считались его излюбленным местом, в особенности же Чумпитханг, расположенный по дороге и Сикким. Полагают, что ми-гё ¾
огромное существо, похожее на обезьяну, что питается он фруктами и ягодами и живет высоко в горах; в холодные зимние месяцы ми-гё спускается ниже. Говорят, что его всегда привлекает запах жареного мяса, и поэтому, когда в Чумпитханге появляются приезжие, их настоятельно просят не жарить мяса. У ми-гё длинные волосы, которые прядями ниспадают с головы... Ми-гё является священным животным; однако увидеть его — к несчастью”. Пемпа передает некоторые поверья, а также полу-правдоподобные рассказы, связанные с “ми-гё”. Из них интересно отметить нередко повторяющееся в разных географических областях и у разных народов утверждение, что “снежный человек”, поддается приручению, в том числе на воле; когда монах Геш Римпош из монастыря Дунгкар на целый год однажды удалялся высоко в горы, по его словам, прирученный им “ми-гё” таскал для него топливо, воду и пищу. Но, видимо, сам Пемпа не вполне уверен в этом рассказе, ибо он продолжает: “Я знаю только одного человека, лично видевшего обезьяноподобное существо, которое, должно быть, было ми-гё. Это был честный, суровый труженик, не обладавший особым воображением или фантазией. Однажды по дороге в Ятонг он проходил близ озера Тсонга в 20 км от Чумпитханга. День был холодный, шел снег. Внезапно он услышал слева от себя со стороны леса хруст веток. Он посмотрел в ту сторону, и то, что он увидел, привело его в ужас. Человекообразное существо приблизительно 1,5 м ростом, с красным лицом и рыжими волосами стояло на опушке леса и смотрело на него. Затем это существо перебежало дорогу и скрылось в чаще. Когда этот человек пришел в Чумпитханг, он узнал, что многие из этой округи видели ми-гё. Невозможно сомневаться в честности и правдивости этого человека, и случай этот, по-видимому, действительно имел место” (Tsewang Pempa. Tibet mа patrie. Paris. 1958, p. 72 – 74).
Обратимся к сведениям, полусонным от другого коренного тибетца, Гэ Лана, опрошенного нами по время его проезда через Москву” В существовании “ми-гё” в Тибете никто не сомневается, о нем все знают, — говорит Гэ Лан. Лично он сам видел в монастырях Лхасы кости, в частности черепные крышки, которые приписываются “ми-гё” и употребляются при некоторых церемониях, по впечатлению Гэ Лана, черепная крышка “ми-гй”, которую он видел в руках у монахов, по разрезу (распилу) длиннее, чем обычная черепная крышка человека. Гэ Лан слышал, что в других монастырях есть шкуры “миге”. Согласно рассказам охотников, “ми-гё”, хотя он и ест некоторые корни, является плотоядным, хищным животным: Гэ Лан сам видел приносимые охотниками с гор недоеденные остатки пищи, например, объедки туши зайца, приписываемою “ми-гё”. По рассказам, “ми-гё” покрыт шерстью — коричневой с отблеском, густой, но не длинной, кроме головы, где волосы очень длинны. Гэ Лан знал охотника, который говорил, что в верхней части тела “ми-гё” волосы растут ворсом вверх, а в нижней — вниз. Ростом “ми-гё”, как говорят, выше обезьяны и немного выше человека. Лицом “ми-гё”, по рассказам, похож одновременно на обезьяну и на человека. Издает громкие крики вроде “пу-ку, пу-ку”. Здесь особенно следует подчеркнуть сообщение Гэ Лана, что, по рассказам, живые “ми-гё” обитают не только на юге Тибета, но и на севере Тибета, в районе, который он назвал Нари (Нгари) (ИМ, II, №37).
Интересные записи о “ми-гё” собрал польский журналист Мариан Белицкий, посетивший Тибет в 1956 г. Прежде всего, во время пребывания в Лхасе, он узнал от высокопоставленных лам, что термин “йе-ти” (по-непальски) и “ми-гё” (по-тибетски) означает одно и то же. В дальнейшем он узнал от своего переводчика, что по убеждению тибетцев — “ми-гё” действительно существуют, обитают они где-то в Гималаях и в северных горах (как видим, полное совпадение со сведениями Гэ Лана). Нашел, наконец, Белицкий и человека, который не боялся говорить с чужеземцем о “ми-гё” и рассказал ему о своей непосредственной встрече. Два года назад, когда они проходили через Ятонг, его брат на пути из соседней деревушки услышал треск в кустах и, оглянувшись, увидел выглядывавшего из ветвей “ми-гё”. Последний был коричневого цвета, у него много волос над лбом. Он не издавал никаких звуков, только протянул длинные руки тоже покрытые шерстью. Рассказчик скрылся бегством. Ятонг, объяснил Белицкому собеседник, лежит в долине Чумби, врезывающейся клином в подножие высоких Гималаев между Сиккимом и Бутаном. Тамошние люди уверяют, что “ми-гё” приходят в долину с гор, а высокие вершины -это место их обитания. Живут они в пещерах на недоступных горах или в недоступных ущельях. Вниз спускаются редко, только за кореньями и плодами, которыми они питаются, иногда за теплом в трескучие морозы, иногда же, якобы, за людьми. Несколько подробнее удалось Белицкому поговорить о “ми-гё” с как-то случайно разговорившимся ламой из монастыря Таши Лхунпо в Шигадзе. По словам последнего, монахи, которые в течение долгого времени жили в “тсам-гам” (пустынных местах отшельничества) на труднодоступных склонах, нередко встречали “ми-гё”, а некоторые якобы приручали их и заставляли приносить ветки для топлива, воду, съедобные коренья и ягоды. Это — существо роста выше человеческого, внешне похожее на человека, с телом, поросшим светло-коричневыми волосами, проживающее на высоких горах, питающееся кореньями и ягодами, передвигается оно на двух ногах и имеет ступни более крупные, чем у нормального человека. “Ми-гё”, по сообщению этих монахов, не является агрессивным по отношению к человеку. Однако жители тех мест, с которыми беседовал Белицкий, считают, что “ми-ге” похищают людей; распространено мнение, что при встрече с “ми-гё” нужно стремительно бежать вниз с горы. Один охотник хвастался тем, что он когда-то застрелил “ми-гё”. Рассерженные “ми-ге” издают нечленораздельные звуки. Между собой они общаются также лишь с помощью нечленораздельных звуков. Белицкий подчеркивает, что во всех беседах повторялись и совпадали многие сведения, в частности, касающиеся внешнего вида “ми-гё”.
Опросы, проведенные Белицким, дали и еще один важный результат. Ему удалось откровенно поговорить лишь с очень немногими. Ламы, хотя и подтверждали, что они слышали о “ми-гё”, не считали удобным говорить об этом гопсею (буквально: человеку с желтыми волосами, т.е. чужеземцу). Многие утверждали, что будет плохо тому, кто рассказывает чужеземцу о “ми-гё”. Один видный и довольно образованный лама так ответил на вопрос, почему люди столь неохотно говорят о “ми-гё”: “Может действовать две причины. О священных вещах, — а народ верит, что ми-гё являются священными существами, — вообще говорится неохотно, особенно с чужими, с иностранцами. Это первое, во-вторых, если бы весть о ми-гё достигла далеких стран, экспедиции иностранцев стали бы появляться у нас слишком часто”. Более всего несловоохотливость населения по этому вопросу объясняется множеством поверий, окружающих “ми-гё”. “Миге, хотя и священное существо, но плохой признак, если его увидит человек”, говорил Белицкому один собеседник. Да и разговаривать о нем небезопасно (точно так же, как, например, о тигре или о медведе во многих географических областях) (ИМ, III, №92).
Со слов одного китайского студента в Днепропетровске В.О. Ванк записал некоторые рассказы и легенды тибетцев о “ми-гё”. Во многих местах Тибета, по словам студента, жители летом спускаются с гор в долины, когда же на зиму они возвращаются в свои оставленные пустыми дома в горах, то замечают, что в домах похозяйничал “ми-ге”. Однажды якобы были найдены и два трупа перепившихся оставленным пивом и передравшихся “ми-гё”; люди отнесли их головы в один из тибетских храмов, где эти черепа хранятся и поныне, но ламы не допускают туда чужеземцев. Жители Западного Китая утверждают, что “ми-гё” часто похищают и уносят в горы из любопытства домашнюю утварь, которую люди затем нередко находили высоко в горах (ИМ, II, №44).
Если часть сведений, как мы видели, указывают на Южный и на Северный Тибет, то есть и некоторое число указывающих на Восточный. Так, весьма авторитетный и прославленный в буддийских кругах лама Тсултун Замбо, во время паломничества в горы у восточной границы Тибета, находясь в благочестивом отшельничестве у какой-то из горных вершин, приручил одного “ми-ге” (“ми-ргу”). По его описанию, это было обезьяноподобное существо чуть ли не 2,5 м ростом, с туловищем покрытым шерстью длиной в 4 см, со смуглым лицом. Лама сказал: “Он не только не причинил мне вреда, он помог мне в моем отшельничестве. Он не умел разговаривать, но отличался большим умом” (Иззард Р. Op. cit., с. 57). Запрошенный нами председатель Всекитайской буддийской ассоциации Шэрап Джамцо в своем любезном ответе сообщил между прочим, что тибетский “ми-гё” является животным, похожим на обезьяну, но более крупным; различные виды “ми-гё” отличаются своим ростом и силой. Шэрап Джамцо подчеркивает, что он не знает, какое именно животное непальцы называют “йе-ти”, но полагает, что оно отлично от тибетского “ми-гё”. Последний, по словам Шэрапа Джамцо, “крупнее обезьяны и выше ее на половину тела. Человеческой речи не понимает. Говорят, водится в лесистых долинах восточного Кон-по Тибета и южного Мон-юля. Не знаю, водится ли он в других областях...” (ИМ, III, №91).
Один из важных выводов из обзора описательного материала по Тибету состоит в том, что здесь ламаистское духовенство является существенной помехой на пути проникновения в тайну “снежного человека”, хотя и обладает о нем обширными сведениями, которые подчас по крупицам удается от них добыть. Есть немного сообщений, что в буддийских храмах и монастырях хранятся и используются для культа и обучения отдельные кости, шкуры и даже целые мумии “ми-гё”. Так, например, давно уже опубликованы сведения, что, по словам ламы Чемед Ригдзин, он сам осматривал мумифицированные тела двух “ми-гё”: одно в монастыре Римбоче в Восточном Тибете, другое — в монастыре Сакья (провинция Шигадзе) в Западном Тибете (Иззард Р. Op. cit., с. 56; ИМ, III, №89). И Стонору какой-то старик рассказал, что в Тибете, вблизи Шигадзе, есть монастырь, в котором он сам видел вместе со шкурами медведей, леопардов и других диких зверей также и шкуру “мих-ти” (Стонор Ч. Op. cit., с. 166). Наконец, надо напомнить и совершенно независимое от предыдущих приведенное выше сообщение Н.В. Валеро-Грачева о том, что по многочисленным данным он знает о наличии в монастыре Сакья (в южном Тибете, на реке Томчу) хранящейся среди мумий других животных мумии “ми-гё”. Остается все же довольно неясным вопрос о том, является, ли “снежный человек” для буддийской, и, в частности, ламаистской веры в узком смысле слова священным животным. Мы встречаемся и с положительными и с отрицательными утверждениями. Но сам этот эпитет “священный” настолько неясен, что допускает разные толкования. Пока мы можем с уверенностью утверждать, что ламаистское духовенство в общем препятствует распространению сведений об этом существе, считает их в той или иной мере секретными, а самого “ми-гё” хранит под некоторого рода покровительством. Существует глухое известие, связанное с легендой об истреблении в прошлом людьми этих существ, будто верховная власть (т.е., очевидно, далай-лама) строго запретила их дальнейшее уничтожение; кто знает, может быть это сыграло какую-то роль в том, что реликты, интересующего, нас человекоподобного дикого животного еще сохранились в Тибете до последнего времени.
Юньнань
Если данные по Восточному Тибету остаются пока довольно скудными, то дальше на восток, в отношении особого района Чамдо (Сикан), как и провинции Цинхай, мы не располагаем попросту никаким опросным материалом по проблеме “снежного человека”. Но кое-какие данные есть в отношении гористой западной части провинции Юньнань. Проф. Пэй Вэнь-чун в одном из цитированных писем писал: “знаю, что [в] Юньнане также рассказывают, что глубоко в горах там обитают “дикие люди”. Важное сообщение, касающееся этой области, сделал в Комиссию по изучению вопроса о “снежном человеке” бывший уполномоченный Всесоюзного Общества по культурным связям с заграницей в Китае К.Н. Чеканов. Ответственные работники и ученые в провинции Юньнань сообщили ему, что в начале 1954 г. в горных районах западной части Юньнани были обнаружены какие-то своеобразные люди, безусловно не принадлежащие ни к какой народности, вообще, по-видимому, стоящие на доисторической ступени развития, так как они ведут животный образ жизни, прячутся от людей, не имеют одежды, не имеют и звуковой речи; кажется, было упомянуто, что тело их покрыто волосами. Один из этих “людей” был захвачен и доставлен в г. Кунь-мин. Его попытались одеть в человеческую одежду, и показалось, что он был доволен, так как улыбался. По некоторым сведениям, этот пойманный дикий человек был отправлен для изучения в Пекин, однако дальнейшие следы его теряются (См. выше).
Двигаться ли нам дальше на восток, в горные районы Южного Китая? Но там мы оказываемся ужо в области фольклора, — по-видимому, в одной из ветвей, отходящих от основного ареала “снежного человека”, где может быть в древние времена он и обитал или мог появляться непосредственно из основного ареала. Вспомним, что в XVII в. Кирхер распространял область обитания человекоподобного волосатого животного вплоть до гор провинции Фуцзянь. Но ныне там давно нет и слонов, которых он описывал, и, очевидно, “лесных людей”. Память о последних живет здесь в виде легенд, преданий, поверий. Проф. Фу Мао-цзи, заместитель директора Института Национальных меньшинств при Китайской Академии наук, сообщил о народном поверии, сохраняющемся в провинциях Фуцзянь и Юньнань. Крестьяне, отправляясь работать в сторону гор, по старинному обычаю надевали на правую руку нечто вроде трубки из бамбука: если придет “дикий человек” и попытается напасть, надо протянуть ему защищенную бамбуковой трубкой руку; не понимая хитрости, “дикий человек” схватывает зубами бамбуковую трубку, смеясь при этом от радости, а крестьянин, освободив руку, спасается бегством. Проф. Фу Мао-цзи добавляет, что подобные же легенды распространены в Тибете и Сиккиме. Мало того, говорит он, и в старинной книге “Шинхай-дзин” в двух местах упоминаются сходные поверья, но следует заметить, что простой народ, хранящий эти предания, никогда не читал указанного произведения (ИМ, II, №43) Добавим попутно, что совершенно тождественное предание бытует, как недавно стало известно, и на границе Вьетнама и Камбоджи (ИМ, III, №101).
Синьцзян, Ганьсу
Как нам построить дальше свой обзор карты КНР и МНР? Можно было бы двинуться теперь к горной части провинции Шэньси. Но мы лучше оставим ее на конец обзора, а сейчас вернемся к районам, примыкающим к охарактеризованному в начале главному очагу в юго-западном Синьцзяне. Двинемся на север от этого очага по необозримым просторам Синьцзян-Уйгурской автономной области КНР. Как упоминалось, генерал-майор П.Ф. Ратов сообщил в Комиссию по изучению вопроса о “снежном человеке” о трех районах этой области, где, по его сведениям, обитают “дикие люди”. Один из них -район оз. Лобнор.
“Дубань в Урумчи — рассказывает П.Ф. Ратов — не рекомендовал мне ехать в район оз. Лобнор, так как там много “диких людей”. Говорилось даже, что они могут съесть. Речь идет о колоссальной низменности вокруг Лобнора сплошь покрытой камышом, длиной в 450 и шириной в 150 км, совершенно не имеющей населения”. Вспомним, что еще Н.М. Пржевальский имел сведения об обитании в этих камышах, как и в близлежащих болотах Нижнего Тарима, совершенно диких человекообразных существ, не знающих ни одежды, ни огня, пожирающих сырую рыбу. И вот одного из них, по-видимому, довелось своими глазами увидеть в 1937 г. ныне покойному советскому маршалу П.С. Рыбалко, о чем, со слов последнего, сообщает П.Ф. Ратов. Однажды, когда П.С. Рыбалко проезжал восточнее оз. Лобнор и севернее хребта Алтын-Таг, китайский офицер сообщил ему, что в обозе находится пойманный кавалеристами “дикий человек”. П.С. Рыбалко застал пленника лежащим привязанным к повозке-двуколке (арбе), но поймавшие его кавалеристы иногда давали ему идти за арбой на привязи. В таком случае он шел всегда только на ногах, никогда но становясь на четвереньки. П.С. Рыбалко очень подробно рассказывал об этом существе. Без всякой одежды, очень грязный, желтой окраски. Обликом он был похож на человека, но на дикого, возможно, на ископаемого обезьяно-человека. На голове — очень длинные волосы, спускавшиеся ниже плеч. Он был сутуловат, имел длинные руки. Никакой речи это человекоподобное существо не имело, ничего не говорило, издавало лишь звуки, похожие на писк и мяуканье. По словам населения, эти существа на воле питаются рыбой. П.С. Рыбалко дал указание везти “дикого человека” в Урумчи, имея в виду далее отправить его для изучения в Москву. Действительно, его везли еще дней восемь, но, не выдержав пути, “дикий человек” умер возле города Курля (ИМ, III, №85).
В этой связи следует упомянуть об одном странном сообщении, относящемся к тем же местам. Проф. Бурхан, директор Института языков национальных меньшинств Китайской Академии наук, непосредственно со слов председателя правительства Синьцзян-Уйгурской автономной области Сайфуддина Азизова, сообщил Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке”: “В 1957 г. один охотник-уйгур встретил в районе оз. Лобнор существо, которое там принято называть “человек-медведь”. Существо это передвигалось на двух ногах, было покрыто темно-коричневой шерстью, впрочем, не особенно густой. Охотник застрелил “человека-медведя”, а затем снял с убитого зверя шкуру и передал ее в город Курля, где она хранится в настоящее время у начальника округа — Турсун Исраил” (ИМ, II, №36). Несколько месяцев спустя после получения этого сообщения являющийся в настоящее время студентом московского вуза Тагатан Сагнашев, киргиз по национальности, родившийся и проживающий в районе, расположенном недалеко от оз. Лобнор, сообщил, что населению там хорошо известно о существовании в этих местах “диких людей”. Он сказал, что ему известно о случае, сообщенном ранее проф. Бурханом, однако он внес небольшую фактическую поправку: охотник не застрелил это животное, а застал его попавшим в капкан и умершим, после чего снял шкуру и доставил в г. Курля (ИМ, III, №86). Прошло еще несколько месяцев, и теперь утверждают, что убит был самый обыкновенный медведь. Как можно при этом объяснить, зачем охотник повез бы шкуру в далекий окружной центр — г. Курля? Столь же невероятно, чтобы начальник округа, получив шкуру простого медведя, стал сообщать об этом председателю правительства Синьцзян-Уйгурской автономной области. Между тем, когда, наконец, шкуру эту затребовали для изучения в Пекин, туда поступила именно шкура обыкновенного бурого медведя (или только его лапы, фотографии которых, не вызывающие ни малейших сомнений, пересланы из Пекина и в наше распоряжение). Все говорит за то, что на этот раз с полной точностью повторилась та же история, как и когда Пржевальскому вместо шкуры “хун-гурэсу” настоятель храма показал шкуру медведя. Прием, как видим, традиционный, наивный, но приносящий вред науке.
Как говорилось, по словам рядового жителя района оз. Лобнор, население здесь отлично знает об обитании там “диких людей”. К сожалению, говорит он, никто однако не подозревает, что эти существа, к которым относятся так же, как к волкам и другим животным, представляют интерес для науки. На них не охотятся, так как шкура их, лишенная подшерстка, не имеет ценности (ИМ, III, №86).
В своем месте было рассказано о том, что в провинции Ганьсу, особенно в горах Нань-Шань, П.М. Пржевальский получил от населения обильные сведения о “хун-гурэсу” (“человеко-звере”) и что его казак Егоров на южных склонах Нань-Шаня, по-видимому, встретился о этими существами. И вот много лет спустя советский журналист, полковник запаса С.Г. Курзенков побывал в 1957 г. в отрогах горной системы Нань-Шань, на территории Тибетского национального округа в провинции Ганьсу в местности Тьендэу и от местных жителей-тибетцев услышал, что в горах Нань-Шань, в труднодоступных местах, живут человекоподобные существа, которых они называют “ми-гё”; по рассказам, эти существа покрыты густыми волосами, не имеют одежды, ходят на двух ногах как люди, встречаются они очень редко (ИМ, III, №88). К тибетскому национальному округу провинции Ганьсу относится и ценное сообщение проф. Цзинь Пэна (Институт языков национальных меньшинств Китая при Академии наук Китая): “Наш кадровый работник тибетец Ан Ши-син рассказал, что одиннадцать лет тому назад, в 1947 г., когда он учился в четвертом классе начальной школы, в их деревне уезда Чжонисянь, района Лучжугун, у храма Шаувасы, стоящего на берегу арыка Чэбагоу, поймали ми-гё. Многие ходили смотреть на этого ми-гё, но отец Ан Ши-сина побоялся и не разрешил ему пойти. Говорили, что этот ми-гё внешне был таким же, как человек, только тело покрыто коричневым волосяным покровом, волосы на голове очень длинные. Через несколько дней он умер. Снятую с него кожу передали на хранение в храм Хуфашеньдянь (“Защиты буддийского учения”), и предполагается, что она лежит там и по сей день. Говорят, также, что в храме Шэньдинсы в г. Чжонисянь раньше находились два барабана, сделанные из кожи ми-гё, но в 1929 г. в храме был пожар, и они сгорели” (ИМ, II, №35).
Примерно к тому же району относится и известие, полученное от видного китайского зоолога проф. Т.X. Шоу (Институт зоологии Академии наук Китая): “Несколько лет тому назад я получил письмо от одного пожилого человека, офицера прежней армии. Однажды, когда он продвигался с войсками по границе провинций Ганьсу и Цинхай, он увидел в лесу дикого человека, который был очень подвижным и быстро скрылся. Он настаивал на том, чтобы были проведены научные исследования того, что он увидел. Однако ничего из предложенного им не было сделано...” (ИМ, III, №78)
Если бы мы поднялись от этих мест на северо-восток, мы оказались бы в пустыне Алашань, где в 1906 г. проф. Б.Б. Барадийн встретил “алмаса”. Но направимся сначала на северо-запад, к южным отрогам Тянь-Шаня. В сообщении генерал-майора П.Ф. Ратова в качестве третьего района обитания “диких людей” в Синьцзяне указана область в южных отрогах восточного Тянь-Шаня, в окрестностях горы Богдо-Ула. Эта гора окружена озерами и колоссальными лесными массивами, а населения здесь никакого нет. Вблизи этих озер, по рассказам, обитают “дикие люди”; в частности, и опрошенные П.Ф. Ратовым китайские военные подтвердили эти сведения (ИМ, III, №85). К западу от указанного места мы оказываемся в области гор. Ирен-Кабирга и истоков реки Манас, к которым относятся уже приводившиеся выше сведения, начиная от древнекиргизского эпоса “Манас”, и кончая записями рассказов очевидцев, произведенными проф. В.А. Хахловым. Попутно следует упомянуть опубликованное в газете “Казахстанская правда” сообщение колхозника П.И. Чумаченко. Согласно его воспоминаниям, в 1914 г, в районе реки Манас казахи поймали в зарослях, якобы по поручению зайсанского уездного начальника, существо, за которым там утвердилось название “дикий человек”. От волостного управителя, в дом которого было доставлено это существо, рассказчик узнал следующее. Рост его примерно с подростка 14 – 15 лет, ступни ног и рук с пальцами, сходными с человеческими, ходит на двух ногах и лишь в редких случаях передвигается на четвереньках. Пойманный был мужского пола, весь обросший шерстью — мелкой, плотной, короткой, серо-синего цвета, похожей на шерсть двух-трехнедельного верблюжонка. Голова и лицо похожи на человеческие, лоб низкий. На ночлег он был привязан веревкой за шею в юрте, но он настолько был несмышленый, что не сумел развязать себе ошейник и убежать. Однако на следующий день было объявлено о войне с Германией, было уже не до “дикого человека”, так как он не похож на хищного зверя, а, наоборот, имеет большое сходство с человеком, казахи отвели его обратно на реку Манас и отпустили (ИМ, III, №84).
Надо оговориться, что точность этих воспоминаний Чумаченко в целом с серьезными основаниями оспаривается проф. В.А. Хахловым, хотя допустимо предполагать, что отдельные детали отражают некоторые действительно имевшие место факты. Во всяком случае, сообщение Чумаченко совершенно второстепенно рядом с тем выдающимся по значению материалом, который был собран и тщательно проанализирован В.А. Хахловым в то же время и в тех же местах. Здесь достаточно напомнить, что речь идет не просто об опросе большого числа казахов, в том числе двух или более непосредственных очевидцев, близко и на протяжении известного времени наблюдавших пойманных “ксы-гыик” (“диких людей”). Методика опроса, сравнительно-анатомический анализ, в целом бесспорная зоологическая и антропологическая диагностика, — все это придает материалам В.А. Хахлова первостепенное научное значение, хотя бы с рядом его выводов мы и разошлись. Во всяком случае, именно на наблюдениях казахов, сделанных в северной части Центральной Азии, основана, как видим, одна из самых фундаментальных предварительных работ о проблеме “снежного человека” на территории Китайской Народной Республики.
Монгольская Народная Республика
Двигаясь к востоку, перейдем теперь в пределы Монгольской Народной Республики. Как уже говорилось, здесь главные наблюдения принадлежат школе проф. Жамцарано, в частности, в наши дни — проф. Ринчену. Последний поделился с Комиссией по изучению вопроса о “снежном человеке” своими сборами сведений, которые будут вкратце приведены ниже. Но следует прибавить указание и на сотрудничество других монгольских и советских ученых. В недавнее время сбор сведений и данных о “снежном человеке” на территории МНР начал проводить с присущей ему широкой зоологической эрудицией проф. Г.П. Дементьев (Доклад о собранных сведениях был прочитан Г.П. Дементьевым на заседании Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке” в декабре 1959 г. В настоящее время эти данные опубликованы проф. Дементьевым совместно с монгольским зоологом проф. Цэвэгмидом: Démentiev G., Zevegmid D. Une note sur l'“Homme des neiges” en Mongolie // La Terre et la Vie. Paris, 1960, №4, p. 194 – 199.).
Как уже говорилось, данные Жамцарано и Дорджи Мейрена показали довольно быстрый процесс сокращений области распространения “алмасов” на территории МНР. Данные последнего времени фиксируют три вероятных очага последних встреч с ними: 1) на западе МНР, в аймаке (области) Кобдо; 2) на самом юге МНР, в наименее доступных районах отрогов Монгольского Алтая и пустыне Гоби, 3) на крайнем востоке МНР, в районе р. Халхин-Гол. Из них гобийский, южный очаг представляет тот выдающийся интерес, что здесь записана целая серия показаний о встречах с детенышами “алмасов”; до сих пор мы встретили лишь один район, о котором имеются данные такого рода, и который, следовательно, можно было рассматривать как очаг размножения этих существ — юго-западный угол Синьцзяна.
Можно еще встретить, говорит д-р Ринчен, стариков арат из Гоби, видевших следы ног “алмасов”, или их очертания в предрассветное время, но все согласны, что в наши дни “алмас” встречается все реже и реже. Судя по единодушным описаниям, “алмасы” имеют несколько сутулую фигуру, ноги чуть согнуты в коленях, а руки длиннее человеческих. Волосы на голове длинные, а тело покрыто редковатой темной шерстью. У самок длинные груди. “Алмасы” не знают употребления огня, орудий и оружия. “Сбор информационного материала о местах все суживающегося обитания алмасов поможет выяснить многое для изучения вопроса о гималайском снежном человеке. Рассказы гобийцев о “саксаульной бабке” и косматом алмасе так реальны, а показания редких очевидцев так наглядно рисуют нам облик дикого человека, поддерживающего свою жизнь собирательством, что невозможно отрицать существование нашего далекого родича, так отставшего в своем развитии и доживающего последние дни, подобно диким лошадям и диким верблюдам, число которых насчитывается в районах их обитания всего десятками. Подобно дикой лошади “тахи” и дикому верблюду “хаптагаю” алмас отступает перед человеком, постепенно осваивающим со своими стадами все большую площадь на просторах Гоби” (Ринчен. Алмас — монгольский родич “снежного человека” // Современная Монголия., 1958, №5, с. 37 – 38.).
Что касается названия “алмас”, то в северной части МНР оно почти вовсе неизвестно или обозначает нереальное мифическое существо, нечистую силу, что-то вроде ведьмы. На востоке, юге и крайнем западе республики встречается либо название “алмас”, либо “хун-гурэсу”, либо, для самок, “загийн эмгэн” (“саксаульная бабка”).
Вот пример записи, сделанной еще покойным проф. Жамцарано: “Однажды в селении Медная степь, в конце Монгольского Алтая, во время снежного бурана монголы попрятались в юрты. Внезапно все собаки кочевья с безумным лаем кинулись на холм. Кочевники выскочили за ними и в бушующем урагане увидели голого волосатого человека. “Чикемби? Кто ты?” — закричали монголы. Таинственный человек, увидев людей, убежал. На следующий день монголы нашли на снегу его следы. Это были хоть и несомненно человечьи, но какие-то странные следы: когтистые пальцы изогнуты, кривой оттопыренный большой палец неестественной величины. Следы уходили через степь к горам и исчезали у абсолютно недоступных для монголов ущелий. Узнав о случившемся, — продолжает Жамцарано, — я решил, что это один из “алмасов”. Я мог бы рассказать множество подобных историй...” (Пересказ М.К. Розенфельда, ИМ, I, №4). Д-р Ринчен также цитирует одну из записей Жамцарано: лично знакомый ему старик-лама из Агинского дацана на пути в Тибет, на территории, лежащей южнее границы МНР, был захвачен “алмаской”, но сумел убежать (ИМ, I, №5, с. 8).
О наблюдениях детенышей отметим следующие сообщения. Преподаватель начальной школы в Гоби-Алтае в 1930 г. сообщил Ринчену, что в Гоби, в соседстве казахского кочевья, он увидел труп голой волосатой девочки лет семи, нарвавшейся на поставленный охотниками на зверя самострел (ИМ, I, №5, с. 10). Монах Дамбайорин, восточногобиец, в 30-х годах ехал в Суджин Тоби вечером на верблюде и увидел голенького ребенка, решив, что это заблудившийся ребенок, монах подъехал ближе, но, обнаружив, что ребенок покрыт рыжими волосами, в ужасе бежал от этого детеныша “алмаса”. Примерно в те же годы аратка второго бага Эрдени сомона Восточногобийского аймака по имени Цериндорджи в той же Суджин Гоби встретила голого детеныша “алмаса” и так же пустилась в бегство, считая эту встречу с “алмасенком” недобрым предзнаменованием. Аратка по имени Дулма из шестого бага Эрдени сомона Восточногобийского аймака увидела детеныша “алмаса”, подходившего к стаду ее овец, и бежала, бросив стадо. На другой день ее соседка Церинцо пошла пасти стадо и тоже встретила “алмасенка”, перепугавшего накануне Дулму (ИМ, III, №73).
Обилию сведений о детенышах соответствует и значительное число сведений о самках, тогда как в ряде других областей, являющихся видимо, местами не размножения и, соответственно, пребывания большинства самок, а местами кормовых кочевок самцов, мы видим упоминания почти исключительно о последних. В Монгольской Гоби “алмаска”, “саксаульная бабка” — существо едва ли не более распространенное, чем “алмас” мужского пола. Выше уже приводилось описание не “алмасов”, а именно “алмаски”, сделанное для монгольского словаря Дорджи Мейреном. По сообщению Ринчена, монгол Ануху вместе с товарищем ехал в одном урочище в южной Гоби на верблюдах и вдруг в зарослях саксаула они заметили косматое двуногое существо, метнувшееся от них прочь. Оба решили догнать убегавшую “саксаульную бабку” на верблюдах, сделав при этом из ременных веревок арканы, но когда быстроходные гобийские верблюды нагнали убегавшее существо, покрытое короткой шерстью и косматыми волосами на голове, оно издало такой резкий крик, что испугало и остановило верблюдов. Так, пугая верблюдов криком, “алмаска” отбежала к каменной гряде и, вскарабкавшись с помощью рук и ног, исчезла за камнями (ИМ, IV, №123, с. 92). Записан и рассказ о том, как отлучившаяся из юрты мать застала голую женщину с телом, покрытым редкими рыжеватыми волосами, сидевшую возле ее младенца и совавшую ему в рот одну из своих длинных грудей; испугавшись, волосатое существо выскочило из юрты и косолапой походкой побежало в саксауловые заросли; ноги у этого существа были кривые, а руки длиннее человеческих (ИМ, I, №4, с. 9).
В связи с предположением о возможном наличии, по крайней мере в недавнем прошлом, одного из очагов размножения и, следовательно, более чем обычно оседлого обитания “снежного человека” в южных районах Гоби должно привлечь большое внимание сообщение проф. Ринчена, подтвержденное затем и сообщением проф. Дементьева, о наличии в Убурхангайском аймаке, а, возможно, и в других местах каких-то странных то ли природных, то ли искусственных сооружений, которые среди населения носят название “Алмасын добо”, т.е. “холмы алмасов”. Присланный рисунок одного из них показывает, что этот холм имеет почти отвесные стены, как у монгольской юрты, сверху зарос саксаулом и имеет на разной высоте два входных отверстия достаточно просторных для существа ростом с человека. Общий размер зарисованного холма — 3,5 м высотой. “Заведующий местным кабинетом краеведения Цоодол сообщает, что он нашел внутри этой искусственной норы или пещеры кости зайца и кал, похожий па человеческий. Норы эти необитаемы уже несколько десятков лет, но, по словам стариков, в них жили “алмасы”, от которых холмы и получили свое название; многие из этих нор уже разрушились и обвалились. Места с подобными названиями и норами имеются в юго-западной Гоби в нескольких районах. Эти норы объясняют монгольское название алмасов в тех местах: “нухны алмас” — норовые или пещерные алмасы” (ИМ, IV, №123, с. 90 – 91). В частности, такое название дают им старые и бывалые караванщики, по словам которых “алмасы” в Гоби обитают в земляных норах-пещерах; караванщики эти ходили до города Сичжоу и проходили Гоби поблизости урочища Мацэунь-Шань, в тех местах они и встречали “алмасов”, — как раз по соседству с “Арбус Алашанью старых монгольских хроник”, возможно, тождественной с горой Арбусс, упоминавшейся немцем Шильтбергером в XV в. как место обитания “диких людей” (ИМ, IV, №123, с. 96). Дополнительно произведенное обследование района “холмов алмасов” подтвердило, что холмы эти, вернее, пещеры, давно покинуты обитателями и во многих из них обвалились своды; но, по словам старожилов, они помнят об их обитателях, ночами выходивших на охоту маленькими группами, хотя точную дату установить не удалось. Заведующий кабинетом краеведения сообщил, что из одного пещерного холма он достал старый череп, отличающийся от современного человеческого черепа (Из письма д-ра Ринчена от 3 января 1960 г. Архив Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке”.).
Проф. Г.П. Дементьев в своей статье “Заметка о “снежном человеке” в Монголии” сообщает дополнительные данные об экспедиции, предпринятой в июне 1959 г. этим заведующим кабинета краеведения по имени Цоодол для изучения в пустыне Гоби указанной местности, именуемой Алмасин-Хото (“город алмасов”) или Алмасин-Добо. В этой песчаной местности сейчас нет населения, но Цоодол собрал некоторые сведения у стариков, живших здесь лет 60 тому назад, и лично осмотрел пещеру “алмасов”, вырытую в песчаной дюне — “сондоке”. К сожалению, раскопки не производились. Монголы старожилы утверждали, что в 3 – 4-х км оттуда находилось более крупное местожительство “алмасов”. По сведениям, собранным Цоодолом, лет 60 тому назад в Алмасин-Хото еще жило не менее 4-х “алмасов”. Они вели ночной образ жизни. Эти существа описывались как двуногие и покрытые довольно редкой шерстью. Волосы на голове — длинные и густые, лицо почти безволосое, кожа с синеватым оттенком. Г.П. Дементьев добавляет, что в указанной местности не водятся ни медведи, ни волки, но что нельзя полностью исключить обитания в прошлом обыкновенных людей в этих холмах (Démontiev G, Zevegmid D. Op. cit).
Кстати, имеются в МНР и кое-какие другие сведения о материальных останках “алмасов”, которых, однако, никому из ученых еще не удалось обследовать. Так, по сведениям д-ра Ринчена, в Хубсугульском аймаке у одного старика арата хранится в качестве талисмана часть скальпа “алмаса”; принимаются меры к его получению для исследования. В своем месте мы упоминали описания Дорджи Мейреном шкуры “алмаса” в одном из гобийских монастырей. Оно может быть дополнено сообщением монгола Гендула из Хуремарал сомона Ваинхонгорского аймака о том, что до разрушения храма гениев хранителей монастыря Барун хуре он лично видел шкуру “алмаса”, приколоченную к потолку храма; распяленная шкура была снята посредством продольного разреза на спине, так что кожа лица была цела, а вытянутые конечности были похожи на человеческие ноги и руки; темное лицо было обрамлено волосами, свисавшими вниз на длину не менее двух пядей. Информатор помнит, что кожа тела была покрыта ламами краской и испещрена мистическими заклинаниями (ИМ, IV, №123, с. 95).
Оставляя в стороне культовое использование останков “алмасов” и легенды о них, приведем несколько записей со слов населения о встречах с этими существами. Преподаватель начальной школы, казах, вместе с другим местным казахом в 30-х годах в Гоби на закате солнца встретил у заснеженного увала голого человека, который побежал от окликнувших его людей; он был хорошо виден метрах в ста, он был волосат и бежал по глубокому снегу, размахивая руками, его рыжеватые волосы блестели в лучах заходящего солнца. Учитель хотел выстрелить в него, но второй казах предупредил, что убийство “албасты”, по мнению населения, навлекает несчастье, догнать же исчезнувшего за увалом “алмаса” верхом на лошади учитель по глубокому снегу не смог (ИМ, I, №5, с. 10). Из Баин-Улбгийского аймака д-ру Ринчену сообщили, что в 1951 г. двое скотоводов встретились в степи с голым волосатым человеком и были очень перепуганы его видом (ИМ, IV, №123, с. 89 – 90).
Наиболее обильны и наиболее реалистичны сведения последнего времени, исходящие из Кобдосского аймака. “В городе Кобдо проживает казах Джолтаев, очевидец алмаса, и в Булган сомоне Кобдосского аймака один преподаватель сомонной школы видел алмаску” (Из письма д-ра Ринчена от 3 января I960 г. Архив Комиссии по изучению вопроса о “снежном человеке”). “Кобдосское аймачное самоуправление сообщило мне, что в Кобдо сомоне в последний раз алмаса видели в 1951 г. в местности Сайрах Эх. Это было существо огромного роста, страшно перепугавшее своим необычным видом арата Хавалхая. В том же сомоне в 1948 г. охотник Музагли нашел попавшим в его капкан на тарбаганов волосатое существо, походившее ростом на подростка лет 15 – 16 и, сжалившись над ним, освободил его ногу из капкана” (ИМ, IV, №123, с. 99). Весьма подробно зафиксирована встреча с “алмасом”, происшедшая. в начале мая 1938 г. в горах Бурхуту в верховьях реки Делюн-Гол (Кобдосский аймак). Один из участников этого происшествия, Нагмит, ныне работающий в г. Улан-Баторе, был опрошен порознь проф. Ринченом, зоологом Цэвэгмидом, польским корреспондентом Ежи Зеленским. Углубившись в горы, охотники увидели на талом снегу следы босых ног, а в местах, где снег был глубок, они могли установить, что прошедший был голым и даже что он бесспорно был мужского пола. Перевалив складку местности, охотники в ста с лишним метрах увидели крупного человека не менее двух метров роста, могучего телосложения, с гривой светлых (может быть седых) волос на голове и короткими темными волосами на теле. В сознании двух местных казахов это был “албасты — хозяин гор”, которого нельзя трогать, что же касается Нагмита и Джолтаева, то они пытались окликать “алмаса”, привлечь его положенной на землю одеждой и пищей, но он, хотя и проявлял любопытство, не допускал к себе ближе, чем на 100 – 120 м. Тогда по нему были сделаны несколько выстрелов из мелкокалиберного ружья в расчете ранить в ноги, причем он внимательно смотрел на места, где пули ударялись в камни у его ног. Однако местные охотники тут же потребовали прекращения стрельбы, и “алмас” был упущен (ИМ, II, №34; ИМ, Ш, №72). К той же области, лежащей в северо-западной части Монгольской Народной Республики, относится случай, сообщенный археологом Дорджисуруном. Дело было в конце 30-х гг. Однажды ранней весной в стойбище забежал волосатый голый человек, который был отогнан собаками. Женщины стойбища решили, что это был людоед. Араты, отправившиеся потом по его следам, определили, что этот голый и волосатый человек местами останавливался и сидел на возвышенных местах, но настигнуть его не удалось. Следы этого существа имели широко расставленные пальцы. Весна того года была голодная, и из-за бескормицы в кочевьях арат в этом году появлялись дикие гобийские животные, раньше никогда не попадавшиеся в тех местах (ИМ, III, №73, с. 15 – 16).
Отметим, далее, что в Монгольской Народной Республике, как в Кобдинском аймаке, так и на юге, в Гоби, записано немало сообщений о различных повадках и свойствах “алмасов”, причем в распоряжении исследователей пока нет средства точно выделить наиболее достоверные в числе народных рассказов, окружающих это животное легендами и вымыслами, как впрочем, и всякое другое животное. Например, с одной стороны, перед нами целая серия утверждений о нападениях “алмасов” и “алмасок” на спутников, даже уволакивающих их в свои логова, если тем не удавалось отбиться. Любопытно, что в нескольких случаях столкновения происходили при перегонке табунов лошадей (ИМ, III, №73, с. 14-15). Имеется записанный весьма подробный рассказ старого монгола Цедена о том, как его товарищ по каравану, шедшему в направлении Внутренней Монголии, у южных границ Убурхангайского аймака, отойдя от места привала в поисках пасущихся верблюдов, был захвачен “саксаульными алмасами”. По совету старшего караванщика, заявившего, что “алмас” не убивает захваченных людей, но что несколько суток он будет настороже, участники путешествия лишь на обратном пути устроили засаду у пещеры в песчаном яру и подстрелили вышедшее на закате двуногое существо, все тело которого было покрыто волосами, а товарища нашли в глубине пещеры. Однако он, по рассказам, стал безучастен и молчалив, по возвращении домой не смотрел людям в глаза, отворачивался, а месяца через два умер, словно снедаемый какой-то тоской (ИМ, IV, №123, с. 92 – 94). Но, с другой стороны, имеется и не мало утверждений о полной безобидности “алмаса”. Обычно описывается его бегство от человека. Один из монгольских рассказов характеризует “алмаса” или “хун-хара-гурэсу” (“темнокожего человека-зверя”) как добродушного зверя, который может при встрече даже дружественно облапить человека, и столь “рассеянного”, что, если ему при этом сунуть что-нибудь в лапы, он и не заметит вашего бегства. Однако горе тому, кто встретит его в момент бешенства, когда он вырывает из земли с корнем деревья и колотит ими по чему попало (ИМ, III, №74).
Интересен рассказ одного “цагды”, т.е. стражника на границе (до 1929 г.). Он жил одиноко, в маленькой юрте на границе в Гоби. Однажды на холме позади своей юрты он обнаружил появление кучи камней. Подойдя ближе, он заметил нагое волосатое существо, с косматой головой, направлявшееся к холму. Цагда кинулся в свою юрту и продолжал наблюдать за странным существом, приподняв полу войлочной стенки. “Алмас” поднялся на холм и исчез за ним, после чего цагда пошел по его следам, напоминавшим следы босых больших человеческих ног. Оказалось, что “алмас” возвел из камней маленькое укрытие, защищавшее его от ветра. Спугнутый человеком, “алмас исчез и больше не появлялся поблизости юрты цагды (ИМ, IV, №123, с. 98).
Из различных повадок “алмаса” (“хун-хара-гурэсу”) в монгольских рассказах, например, отмечается: зайдя в юрту берет на руки человеческого ребенка, потом кладет обратно (ИМ, III, №74); подходит греться к оставленному догорающему костру, но не умеет его поддержать (ИМ, I, №5, с. 9); может быть привлечен запахом жареной на тамарисковом дереве козлятины (ИМ, I, №4, 5, с. 11) (последнее явно перекликается с рассказами, записанными далеко на юге Тибета, в долине Чумби). В Монголии говорят, что главную пищу “алмасов” составляют тарбаганы (сурки), которых они умеют извлекать из нор (ИМ, III, №74, с. 16).
Проф. Г.П. Дементьев в уже цитированной статье “Заметка о “снежном человеке” в Монголии” привел еще ряд интересных данных. Очень важно сообщение, что в прошлом существовали в Монголии рисунки, в особенности настенные, изображавшие дикого человека; в частности, они имелись в знаменитом ламаистском монастыре Эрден-Зу, сооруженном во второй половине XVI в. в окрестностях Харохорина, древней столицы великого хана Удегея Октая. К сожалению, в настоящее время эти фрески почти полностью разрушены; однако производится их реставрация. Наряду с этими свидетельствами, восходящими к далекой древности, Г.П. Дементьев отмечает несколько устных сообщений о наиболее недавних встречах с “алмасом”: в 1946 г, в аймаке Кобдо; в том же аймаке в 1948г. видели пару их — самца и самку, в 1956 г. охотник казах по имени Myрзагали, охотясь в западных районах Монгольского Алтая, был схвачен “алмасом”, но сумел убежать.
Обобщая все доступные данные по Монголии, Г.П. Дементьев наметил ряд предварительных выводов. “Прежде всего, надо отметить — пишет он — большое сходство всей полученной нами информации. Согласно ей, дикий человек был с древних времен известен во многих частях Монголии, и не только в горах, хотя следует учесть, что вся территория страны расположена на значительных высотах. Большая часть собранных рассказов о “диком человеке” относится к пустыне Гоби, находящейся у китайской границы. Предполагается, что это существо живет и на горах, и в пустынях, даже песчаных... Сообщения монголов об обитании в Гоби дикого человека довольно трудно датировать; большая часть основана на довольно старых фактах 50 – 80-летней давности. Мы слышали также и более близкие к современности рассказы, однако их аутентичность не может быть установлена неоспоримым образом.
Какова морфология алмасов согласно этим рассказам — спрашивает Г.Н. Дементьев. Это — продолжает он — сильные животные с широкими плечами и длинными руками; на пальцах рук и ног они имеют не когти, вопреки тому, что говорит Пржевальский, а скорее ногти. Вот почему, по словам монголов, следы алмасов весьма отличаются от медвежьих: нет отпечатков когтей, а расположение и пропорции пальцев такие же, как у антропоидов, — что вполне соответствует данным английских исследователей в Гималаях. Волосяной покров коричневый или серый (вопреки тому, что говорит об этом Пржевальский), довольно разреженный, особенно редкий на животе; волосы на голове животного — обильные, более темной окраски, чем на остальной части тела. Самки обладают чрезвычайно длинными грудными железами. Общие размеры этих животных трудно уточнить, — приблизительно такие же, как человека. Локомоция преимущественно двуногая, хотя подчас также и четвероногая. Образ жизни — ночной (что напоминает Homo nocturnus Линнея). Пугливый, подозрительный, не агрессивный, алмас представляется малообщительным. Его пища одновременно и мясная, состоящая преимущественно из мелких млекопитающих, и растительная. Алмас безмолвен, он не мог бы артикулировать ни одного слова; не способен ни к какому производству (употреблению огня или каких-либо орудий). Взятые вместе, все эти черты нам представляются весьма интересными, хотя и подразумевающими еще необходимость проверки. Отсутствие современных сведений, живых особей или скелетов весьма прискорбно” (Démentiev G., Zevegmid D. Op. cit.).
Очень интересно следующее сообщение д-ра Ринчена: “В 40-х годах я слышал от нескольких солдат о том, что в... районе, лежащем у китайско-монгольcкой границы, пограничниками было застрелено два или три алмаса. Им казалось, что это враг, перешедший границу, или шпион, который пытается скрыться, а потом оказалось, что это несчастный алмас, на свою беду встретившийся пограничнику. Солдаты считали это убийство таким же естественным, как умерщвление дзерёна или лошади Пржевальского” (ИМ, I, №5, c. 11).
От этого сообщения естественно перейти к другому, касающемуся самой восточной окраины Монгольской Народной Республики. Недавно начальник участка московского Вагоноремонтного завода Г.П. Колпапшиков изложил воспоминания о случае, имевшем место в августе 1939 г. в районе боев у р. Халхин-Гол. Будучи тогда начальником особого отдела одного из советских подразделений, он был вызван ночью в место расположения монгольской кавалерийской части, где имело место чрезвычайное происшествие: часовые заметили два силуэта, спускавшихся по гребню горы, сделали необходимые предупреждения, затем, полагая, что это японские разведчики, открыли стрельбу и наповал убили обоих. Каково же было их изумление, когда убитые оказались какими-то обезьяноподобными существами. Прибыв рано на рассвете на броневике к месту происшествия и рассмотрев два валявшихся на земле скорченных трупа, Г.Н. Колпапшиков, по его словам, “почувствовал какую-то неловкость, что убитые не враги, а какие-то два животных существа странного вида. Конечно, — продолжает он, — в то время я совершенно не слышал ничего о “снежном человеке”, и я не утверждаю, что это были именно “снежные люди”. Но вместе с тем мне было известно, что в МНР нет человекоподобных обезьян, и я тогда задумался, как и другие, над вопросом: кто же это?” Ответа не было. Только один старик-монгол из местных жителей, подозванный монгольскими переводчиками, сказал, что это — так называемые “дикие люди” (или, может быть, “горные люди”), водящиеся в этих краях. Из-за какого-то суеверия старик боялся близко подойти к трупам. По словам Г.Н. Колпашникова, убитые существа были примерно человеческого роста. Тело их было покрыто рыже-бурой шерстью, причем неравномерно, местами несколько гуще, местами же проступала кожа. Запомнились густые спадавшие волосы на лбу и бровях. Лицо, говорит Г.Н. Колпашников, “было похоже на очень грубое человеческое лицо”. Позже, уже на банкете по поводу вручения орденов в столице МНР, кто-то из советских офицеров рассказывал в присутствии Г.Н. Колпашникова о том же случае, очевидно побывав на месте происшествия раньше или позже него... Однако время было военное, шел бой, для углубления в естественно-исторические вопросы или отправки трупов животных в центр для исследования не было никакой возможности. Что могло привести этих животных в район боев? Упомянутый монгол-старик говорил, что в здешних горах живут такие “дикие люди”. В те дни стояла жара в 40 – 45о, над районом боев держался сильный трупный запах. Вот все, что мы можем сказать...( ИМ, IV, №124)
Имеется и совершенно независимое сообщение М.Х. Таирова из г. Харбина, которое надо поставить в связь с предыдущим. На приложенной им карте был указан район, примыкающий к Большому Хинганскому хребту, очерченный реками Хаилар, Халхин-Гол, Тор-Гол, Чол, в пределах которого, согласно неоднократно слышанным им рассказам монголов, подчас вечером некоторые люди, имеющие репутацию вполне честных, якобы видели волосатого человека. “Волосатый человек” — такой же большой, как человек и даже больше человека, но отличается огромной силой и крепким телосложением; покрыт волосами темного цвета, это не медведь, а именно человекоподобный, так как ходит на двух ногах (ИМ, IV, №125).
Северо-восточный Китай
Если это сообщение относится к отрогам Большого Хингана, то на отроги Малого Хингана, покрытые густыми непроходимыми лесами, указало нам письмо инженера В. Широколобова: он слышал, что в 1953 г. в Тайюаньском районе Манчжурии, где-то в высокогорной местности в стороне от станции И-Сюнь, было убито охотниками человекоподобное существо, огромного роста, обросшее шерстью, хотя лицо и руки были гладкие. В 1954 г. на станции И-Сюнь местный старый опытный китайский охотник, всю жизнь проживший и промышлявший в этом районе, рассказал В. Широколобову, что несколько лет назад он набрел на следы гораздо большего размера, чем могут быть у человека, но вполне человеческой формы, с пятью пальцами (ИМ, III, №93)
Эти сведения, относящиеся к Большому и Малому Хингану, к горной, покрытой тайгой части Манчжурии, пока еще очень немногочисленны. Но вот перед нами свидетельство одного из немногих натуралистов, которому посчастливилось своими глазами видеть, может быть, то самое человекоподобное животное, которое мы изучаем, причем видеть не на воле и не мельком, а в прирученном состоянии, подтвердив тем самым и многочисленные изустные сообщения о возможности его приручения и даже хозяйственного использования человеком. Этим наблюдателем был Н.А. Байков, сочетавший в себе охотника, зоолога и писателя, посвятивший всю свою жизнь познанию и описанию маньчжурской тайги. Наблюдение его записано и опубликовано много лет тому назад, когда еще в печати и слуху не было о “снежном человеке”, да и сам Н.А. Байков не ставит его ни в какие связи и сравнения, никак не объясняет.
Еще до 1914 года, глубоко в тайге, в горах и лесах Южной Манчжурии, где-то далеко в стороне от города Нингута Н. Байков и его спутник — промышленник Бобошин в хижине охотника-маньчжура по имени Фуцай увидели прирученного звероподобного человека. О том, каким образом появился он у Фуцая, Бобошин сообщил не очень правдоподобные, во всяком случае противоречивые сведения. Якобы осенью лет двадцать назад Фуцай нашел мальчика уродца в волчьей берлоге и взял его себе в фанзу. Затем якобы выяснилось, что это его племянник — сын его брата, родившийся полумертвым, выброшенный за забор и унесенный волками. Мать якобы сразу узнала сына в этом Лан-жене (Волк-человек), когда его привозили в Нингуту. По правде сказать, все это совершенно немыслимо. Во всяком случае Лан-жень с детского возраста жил в фанзе Фуцая, отлично ловил птицу и зверя, особенно ловко — белок и рябчиков, тушки которых он пожирал сырыми. Н. Байков дает яркое описание этого получеловека очень маленького роста, сутулого (что важно для диагностики!), одетого в какие-то лохмотья. “На голове у него спутанные и всклокоченные волосы образовали шапку. Лицо его, красно-бурого цвета, напоминало морду хищного зверя; сходство это еще увеличивалось открытым большим ртом, в глубине которого сверкали ряды крепких зубов с острыми выдающимися клыками. Увидев нас, он присел, опустив свои длинные волосатые руки с крючковатыми пальцами до полу, и замычал каким-то диким звериным голосом. Дикие, почти безумные глаза его горели в темноте, как у волка. На замечание хозяина он опять ответил рычанием и отошел в сторону к наружной стене, где и улегся на полу, свернувшись калачиком, как собака... Я долго наблюдал за странным существом, получеловеком и полузверем, и мне казалось, что звериного в нем было больше, чем человеческого. Несмотря на то, что возраст его был еще юношеский (это нельзя считать достоверным, ибо рассказ о его рождении и родстве с Фуцаем может быть вымыслом. — Б.П.), на вид ему можно было дать гораздо больше, так лет за сорок”. Далее Н. Байков продолжает рассказ: “... В это время Лан-жень, лежавший в углу на полу, зарычал во сне, как это часто делают собаки: приподнял свою косматую голову и зевнул, открыв широкую пасть и сверкая острыми клыками. В этот момент он был до того похож на зверя, что Бобошин не удержался и проговорил: Вот, прости господи, народится же такое чудовище! На человека-то и вовсе не похож! А если б ты видел его в тайге, то испугался бы: волк, да и только! Все повадки волчьи, и ходит не по-человечески. Руки у него длинные и он часто опирается ими в землю и идет на четвереньках, в особенности тогда, когда выслеживает зверя. А по деревьям лазает не хуже обезьяны! Белка от него не уйдет, если он отрежет ей дорогу в дупло. Да и сила в нем звериная, даром, что маленький и щуплый. Представь, и собаки его боятся, как волка. Он их тоже не любит, рычит и скалит на них зубы. Под Новый год Фуцай берет его с собой в Нингуту. Все собаки в городе всполошатся, лают и воют по ночам, когда этот выродок там. А на улице ему прохода не дают. Но ни одна собака ему не попадайся: задушит сразу и перекусит ей горло. А так, он добродушный парень и покладистый, из кожи лезет, чтобы помочь кому-нибудь...”
Ночевка Н. Байкова завершилась наблюдением над ночной перекличкой Лан-женя с волками. Разбуженный Бобошиным, он вышел вслед за выскользнувшим из фанзы Лан-женем. Луна озаряла тайгу и заснеженные горы. Притаившись в тени навеса, Байков и Бобошин наблюдали присевшего на корточки под кедром и поднявшего кверху голову Лан-женя, который издавал вой, в точности подражавший протяжному вою красного волка. Во время вытья он вытягивал нижнюю челюсть и, по мере понижения звука, опускал голову почти до земли, совсем так, как это делают волки. С ближайшей сопки ему отвечали таким же воем звери, причем, когда они ненадолго замолкали, волк-человек усиленно подзывал их своим воем. Вскоре на поляну вышли три волка и осторожно, временами приседая, стали приближаться, а Лан-жень пополз им навстречу. Своими движениями и воем он удивительно точно подражал волкам. Звери подпустили его к себе шагов на пять, после чего медленно побежали обратно к лесу, иногда останавливаясь и оборачиваясь, а Лань-жень, поднявшись с четверенек, сначала шел, затем быстро побежал за ними и скрылся в тайге. По словам Бобошина, “Бог его знает, что он делает по ночам в лесу; этого никто не знает, даже Фуцай и тот не скажет, даже если знает”. Утром, продолжает Н. Байков, чуть свет явился из тайги Лан-жень, все такой же дикий и несуразный на вид и непонятный. Сев за еду, Фуцай подал ему тушку ободранной накануне белки. “Тот схватил ее обеими руками, поднес ко рту и начал ее есть с головы, причем кости хрустели на его крепких зубах, как соломинки. Разрывая мясо руками и с помощью передних резцов, он ворчал от удовольствия. ...В это время он сидел на полу, поджав под себя ноги, и, слушая наставления Фуцая, касающиеся обхода ловушек, отвечал ему глухим мычанием и киванием головы. Быстро уничтожив белку и облизываясь, Лан-жень подошел к котлу и, зачерпнув из него сырую воду ковшиком, выпил ее залпом...” (Байков Н.А. Человек-волк // Сказочная быль. Тяньзинь, с. 143-151.).
Невозможно поручиться за полную достоверность всей этой записи. Если она точна, в ней, может быть, запечатлелся предельный и редкий случай приручения и дрессировки изучаемого нами реликтового гоминоида (ибо версия о мальчике, выкормленном волками в данном случае менее вероятна). Мы располагаем довольно большой серией старинных и современных сообщений о случаях приручения таких существ и об использовании охотниками их поразительной адаптированности к контактам с разнообразной лесной фауной. Соответственно фольклор именует их “повелителями зверья”, “покровителями охоты” и т.п. Сообщение, что охотник Фуцай делал этому человекоподобному животному какие-то замечания и наставления, не может дезавуировать рассказ Н. Байкова, даже если это не субъективная иллюзия наблюдателя: ведь мы в быту нередко говорим с домашней собакой, собака, хотя ее мозг бесконечно ниже мозга гоминида, способна различать и выполнять очень сложные словесные команды.
Мы уже давно перешли с территории Монгольской Народной Республики обратно на территорию Китайской Народной Республики. Проследуем по ней теперь на юго-восток и замкнем круг нашего обзора на юге провинции Шэньси, в районе хребта Циньлин-Шань. Этот хребет является в известном смысле продолжением хребта Нань-Шань, к которому, как мы помним, относится не малое число данных о “диком человеке”. С другой стороны, хребет Циньлин-Шань тесно связан и с Сино-Тибетскими горами (Сычуанскими Альпами), примыкающими к Восточному Тибету и в то же время к горной системе западной части провинции Юньнань.
Коренной житель провинции Шэньси, а ныне председатель правительства этой провинции, Чжао Шоу-шань, рассказал, что давно, лет сорок назад он лично видел “жень-сю” (т.е. “человека-медведя”, “дикого человека”) в горах Циньлин-Шань, но не вблизи — сам он находился на одной вершине, а “жень-сю” на другой. В другой раз охотник, убивший “жень-сю” и снявший с него шкуру, показывал лично Чжао Шоу-шаню эту снятую шкуру. Вообще жители Циньлин-шаня хорошо знают это существо, рассказывают, что оно живет не стадно, а рассеянно, что оно лишено речи, но, как говорят, может смеяться и плакать. Рассказывают, что однажды один охотник оказался совсем вблизи от него и тогда оно положило ему на плечи свои руки с длинными ногтями и начало довольно смеяться. Рассказывают, что в недавнее время там была похищена этими существами одна женщина-тибетка, которая только через два года была случайно найдена китайским военным патрулем (ИМ, II, №41).
Не может быть никакого сомнения, что когда известный китайский историк проф. Хоу Вай-лу рассказывал нам о человекоподобных диких существах, живущих в горах Циньлин-шань и издревле известных населению, он говорил о тех же самых существах. Существование их, говорил он, не подлежит никакому сомнению. До народно-демократической революции жители южных районов провинции Шэньси не считали их людьми и охотились на них; оставшихся в живых и захваченных приручали, их использовали как рабочую силу для несложных работ. По личному мнению проф. Хоу Вай-лу, это было не гуманно, он приравнивает захваченных пленников к рабам и думает, что они являются потомками племени или народа эпохи Западного Чжоу (X – VIII в. до н.э.), оттесненного в горы окрестным населением и одичавшего. Однако, сообщенные проф. Хоу Вай-лу конкретные сведения заставляют сближать этих “диких людей” хребта Циньлин-Шань не с людьми, а с описываемыми нами человекоподобными приматами. Правда, проф. Хоу Вай-лу, рассматривавший одного из них, не заметил в строении тела существенных отличий от людей, однако это может в немалой мере объясняться субъективной установкой наблюдателя: фиксируется ли внимание на чертах сходства или чертах различия с человеком. Так, проф. Хоу Вай-лу отмечает, что на теле этих “диких людей” волосатость значительно сильнее, чем у людей, но полагает, что это можно объяснить тем, что они живут голые в холодном высокогорье. Гораздо важнее фактические данные: они не имеют никакой одежды, жилища, питаются сырьем, а именно сырым мясом и дикими плодами, ничего неизвестно об использовании ими каких бы то ни было примитивных орудий. Особенно существенно, что они не имеют никакой речи, никакого языка.
Проф. Хоу Вай-лу не сомневается, что и сейчас в горах Циньлинь-Шань обитает еще некоторое количество таких “диких людей”. Свидетельство этому — то, что он сам в 1954 г. видел в горном селении одного из них, выловленного с помощью традиционного приема охоты на них: на склонах горы раскладывают в нескольких местах куски красной материи, которые привлекают внимание и любопытство этих существ. Пленник, которого наблюдал проф. Хоу Вай-лу, был выловлен, несомненно, уже несколько лет до того, — он был приручен, выполнял некоторые простейшие работы по соответствующим приказам. Но самое интересное в наблюдениях проф. Хоу Вай-лу над этим существом, пожалуй, то, что, хотя он не обладал никакой речью, его удалось в конце концов выдрессировать воспроизводить несколько самых простых китайских слов (ИМ, II, №45).
Знаете ли Вы, как разрешается парадокс Ольберса? (Фотометрический парадокс, парадокс Ольберса - это один из парадоксов космологии, заключающийся в том, что во Вселенной, равномерно заполненной звёздами, яркость неба (в том числе ночного) должна быть примерно равна яркости солнечного диска. Это должно иметь место потому, что по любому направлению неба луч зрения рано или поздно упрется в поверхность звезды. Иными словами парадос Ольберса заключается в том, что если Вселенная бесконечна, то черного неба мы не увидим, так как излучение дальних звезд будет суммироваться с излучением ближних, и небо должно иметь среднюю температуру фотосфер звезд. При поглощении света межзвездным веществом, оно будет разогреваться до температуры звездных фотосфер и излучать также ярко, как звезды. Однако в дело вступает явление "усталости света", открытое Эдвином Хабблом, который показал, что чем дальше от нас расположена галактика, тем больше становится красным свет ее излучения, то есть фотоны как бы "устают", отдают свою энергию межзвездной среде. На очень больших расстояниях галактики видны только в радиодиапазоне, так как их свет вовсе потерял энергию идя через бескрайние просторы Вселенной. Подробнее читайте в FAQ по эфирной физике.
