Аурелио Печчеи "Перед бездной" / Aurelio Peccei

Моим детям, моим внукам,
всей молодежи, чтобы они поняли,
что должны быть лучше нас.

Триумфальное развитие западной цивилизации неуклонно приближается к критическому рубежу. Уже занесены в золотую книгу наиболее значительные успехи ее предшествующего развития. И пожалуй, самым важным из них, определившим все остальные достижения цивилизации, явилось то, что она дала мощный импульс к развертыванию промышленной, научной и технической революций. Достигнув сейчас угрожающих размеров, они уподобились гигантским тиграм, которых не так-то просто обуздать. И тем не менее вплоть до недавнего времени общество умудрялось приручать их и успешно подчиняя своей воле, понукало мчаться вперед и вперед. Время от времени на пути этой бешеной гонки вырастали трудности и преграды. Но они либо с поразительной легкостью преодолевались, либо оказывались стимулами для новых мощных скачков вперед, побуждали к развитию более совершенных движущих сил, новых средств роста. У современной цивилизации нашлись возможности для решения многих, казалось бы, неразрешимых социально-политических проблем. Так, появилась новая общественная формация – социализм, – широко использующая достижения научно-технического прогресса. Набирая все новые и новые силы, цивилизация нередко обнаруживала явную склонность навязывать свои идеи с помощью миссионерской деятельности или прямого насилия, идущих от религиозных, в частности христианских, традиций. Трудовая этика и прагматический стиль мышления послужили источниками непреодолимого напора тех идей и средств, с помощью которых она навязывала свои привычки и взгляды другим культурам и традициям. Так цивилизация неуклонно распространялась по планете, используя для этого все возможные пути и средства – миграцию, колонизацию, завоевания, торговлю, промышленное развитие, финансовый контроль и культурное влияние. Мало-помалу все страны и народы стали жить по ее законам или создавали их по установленному ею образцу. Ее нравы стали предметом поклонения и образцом для подражания; и, даже если их отвергают, все равно именно от них отталкиваются в поисках иных решений и альтернатив.

Развитие цивилизации, однако, сопровождалось расцветом радужных надежд и иллюзий, которые не могли осуществиться хотя бы по причинам психологического и социального характера. В основе ее философии и ее действий всегда лежал элитаризм. А Земля – как бы ни была она щедра – все же не в состоянии разместить непрерывно растущее население и удовлетворить все новые и новые его потребности, желания и прихоти. Вот почему сейчас в мире наметился новый, более глубокий раскол – между сверхразвитыми и слаборазвитыми странами. Но даже и этот бунт мирового пролетариата, который стремится приобщиться к богатствам своих более благополучных собратьев, протекает в рамках все той же господствующей цивилизации и в соответствии с установленными ею принципами.

Маловероятно, чтобы она оказалась способной выдержать и это новое испытание, особенно сейчас, когда ее собственный общественный организм раздирают многочисленные недуги. НТР же становится все строптивее и усмирять ее все труднее и труднее. Наделив нас невиданной доселе силой и привив вкус к такому уровню жизни, о котором мы раньше и не помышляли, НТР не дает нам порой мудрости, чтобы держать под контролем наши возможности и запросы. И нашему поколению пора наконец понять, что только от нас зависит теперь, сможем ли мы преодолеть это критическое несоответствие, так как впервые в истории от этого зависит судьба не отдельных стран и регионов, а всего человечества в целом. Именно наш выбор предопределит, по какому пути пойдет дальнейшее развитие человечества, сможет ли оно избежать самоуничтожения и создать условия для удовлетворения своих потребностей и желаний.

Далек ли от нас критический порог? Думаю, что он уже совсем близок, и мы стремительно мчимся прямо к нему. Уже к 1984 году население планеты достигнет почти 5 миллиардов. Это неизбежно приведет к увеличению масштабов и сложности всех земных проблем. Число безработных может достигнуть к этому моменту 500 миллионов человек. Европейское экономическое сообщество будет, видимо, по-прежнему биться над тем, как реформировать многоликую денежную систему и координировать развитие входящих в него стран и их внешнюю политику. И хотя важность роли Сообщества в мире отнюдь не определяется размерами входящих в него стран, численность населения которых составляет всего лишь 5-6% от мирового населения, вряд ли можно всерьез рассчитывать на его ощутимую помощь остальному миру. Маловероятно, чтобы страны Сообщества смогли к этому времени выбраться из трясины собственных проблем. Тем временем занятая «оборонными» программами изобретательная и могущественная половина мирового ученого сообщества даст новый толчок гонке вооружений, снабдив ее средствами выхода в безграничное космическое пространство. И все большие и большие ломти мирового продукта будут поглощаться в самоубийственных целях. Десятки миллионов лет влажные тропические леса пребывали в состоянии устойчивого равновесия. Сейчас их уничтожают со скоростью 20 гектаров в минуту. Если так пойдет и дальше, то уже через три-четыре десятилетия они окончательно исчезнут с лица земли – раньше, чем иссякнет нефть в последних скважинах, но с куда более опасными для человека последствиями.

Можно до бесконечности продолжать этот печальный список. И что самое страшное, никто, в сущности, не знает, какая именно из этого множества опасностей и проблем – далеко не все из которых мы уже успели прочувствовать и осознать – развяжет ту цепную реакцию, которая поставит человечество на колени. Никто не может сейчас предсказать, когда это произойдет, и вполне возможно, что ближайшие годы и есть последняя отсрочка, дарованная человечеству, чтобы оно наконец образумилось и, пока не поздно, изменило курс.

Что же мы можем предпринять в этот последний час? Прежде всего пора, наконец, понять всем – как тем, кто принимает ответственные решения, так и рядовым людям, – что нельзя без конца уповать на всякого рода общественные механизмы, на обновление и усовершенствование социальной организации общества, когда на карту поставлена судьба человека как вида. При всей той важной роли, какую играют в жизни современного общества вопросы его социальной организации, его институты, законодательства и договоры, при всей мощи созданной человеком техники не они в конечном счете определяют судьбу человечества. И нет, и не будет ему спасения, пока оно само не изменит своих привычек, нравов и поведения. Истинная проблема человеческого вида на данной стадии его эволюции состоит в том, что он оказался неспособным в культурном отношении идти в ногу и полностью приспособиться к тем изменениям, которые он сам внес в этот мир. Поскольку проблема, возникшая на этой критической стадии его развития, находится внутри, а не вне человеческого существа, взятого как на индивидуальном, так и на коллективном уровне, то и ее решение должно исходить прежде всего и главным образом изнутри его самого.

Проблема в итоге сводится к человеческим качествам и путям их усовершенствования. Ибо лишь через развитие человеческих качеств и человеческих способностей можно добиться изменения всей ориентированной на материальные ценности цивилизации и использовать ее огромный потенциал для благих целей. И если мы хотим сейчас обуздать техническую революцию и направить человечество к достойному его будущему, то нам необходимо прежде всего подумать об изменении самого человека, о революции в самом человеке. Задачи эти при всей своей кажущейся на первый взгляд несовместимости вполне реальны и разрешимы сегодня при условии, что мы наконец осознаем, что именно поставлено на карту, если поймем, что называться современными, соответствующими своему времени мужчинами и женщинами – значит постигнуть искусство становиться лучше. В настоящей книге я сделал попытку поднять и обсудить все эти проблемы и найти ответ на последний, самый важный вопрос – как разжечь искру, которая положит начало развитию человеческих качеств.

При всей неприязни, которую я издавна питаю ко всякого рода биографиям, и в особенности автобиографиям, мне не удалось избежать этого жанра (сделал я это по просьбе редактора французского издания, первым обратившегося ко мне с этой просьбой). Я очень многим обязан некоторым своим друзьям, и в частности Александру Кингу и Виллему Олтману, которые не только дали мне массу полезных советов о содержании книги, но и подсказали, как вообще ее писать. Откровенно говоря, я не всегда им следовал, так что все недостатки и несовершенства, которые читатель обнаружит на этих страницах, следует целиком и полностью относить на мой счет. Я в большом долгу и перед Питером Глэнденингом и Джозефом Глэдуином, которые терпеливо и внимательно выправляли мой английский язык, сделав его в конце концов, как я надеюсь, вполне читабельным. Наконец, я хочу особенно поблагодарить Анну Марию Пиньокки за ту поистине неоценимую помощь, которую она постоянно оказывала мне, когда мы преодолевали бесчисленные трудности при подготовке книги к публикации.

Кстати, не кто иной, как Уинстон Черчилль, считал работу над книгой сущей пыткой. Он сравнивал ее с любовным приключением. «Вначале, – говорил он, – все это выглядит как мимолетное увлечение. Потом она становится любовницей, затем постепенно превращается в госпожу, а вслед за тем и в тирана. В конце концов, на последней стадии вы уже почти готовы смириться с этим своим рабством, но вдруг находите в себе силы, убиваете чудовище и бросаете его к ногам публики». Именно это я и собираюсь сейчас сделать, теша себя, как и все авторы, надеждой, что мне удастся задеть струны в душах читателей.

Глава 1

История моей жизни

Мой отец научил меня двум самым важным в жизни вещам: как быть человеком и как жить свободным человеком. Все это мне очень пригодилось, так как наше очень трудное время предъявило человеку самые высокие требования. Я появился на свет в 1908 году и принадлежу к тому поколению, которое благодаря стараниям и изобретательности предшественников могло бы вписать решающую главу в единую историю человечества. На заре двадцатого века сложились исключительно благоприятные условия для прогресса, для максимального развития человеческих способностей, искоренения бедности и создания достойной жизни для всех людей.

Однако, увы, возможность эта была упущена. Современная цивилизация многим принесла процветание, но она не освободила человека от алчности, которая совершенно несовместима с открывшимися перед ним огромными возможностями. Оставшиеся ему в наследство от времен бедности эгоизм и узость мышления продолжали довлеть над ним, заставляя без конца извлекать материальные выгоды практически из всех тех разительных изменений, которые он сам вносил в свою жизнь. Так человек постепенно превращался в гротескного, одномерного Homo economicus. К сожалению, от этого изобилия выигрывали в основном лишь определенные слои общества, и их не очень-то волновало, какой ценой заплатят за их благополучие другие, уже живущие или еще не родившиеся жители планеты.

Помню, меня еще в ранней юности глубоко поражало, что во времена, когда, казалось бы, общество могло позволить себе стать добрее, мягче и терпимее, оно продолжало развиваться, движимое себялюбием и эгоизмом. Я происхожу из семьи, принадлежащей к нижним слоям среднего класса. Постоянная борьба за скудный достаток, угроза бедности и неуверенность в завтрашнем дне составляли здесь основу человеческого существования. Отец мой, однако, был человеком образованным, и его общая культура, чисто человеческие качества и гуманистические идеалы оказали большое влияние на мое развитие. Предки его были родом из Венгрии. Их продвижение на запад началось несколько поколений назад. После временных остановок в Хорватии, Далмации и Венеции они наконец достигли Северной Италии и осели в Турине. Именно здесь я и появился на свет. Мне всегда казалось, что характер моей семьи носит следы венецианских традиций – духа первооткрывателей новых земель, путешественников, купцов и дипломатов. Предками моей матери были крестьяне из горных районов Пьемонта. Нелегкая жизнь их протекала в постоянной борьбе за скудные урожаи пшеницы и кукурузы. Когда на холмы приходила засуха, иссякала последняя вода в колодцах, жители запрягали мулов и отправлялись за нею к ближайшей реке, до которой было более 10 километров.

С детства я привык критически относиться ко всему, что происходило в Италии и за ее пределами. К этому приучила меня обстановка в семье, либеральная и чуждая религиозной ограниченности, а также воспитание, которое я получил. Отец мой был одним из первых социалистов. Мы жили в Турине, городе огромного обаяния и строгих правил, где все дышало воспоминаниями о борьбе за воссоединение Италии, эпохе создания единого итальянского государства. Суровые, трудолюбивые жители города всегда казались мне менее предприимчивыми и подвижными, чем принято считать среднего итальянца. Когда в прошлом веке возникла возможность объединить дюжины маленьких государств Итальянского полуострова в единую страну, именно Пьемонт, и в частности его столица Турин, встал во главе этого движения и дал ему необходимое вооружение. Позднее Турин постепенно становился крупным промышленным центром, частично утрачивая при этом свое прежнее обаяние, но сохраняя отличавшие жителей этого города гражданские добродетели и непоколебимое свободолюбие. Именно в Турине берет начало та гуманистическая ориентация, которая и поныне является отличительной чертой Итальянской коммунистической партии, лежит в основе коммунистического движения в Италии.

Будучи еще школьником, я видел, как мой родной город упорно сопротивлялся фашизму, хотя и вынужден был в конце концов подчиниться силе. Что же касается лично меня, то я оказался одним из последних студентов, дерзнувших защищать диссертацию, не надев черной рубашки. Это было в 1930 году. А в годы второй мировой войны Турин вновь показал свой характер, став одним из оплотов движения Сопротивления. Здесь, в Турине, были написаны самые прекрасные страницы летописи борьбы за освобождение.

Эта благотворная атмосфера во многом определила мое отношение к людям и к миру, стала основой моей веры в широкие возможности человека, его мужество и стойкость, его способность противостоять превратностям судьбы, осознавая пределы своих возможностей и в то же время сохраняя верность своим идеалам.

Я был взращен свободным мыслителем. Бренное человеческое существо, размышлял я, живущее среди множества ему подобных какой-то краткий миг в сравнении, быть может, с вечной жизнью на планете, которая и сама не что иное, как песчинка в бескрайней вселенной, – кто я, в сущности, такой?.. В результате зрелых размышлений я, наконец, постиг со смесью смирения и гордости, что я не более, чем крошечная частица всеобщей целостности, всего того, что составляет жизнь на Земле. И лучшее, что я могу сделать за свое краткое пребывание в человеческой колонии, – это прожить как можно более полезную с точки зрения моих собственных принципов и убеждений жизнь, в меру своих сил попытаться улучшить положение вещей в этом мире и, что самое важное, никогда не поступать с другими людьми и вообще с живыми существами так, как я не хотел бы, чтобы они поступали со мною.

В ранние годы моего ревностного студенчества мне удалось побывать за пределами фашистской Италии. В поисках пищи для ума я провел шесть чрезвычайно полезных для меня счастливых месяцев в Париже, деля время между занятиями в Сорбонне и встречами с политическими эмигрантами разных национальностей. Здесь я начал изучать вечные идеи великих французских мыслителей, непреходящая мудрость которых и по сей день сохраняет влияние на мое мировоззрение.

Заинтересовавшись опытом Великой Октябрьской революции, я научился довольно бегло говорить по-русски и побывал в Советском Союзе. Ленинская новая экономическая политика была темой моей дипломной работы при окончании экономического факультета. Это было в 1930 году, и тема эта не могла не звучать как определенный вызов режиму. Я глубоко восхищался работами Маркса, хотя и не считаю себя ни марксистом, ни последователем какой бы то ни было другой идеологии. Я всегда считал, что богатство мыслей, полученное нами в наследство от Маркса и других великих философов и мыслителей прошлого, должно быть развито и дополнено в соответствии с новыми условиями, характерными для нашего времени. И мы должны в меру своих возможностей умножать это богатое наследие прошлого созвучными нашей эпохе идеями. В целом бурные беспокойные годы, ознаменовавшие начало моей самостоятельной жизни, оказались для меня чрезвычайно полезными. Я понял, что в жизни важно не только уметь преодолевать трудности, но и учиться понимать других, сколь бы сильно ни отличались они от нас самих. Я приобрел много добрых друзей, с которыми делил благородные порывы и грандиозные замыслы юности. Лишь позднее, оглядываясь назад, я до конца осознал, какой глубокий след оставили во мне события той поры, не только закалив мой характер, но и научив меня терпимости к людям.

Последующий период моей жизни протекал в среде технической интеллигенции, так называемых «белых воротничков», где я делал первые шаги в сфере управленческой деятельности. Вот уже 50 лет, как я работаю. Поначалу это была случайная, временная работа, за которую я, еще учась в школе, брался, чтобы помочь родителям платить за мое образование. Незадолго до окончания университета мне благодаря знанию русского языка удалось получить постоянную работу в фирме «Фиат», уже тогда имевшей довольно значительные деловые связи с Советским Союзом. На первых порах я занимался делопроизводством, вел деловую переписку, сам печатал на машинке, неплохо стенографировал служебные переговоры. Однако безликая, анонимная работа в большом, многолюдном учреждении не очень соответствовала моему характеру, моим склонностям. В мечтах меня манили куда более широкие горизонты. Я начал подыскивать себе другую работу, и наконец мне удалось добиться назначения в Китай, где я и оставался до середины 1938 года.

К тому времени я женился. Это произошло в 1933 году. Мы с Маризой до этого были знакомы уже 5 лет, но я все не был уверен, что смогу содержать семью. Экономическое положение Италии не сулило в те времена слишком блестящих перспектив, да и мои личные позиции были при фашизме весьма непрочны. Теперь мне предстояла длительная работа за границей, будущее казалось более определенным, я почувствовал себя гораздо увереннее и решился наконец на этот ответственный в моей жизни шаг. Трудно представить себе свадебную церемонию скромнее нашей. На ничем не примечательном официальном бракосочетании в темном зале Туринской ратуши были только родственники и несколько близких друзей. Но разве помпа и пышные церемонии играют хоть какую-нибудь роль, когда двое молодых людей решили жить вместе? Наш брак оказался счастливым. Вот уже более 40 лет длится он под небесами разных стран, и я многим в жизни обязан моей милой, любящей и терпеливой жене. В тяжелые, беспокойные годы жизни она всегда хранила тепло в нашем домашнем очаге. Благодаря ей удалось сохранять постоянные связи с выросшими детьми, которые уже сами обзавелись семьями и разбрелись по свету, обосновавшись в разных краях.

Жена приехала ко мне в Китай спустя несколько месяцев. Проведенные в Китае годы оказались беспокойными и богатыми приключениями. В те времена весь мир к востоку от Суэца представлял, по сути, британскую территорию. Не тратя лишних усилий и не делая лишних движений, Британская империя – через посредство исключительно дееспособного корпуса гражданских служащих, эффективно поддерживаемых в случае необходимости Королевским флотом и несколькими батальонами сухопутных войск, – умудрялась с легкостью править огромными территориями, поддерживая там необходимый порядок и следя за соблюдением коммерческих интересов британской короны. Все это вызывало во мне тогда определенное уважение к этой нации, вместе с тем я не мог не задавать себе вопроса, когда и где наконец ветер перемен всколыхнет народы, работающие до седьмого пота и послушно пляшущие под чужую дудку. Ведь звуки ее доносились из страны, отделенной от них тысячами километров и многими неделями пути.

Некоторое время я прожил в Шанхае – городе, который остался в моей памяти городом резких, разительных контрастов. Казалось, даже сам взрывной характер вездесущих жителей этого города предвещал грядущие важные события. И, как постоянное напоминание о том, чего никогда не должно было бы быть на Земле, поражали слова объявлений на зеленых оградах Международного сеттльмента: «Вход собакам и китайцам строго воспрещен». При всем своем своеобразном очаровании, прихотливом сочетании грубой силы и соблазнов Шанхай все-таки был кошмарным городом, и именно там я впервые почувствовал себя зрелым.

Позднее я имел возможность увидеть и отчасти понять истинное лицо Китая. Прежде чем окончательно обосноваться в Гонконге, я много ездил по стране и прожил два года в центральных районах, в городе Наньчане, где итальянские компании строили тогда авиационный завод. В Наньчане я впервые услышал о волнениях на юге провинции, говорили, что там «бандиты». Если бы я знал тогда, что это были местные крестьяне, объединявшиеся вокруг Мао Цзэдуна и его сторонников накануне Великого похода, я бы обязательно попробовал познакомиться с ними поближе. К сожалению, я упустил эту возможность.

Здесь, в Наньчане, в августе 1937 года я впервые испытал, что такое воздушный налет: японское вторжение в Китай началось именно в том месте, где мы жили. Правда, несколько бомб, которые были сброшены японскими самолетами, вызвали больше паники, чем серьезных разрушений. Одна из них едва не угодила в квартал, где поселился итальянский технический персонал. Мне под беспорядочным перекрестным огнем спешно пришлось пробираться туда. Несмотря на молодость, мне предстояло эвакуировать из Наньчана в более безопасные внутренние районы страны, а потом в Гонконг сотню перепуганных, плачущих женщин и детей (среди которых была и моя собственная жена), так как на меня было возложено руководство этими работами. Эта и без того хлопотливая и нелегкая задача осложнялась еще тем, что как раз в эти дни Италия круто изменила свои политические альянсы, поссорилась с Китаем и подружилась с Японией.

Когда я возвратился в Европу, уже надвигалась вторая мировая война, и я сразу же примкнул сначала к антифашистскому фронту, а потом – к движению Сопротивления. Эти годы еще более закалили мой характер, обогатили жизненный опыт. Я принадлежал к немарксистскому левому движению «Джустиция э либерти» («Справедливость и свобода»), которое выступало за радикальное обновление итальянского общества (но увы, программа которого так и не была осуществлена) и вместе с коммунистами возглавило настоящую активную борьбу не на словах, а на деле.

«Справедливость и свобода» организовывала боевые группы в городах и долинах Альп. Однако реальные наши действия тормозились из-за недостаточно эффективной помощи со стороны союзников. Тогда еще, к счастью, я не успел попасть в полицейские черные списки и мог довольно беспрепятственно предпринимать деловые поездки за границу. Однажды в 1942 году я дерзко воспользовался этой возможностью и вместе с одним из моих друзей пробрался в расположенный в Берне центр американских разведывательных служб в Европе. Там мы заявили решительный протест командованию союзников и потребовали от них немедленных поставок снаряжения для наших боевых групп, действовавших в горных районах. Конечно, мало было надежды, что эта дерзкая выходка пройдет не замеченной нацистскими шпионами, державшими службы союзников в Берне под неусыпным наблюдением. Но, может быть, как раз благодаря дерзости миссия наша оказалась, в конечном счете, успешной, ибо после этого не только значительно увеличилась помощь союзников боевым отрядам организации «Справедливость и свобода», но и нам с другом удалось уцелеть и не угодить в тюрьму. На следующий год, после заключения перемирия 8 сентября, я все-таки принял решение уйти в подполье.

1944 год был для меня не очень удачным. В феврале во время одной из регулярных облав, проводившихся местными фашистами, я был арестован. Как раз тогда я только что вернулся из Рима, куда был послан для установления контактов с центральным руководством нашего движения. При аресте у меня нашли планы боевых действий, шифры и ключи к ним. К тому же в то время на берегу Средиземного моря, в Анцио, высадились союзники, и партизаны превращались в еще более серьезную угрозу для фашистов на полуострове (особенно боявшихся за коммуникации). Поэтому ни фашисты, ни нацисты не останавливались ни перед какими средствами, чтобы заставить своих узников заговорить, и как можно скорее. Все это значительно осложняло мое и без того тяжелое положение.

Я подготовился нравственно и физически к тому, чтобы оказать упорное сопротивление. На следующий день после моего ареста я должен был присутствовать, если бы остался на воле, на нескольких собраниях, поэтому главной задачей было продержаться до того момента, пока товарищи, заметив мое отсутствие, не подумают, что со мной что-то случилось, и не примут соответствующих мер предосторожности. Необходимо было выиграть время. При этом я уповал на то, что собственноручно стенографировал некоторые из обнаруженных у меня документов и нацистам не так-то быстро удастся их расшифровать. Так и случилось – я оказался для них крепким орешком. Я был здоров как бык и смог не один день выносить жестокие нацистские пытки. Однажды утром на тюремном дворе я случайно увидел одну знакомую, попавшую сюда в поисках пропавшего сына. Узнав меня по пальто – лицо мое к тому времени изменилось от побоев до неузнаваемости, – она немедленно сообщила об этой встрече товарищам. Они приняли решение приговорить к смерти полицейских главарей за применение пыток к политическим заключенным.

Тюремщики вдруг перестали меня терзать, но перевели в ранг заложника, пригрозив немедленно со мной разделаться в случае смерти одного из них. Мои товарищи, разумеется, не собирались идти ни на какие перемирия и сделки с врагами, но они испробовали все, чтобы освободить меня. Они, например, предлагали различные варианты обмена заключенными, но и это не устраивало тюремщиков, которые не хотели выпускать меня на свободу, так как под угрозой находились их собственные головы.

Так проходил месяц за месяцем, а я все оставался в тюрьме. Трижды за это время тюремное начальство отказывалось передать меня в распоряжение других фашистских подразделений или командования СС, которые собирались расстрелять заключенных. Но моя жизнь по-прежнему была незримыми нитями связана с жизнями моих тюремщиков. И пока им удалось каким-то образом сберечь головы, моя тоже оставалась при мне.

С приближением конца войны крах фашистского режима становился все более неминуем. Положение мое делалось все опаснее. Надо мной, как и над другими заключенными, нависла угроза стать жертвой последней отчаянной мести фашистов. Одиннадцать месяцев заключения были одним из самых ярких периодов моей жизни. Я искренне благодарен судьбе за то, что именно там, в тюрьме, в нечеловеческих условиях, получил наглядные уроки человеческого достоинства и мужества. И моими учителями оказались самые на первый взгляд скромные и простые люди. Им не от кого было ждать поддержки и помощи. Единственной опорой были для них их собственные убеждения и человечность. Именно тогда, наверное, я впервые осознал, какое доброе начало подспудно таится в человеке и лишь ждет освобождения и что современное общество должно научиться давать выход этим добрым силам. Я убедился, что можно и в тюрьме оставаться свободным, что можно заковать в цепи человека, но идеи не подвластны никаким тюремщикам. Я воочию убедился также, что часто намного легче красиво умереть, чем стойко переносить пытки, легче найти силы вести себя на собственном расстреле как актер, в последний раз в жизни играющий великую трагическую роль, чем постоянно ощущать, как день за днем разрушается твоя плоть, иссякают силы и тает здоровье, и все-таки сохранять при этом верность идеалам. На такую поистине героическую стойкость способны лишь избранные.

И тут совершенно неожиданную роль в моей судьбе сыграло давнее соперничество между различными фашистскими группировками и их смертельный страх перед неминуемым поражением. В один из холодных январских дней 1945 года я вдруг оказался на свободе, причем соперники «освободителей» горели желанием добраться до меня, которого к тому же прекрасно знали в лицо, и немедленно повесить на первом же фонарном столбе. На свободе необходимо было соблюдать крайнюю осторожность, чтобы невольно не навести врагов на след моих подпольных товарищей. Тем не менее, я вновь включился в работу и занимался ею вплоть до дня освобождения.

Еще шла война, когда Комитет национального освобождения назначил меня одним из комиссаров компании «Фиат». Благодаря партизанам удалось предотвратить уничтожение фиатовских заводов германскими оккупационными войсками. Впрочем, они и так уже к тому времени изрядно пострадали от бомбежек союзников-американцев днем и англичан по ночам, – в результате которых было выведено из строя более 60% производственных мощностей предприятий компании. Моей первой задачей была организация работ по восстановлению разрушенного промышленного оборудования и возобновлению производственной деятельности. Эта и без того достаточно сложная задача осложнялась еще и тем, что мне приходилось параллельно заниматься чисткой персонала от наиболее оголтелых фашистов и коллаборационистов, защищая при этом и их жизни от расправ и самосудов населения.

Союзники учредили тем временем в Италии военное правительство. Несколько месяцев спустя мне позвонил представитель местного начальства и, поблагодарив за прекрасное исполнение возложенных на меня обязанностей, объявил, что во мне более не нуждаются и я должен отстраниться от дел. При этом он добавил, что я могу сам выписать себе чек на сумму, в которую оцениваю свои исключительные услуги. Никогда прежде я не слышал такого чисто американского выражения, но тем не менее сразу же уловил его смысл, который глубоко поразил меня. О таких ли наградах мечтали мы в годы борьбы и лишений?! Не колеблясь, я ответил, что свои полномочия могу сложить только перед назначившим меня на этот пост Комитетом национального освобождения и что, разумеется, не может быть и речи ни о каких чеках и ни о каком дополнительном вознаграждении за мои услуги.

Вскоре после этого на «Фиате» была восстановлена система управления, а мне пора было определить свои планы на будущее. Я решительно отвергал любые должности и награды – экономические или политические, – если мог истолковать их как своего рода компенсацию за то, что я делал лишь по долгу свободного гражданина в трудные для страны годы.

В моей жизни начался новый период труда и раздумий. В эти годы мне приходилось много путешествовать по странам и континентам. Я смог воочию увидеть и глубже понять, что в действительности представляет собой неразвитость многих районов Азии, Африки и Латинской Америки. Тогда же мне довелось впервые побывать в Соединенных Штатах. Надо ли говорить, что эта страна произвела на меня неизгладимое впечатление.

В тот период я не раз имел возможность внести свою лепту и в восстановление своей собственной страны, вышедшей из фашистской авантюры потерпев моральный и материальный ущерб. Участие в восстановлении Италии помогло мне приобрести чрезвычайно ценный опыт, который я мог позднее использовать при решении сходных проблем в других странах. Поэтому я решил на некоторое время обосноваться в Италии и более активно участвовать в ее возрождении. Некоторое время я возглавлял работы по реконверсии и реорганизации трех областей деятельности «Фиата»: сельскохозяйственного машиностроения и производства тракторов, производства подвижного состава для железных дорог и самолетостроения. Мне довелось стать одним из основателей компании «Алиталия» и участвовать в поисках новых подходов к решению наболевшей проблемы слаборазвитого Юга Италии, жизненный уклад и экономика которого столь резко контрастируют с промышленным Севером страны. Но дальние страны по-прежнему манили меня.

В 1949 году я вызвался заняться восстановлением утраченных за годы войны позиций «Фиата» в Латинской Америке. Сконцентрировав основные свои усилия на Аргентине, я основал там штаб-квартиру фирмы и прожил несколько лет среди благородных и щедрых жителей этой страны. Щедрой здесь была и сама земля. Грандиозные масштабы производства продуктов питания в стране послужили основанием для широко распространенной шутки, гласящей, что «люди здесь толстеют от кризисов».

Промышленность стала необходимым условием сбалансированного экономического развития этой страны. Однако официально провозглашенный курс на ускоренную индустриализацию превратился из-за плохого планирования и отсутствия необходимой базы в средство получения государственных субсидий и привилегий, вызвал расцвет протекционизма. В те годы в стране одновременно существовало более дюжины различных автомобильных заводов, все они финансировались за счет государства, хотя, разумеется, половина из них довольно скоро обанкротилась.

Мои рекомендации руководству «Фиата» сводились к тому, чтобы, не игнорируя процессов индустриализации страны, развивать в ней лишь те отрасли, которые бы отвечали нашим собственным критериям рациональности и требованиям, предъявляемым к эффективному промышленному производству. Рекомендации были приняты, и на меня была возложена ответственность за деятельность компании на территории страны. Под моим непосредственным руководством были построены и введены в строй все предприятия и заводы компании «Фиат» в Аргентине. Я знал по опыту, что никакое промышленное предприятие, как, впрочем, и вообще любое предприятие, не может стать лучше проекта, по которому оно создается. Вместе с тем я отдавал себе отчет и в том, как важна повседневная кропотливая работа, в результате которой проект обретает реальность. Ведь проект отделяет от введенного в строй предприятия цепь бесконечных, неисчислимых трудностей и проблем, и именно от их решения зависит, в конечном счете, общий успех. Поэтому я лично вникал во все детали проектирования предприятий, наблюдал за их строительством, занимался управлением, включая финансовое и коммерческое планирование, а также помогал на первых порах решать вопросы, связанные с конкретным руководством, особенно пока предприятие еще не достигло проектной мощности. Так были заложены основы для того, чтобы «Фиат» стал впоследствии ведущей в Аргентине компанией по производству автомобилей, тракторов, железнодорожного оборудования, дизелей и одной из самых процветающих фирм во всей Латинской Америке.

Латинская Америка переживает сейчас период стремительных изменений, которые охватывают всю огромную территорию этого региона. Стремясь проследить и понять эти процессы, я изъездил вдоль и поперек Латинскую Америку, работая не менее двенадцати часов в сутки. Но это была увлекательная, творческая работа. Она дала возможность познать много нового, встречаться и сотрудничать с интересными людьми самых разных профессий и судеб. Среди них оказывались надежные соратники, помогавшие мне в работе: славные рабочие наших предприятий; упрямые и энергичные профсоюзные лидеры; бизнесмены старой закалки, которых выживало новое поколение менеджеров американского типа; мелкие землевладельцы, тщетно пытавшиеся остановить неумолимый ход времени; колоритные «каудильо»; склонные к риторике интеллигенты; неутомимые студенты; деятельные революционеры; «жрецы третьего мира»; военные, стремящиеся вмешаться во все гражданские дела; политические деятели истинно демократического толка и непреклонные диктаторы.

С особым волнением я вспоминаю Сальвадора Альенде, президента Чили, который был убит в 1973 году. Печальная судьба его самого и его страны должна служить для всех суровым предостережением. Я считал себя его другом, хотя встречался с ним всего несколько раз. Это был обаятельный, сердечный и в высшей степени гуманный человек. Он искренне пытался добиться демократическим путем воплощения в жизнь своих социалистических идей. Но жизнь со всей очевидностью показала, что для этого недостаточно одних благих пожеланий. Даже решение куда менее важных задач, чем руководство целой страной, таких, например, как управление банком, авиалинией, системой образования или муниципалитетом, требует прежде всего группы компетентных и образованных единомышленников, знающих свою работу и умеющих работать. Конечно, я не мог предвидеть трагического конца Альенде, но не раз говорил тогда нашим немногим общим знакомым, что, если его правительство не сможет представить убедительных доказательств своей дееспособности, президенту не миновать серьезных неприятностей.

В свой латиноамериканский период я продолжал живо интересоваться и событиями, происходящими в других частях света. После Суэцкого кризиса начало расти беспокойство в Италии по поводу возможного неблагоприятного развития событий в районе Средиземного моря. В 1957 году несколько представителей правительственных кругов, видных промышленников и финансистов предложили мне основать и возглавить инициативную группу, которая бы, обобщив итальянский опыт в области развития, могла в дальнейшем использовать его для помощи развивающимся странам, в особенности тем, которые расположены в Средиземноморье. Все предпринятые к тому времени попытки создать нечто в этом роде закончились неудачей.

Я был абсолютно убежден, что для достижения этой похвальной и благородной цели необходимо прежде всего заложить прочные, солидные основы, обеспечить надежную стартовую площадку. И начать нужно с создания уже зарекомендовавшей себя в нынешней международной практике консультативной группы, которая бы состояла из опытных инженеров и экономистов и была бы уполномочена в тех случаях, когда это окажется необходимым или целесообразным, принимать непосредственное участие в осуществлении тех или иных проектов. Я также настаивал на том, что деятельность такого рода организации в развивающихся странах должна осуществляться на бесприбыльной основе и не зависеть от финансовых интересов ее акционеров. Мои предложения были приняты, и в соответствии с ними родилась новая консультативная фирма «Италконсульт», в которой принял участие ряд ведущих промышленных и финансовых групп Италии. Я дал согласие возглавить ее в качестве управляющего, наделенного всей полнотой власти, оговорив при этом право сохранить за собой все посты и связи с «Фиатом».

Вот уже 20 лет, как я руковожу деятельностью компании «Италконсульт». Надо сказать, это не всегда было простым делом. Тем не менее, несмотря на жесткую конкуренцию со стороны достаточно сильных соперников, на взлеты и падения мировой конъюнктуры, компании удалось укрепить свои позиции в деловом мире и выполнить возложенную на нее миссию. С самого начала мы с помощниками решили сконцентрировать нашу деятельность в развивающихся странах на трех главных направлениях. Первым и основным нашим принципом стала ориентация на человека как на главный фактор развития. В связи с этим «Италконсульт» уделял большое внимание развитию человеческих ресурсов и их использованию. Второй наш принцип – акцентировать внимание на факторе времени, играющем наряду с человеческим фактором первостепенную роль в процессах развития. Я много раз видел прекрасные проекты и планы, которые рушились только из-за того, что сроки их реализации не соответствовали их политической необходимости. «Италконсульт» должен был избежать этой ошибки. Наконец, третий принцип, третье главное направление нашей деятельности подчеркивало значение еще двух жизненно важных факторов развития: земли и воды. Ведь в большинстве не развитых еще в промышленном отношении стран именно развитие сельского хозяйства является основной предпосылкой будущей индустриализации. Время показало, что эти три принципа были выбраны правильно. Руководствуясь ими, компания «Италконсульт» действовала, начиная с 1957 года более чем в пятидесяти странах, и стала одной из самых крупных и активных европейских консультативных компаний. Два года тому назад я передал одному из своих способных молодых помощников непосредственное руководство компанией, хотя, разумеется, по-прежнему живо интересуюсь ее делами.

Несколько лет назад на меня свалилось еще одно трудное задание. На сей раз оно было связано с широко известной, престижной компанией «Оливетти», вот уже более полувека занимающейся коммерческой и промышленной деятельностью. В 1964 году, однако, удача стала изменять ей, сменяясь, все более и более значительными трудностями. «Оливетти» была ведущей фирмой не только в производстве оргтехники, но также и в области промышленности, включая организацию и культуру труда. И успехи ее в значительной степени определялись гибким, творческим управлением. Лишившись этого, компания стала переживать ощутимые трудности, и дела ее пошли вниз по спирали. Несмотря на эти неблагоприятные обстоятельства, я согласился и здесь занять пост управляющего и взять на себя функции руководителя фирмы, вновь оговорив при этом, что мне будет предоставлена полная свобода действий. Более того, рассматривая это назначение как всего лишь временное, я сохранил все свои обязательства перед «Фиатом» и «Италконсультом».

Тщательно проанализировав положение, я пришел к выводу, что возродить компанию можно лишь с помощью новых мобилизующих целей, вокруг которых необходимо ориентировать всю деятельность компании, сохранив и укрепив те сложившиеся уже традиции, престиж и репутацию, которые всегда были и оставались главным ее достоянием. Я потратил на решение этой сложной задачи много времени и сил. Мне сопутствовала удача. Так или иначе, но за три года удалось полностью перестроить международную деятельность компании и поставить ее на более надежную экономическую и финансовую основу. Работа в компании «Оливетти» существенно расширила и обогатила мой опыт в области управления. Система управления, которую я задумал создать в этой компании, отличалась тем, что она должна была базироваться на вполне рациональной, реальной основе и в то же время содержать творческие элементы. Деятельность в «Оливетти» еще раз убедила меня в том, что граница между созиданием и разрушением, улучшением и ухудшением, прогрессом и застоем определяется именно человеческими ресурсами, их возможностями, их развитием, умением мобилизовать их на решение поставленных задач.

Работа во всех этих столь отличных друг от друга областях была чрезвычайно интересной и принесла мне большую пользу. Тем не менее, меня не покидало чувство, что деятельность такого рода не дает мне возможности искренне и до конца выразить самого себя. Много путешествуя, я видел, как люди всего мира бьются – далеко не всегда успешно – над решением множества сложных проблем, которые, как я все больше и больше убеждался, обещали стать в будущем еще сложнее и опаснее для человечества, Я не подвергал сомнению необходимость и важность таких мероприятий, как, например, освоение пустыни, строительство завода в одном из уголков планеты или возведение дамбы в другом, решение проблем развития отдельных регионов и стран. Вместе с тем мне стало казаться, что нельзя концентрировать практически все усилия на таких узких и частных проектах, игнорируя при этом стабильное ухудшение общей ситуации в мире. Более того, столь явный акцент на частных проблемах и полное невнимание к общему контексту, на фоне и в пределах которого они возникают и развиваются, ставит под сомнение целесообразность и конечную эффективность усилий, которые человечество тратит на их решение. Я чувствовал, что не смогу быть честным перед самим собой, если по крайней мере не попытаюсь так или иначе предупредить людей, что всех их нынешних усилий недостаточно и что необходимо предпринять что-то еще, какие-то иные меры, в корне отличные от тех, которые предпринимаются сейчас.

По этим причинам я решил вернуться в Европу. Я обосновался в Риме еще в 1957 году, главным образом в связи с работой в «Италконсульте». Однако в течение еще многих лет на мне лежала полная ответственность за всю деятельность «Фиата» в Латинской Америке, и особенно в Аргентине, и вплоть до 1973 года я сохранял за собой офис в Буэнос-Айресе. Это вынуждало меня более 20 лет то и дело летать над Атлантикой. В моей записной книжке зафиксировано, что я более 300 раз пересекал экватор.

Тем временем выросли мои дети. Я уделял много внимания их образованию и воспитанию и был вознагражден. Мои старания были не напрасны. Все они выросли хорошими людьми. Паола выпала замуж за аргентинского дипломата, а оба мои сына – Роберто и Риккардо – женаты на американках. Роберто стал физиком-теоретиком и работает ассистентом профессора Стэнфордского университета в Пало-Альто. Что касается Риккардо, то он избрал социологию и занимается исследовательской работой в Высшем колледже в Лондоне. У всех у них, вместе взятых, семеро очаровательных детей, появившихся на свет в разных странах. У некоторых из них есть даже право выбора одной из двух национальностей. Моя жена много времени проводит у них в гостях. Но самая большая радость для нас – видеть летом всю семью в сборе в нашем доме на морском побережье в Тоскане, в местечке Пунта-Ала. В моем разросшемся многоязычном семействе заложены зерна шести различных культур и национальностей, и это проявляется уже сейчас или может обнаружиться в будущем. Все члены этой большой семьи придерживаются прогрессивных социальных и политических взглядов. Так что если судить по моим собственным отпрыскам, то можно с полной уверенностью утверждать, что молодое поколение лучше старого.

Теперь, когда мои дети выросли и прочно стоят на собственных ногах, я считаю, что могу и просто должен несколько сместить центр своих обязанностей, своей ответственности, сосредоточив их на других проблемах. Уже с конца 50-х годов я все больше и больше склоняюсь к мысли, что буду продолжать свою деятельность в области промышленного управления лишь в том случае, если она будет одновременно служить более широким и всеобъемлющим целям. По мере того как эти неясные вначале идеи начали приобретать все более и более конкретные очертания, я принял решение прочно обосноваться в Риме. Нигде в мире обстановка не благоприятствует раздумьям о нуждах человеческих и его проблемах в такой мере, как в Европе. Здесь я и начал постепенно готовиться к новой фазе своей жизни. Психологически я проделал за все эти годы почти полный круг, вернувшись, в конце концов, к некоторым идеалам и надеждам своей далекой юности. Потребовалось, однако, много времени, прежде чем я смог, наконец, исполнить свое давнее желание и вплотную заняться их осуществлением.

Следующие страницы этой книги относятся в основном к последнему десятилетию. И речь пойдет о совершенно новой для меня деятельности, о достижениях и неудачах на непривычном поприще, об идеях и размышлениях этих лет.

Глава 2

Изменившееся положение человека в мире

1. Глобальная империя человека

На протяжении моей жизни ход человеческой истории решительно и внезапно переменился. Суть этих изменений в том, что за какие-нибудь несколько десятилетий завершился продолжавшийся много тысяч лет период медленного развития человечества, и наступила новая динамичная эра. Буквально ошеломленные событиями, которые свидетельствуют об этих переменах, мы все время задаем себе вопрос, что же несет нам новый век, станет ли он звездным часом человечества или ввергнет нас в пучину ужасов и зла. И как мне кажется, все перемены, в сущности, касаются именно изменившегося положения самого человека на Земле. Если раньше он был не более чем одним из многих живых существ, живущих на планете, то теперь человек превратил ее в свою безраздельную империю.

С тех пор как существует человечество, люди всегда бились над вопросом, что значит быть человеком и в чем состоит его земное предназначение. Поиски ответов на этот вопрос служили вечной темой философских и религиозных размышлений. Теперь, впервые в истории, появился новый мощный фактор, который необходимо принимать во внимание, размышляя о судьбах человечества. Этот фактор – огромное и все возрастающее материальное могущество самого человека. Это могущество возрастает по экспоненте, год за годом аккумулируя силы для дальнейшего роста. Однако развитие это в высшей степени сомнительно и неоднозначно, ибо оно может послужить на благо человеку только при разумном и сдержанном к нему отношении, при безрассудном же его использовании человеку грозит непоправимая катастрофа.

В сущности, с тех самых пор, как появился венец творения – Человек, жизнь на планете постоянно и непрерывно изменялась, и его влияние стабильно росло на протяжении тысяч поколений. Теперь, однако, когда оно стало возрастать с поистине космической скоростью, судьба всех имеющихся форм жизни на Земле – в значительно большей степени, чем в прошлом, – зависит от того, что делает или чего не делает человек. Основной вопрос сегодня сводится к тому, как умудрится он разместить на Земле дополнительные миллиарды себе подобных и обеспечить всех их многочисленные потребности и желания. Какие еще живые существа окажутся новыми жертвами его триумфального исторического восхождения и расширения, за которые ответственным будет только он один?

Под угрозой сейчас находится большинство оставшихся высших видов растений и животных. Те из них, которые человек избрал для удовлетворения своих потребностей, давно уже гибридизированы, приспособлены к его требованиям и выхолены с единственной целью – производить для него как можно больше пищи и сырья. На них уже более не распространяется дарвиновский закон естественного отбора, который обеспечивает генетическую эволюцию и приспособляемость диких видов. (А ведь до сих пор так и неизвестно, в какой мере одомашнивание снижает со временем сопротивляемость к болезням и паразитам.) Впрочем, и те виды, которым человек не смог найти непосредственного применения, тоже обречены. Их естественная обитель и их ресурсы были отняты и безжалостно разрушены в целеустремленном продвижении человечества вперед. Не менее печальная участь ждет и нетронутую дикую природу, которая все еще нужна как естественная среда обитания самого человека, для его физической и духовной жизни. Однако поднятая человеком грозная волна, если ее не приостановить, неминуемо настигнет и его самого. Ведь человек является результатом длительной естественной эволюции – процесса, в котором, как в сложнейшей ткани, тесно и прихотливо переплелись жизни тысяч и тысяч организмов. Сможет ли он сам выжить в роскошном замке, куда добровольно заточил себя, отгородившись от всего живого мира, взяв с собой лишь нескольких приближенных? Никогда еще судьба человека не зависела в такой степени от его отношения ко всему живому на Земле. Ведь, нарушая экологическое равновесие и непоправимо сокращая жизнеобеспечивающую емкость планеты, человек таким путем может в конце концов сам расправиться со своим собственным видом не хуже атомной бомбы.

И это не единственное, в чем новая благоприобретенная мощь человека отразилась на его собственном положении. Современный человек стал дольше жить, что привело к демографическому взрыву. Он научился производить больше, чем когда бы то ни было, всевозможных вещей, и к тому же в значительно более короткие сроки. Уподобившись Гаргантюа, он развил в себе ненасытный аппетит к потреблению и обладанию, производя все больше и больше, вовлекая себя в порочный круг роста, которому не видно конца.

Родилось явление, которое стали называть промышленной, научной, а чаще научно-технической революцией. Последняя началась тогда, когда человек понял, что может эффективно и в промышленных масштабах применять на практике свои научные знания об окружающем мире. Этот процесс идет сейчас полным ходом и все набирает и набирает скорость. Ведь непрерывный поток новых технологических процессов, различных приспособлений, готовых товаров, машин и оружия, который с поистине захватывающей дух скоростью выливается из технического рога изобилия, поглощает лишь часть непрерывно возрастающего объема научных знаний человека. Можно с уверенностью утверждать, что поток этот и дальше будет расти.

Истоки этой почти зловещей благоприобретенной мощи человека лежат в комплексном воздействии всех названных выше изменений, а их своеобразным символом стала современная техника. Еще несколько десятилетий назад мир человека можно было – в весьма упрощенном виде, разумеется, – представить тремя взаимосвязанными, но достаточно устойчивыми элементами. Этими элементами были Природа, сам Человек и Общество. Теперь в человеческую систему властно вошел четвертый и потенциально неуправляемый элемент – основанная на науке Техника.

Природа наделила свое последнее дитя – Человека – чувством благоговения перед таинством всего происходящего вокруг него, способностью задаваться вопросом, кто же создал все это. Созерцая бескрайние моря, бесконечные небеса и необъятные земли, он спрашивал себя, что скрывается за тем, что доступно его взгляду. Восхищаясь окружающими его животными и растениями, он пытался вообразить себе, какие диковинные звери, птицы и цветы могут водиться в неведомых ему дальних краях. Сталкиваясь со стихийностью и силой молний, ветров, волн и вулканов, человек сознавал свою беспомощность, все больше и больше склоняясь перед Природой, ощущая ее непостижимость и таинственность. Так он придумал Бога.

Вторым элементом был сам Человек, вобравший в свою хрупкую оболочку всю радость и всю скорбь жизни. А по мере того как он открывал для себя все больше и больше и начинал размышлять о своем теле и мыслях, о теле и мыслях своих близких, своего потомства, о рождении и смерти, загадочность и таинственность все больше и больше обволакивали его, распространяясь и на него самого, и на его собственную судьбу. Так он связал с Богом не только Природу, но и самого себя. Потом он пошел еще дальше, наделил Бога человеческими чертами и почти вплотную подошел к тому, чтобы обожествить самого себя.

Будучи существом общительным, человек держался себе подобных. Так возник третий элемент в виде семьи, клана, племени, общины, деревни. Постепенно Общество – этот третий элемент мира человека – расширялось, а вместе с тем росла его сложность, развивались и претерпевали изменения связующие его внутренние культурные узы. Все это благоприятствовало появлению тех, кто принимал или оказывал непосредственное воздействие на принятие большинства решений: патриархов, вождей, мудрецов, пророков, целителей, полководцев, судей, должностных лиц – всех тех, кого мы ныне причисляем к истэблишменту.

Однако развитие организации и благополучное существование человека в этой среде были невозможны без соответствующих материальных условий. Он нашел путь к удовлетворению своих потребностей за счет ориентации и специализации собственных природных талантов. Развив их, он создал сначала примитивные, а потом и все более мощные и изощренные средства защиты и передвижения, а также всякого рода инструменты и механизмы. Они стали его искусственным миром, продолжением его физических способностей.

Так что человеческая Техника почти так же стара, как и сам человек, и была она вначале скорее средством, чем самоцелью. Вплоть до недавнего времени человеку удавалось поддерживать разумное равновесие между тем материальным прогрессом, который она обеспечивала, и той социокультурной жизнью, которой она должна была служить. Теперь, когда техника в своей новой версии зиждется исключительно на науке и ее достижениях, она приобрела статус доминирующего и практически независимого элемента. Прежнее равновесие оказалось безвозвратно нарушенным. За последние годы результаты технического развития и их воздействие на нашу жизнь стали расширяться и расти с такой прямо-таки астрономической скоростью, что оставили далеко позади себя любые другие формы и виды культурного развития. Так что человек уже не в состоянии не только контролировать эти процессы, но даже просто осознавать и оценивать последствия всего происходящего. Техника, следовательно, превратилась в абсолютно неуправляемый, анархический фактор. Однако даже в том случае, если нам удастся поставить ее под надежный контроль, все равно она уже принесла в наш мир и будет продолжать вызывать в нем поистине эпохальные изменения. И новый факт здесь состоит в том, что – на радость нам или на горе – техника, созданная человеком, стала главным фактором изменений на Земле.

Итак, человеческое развитие вступило в новую эру. С незапамятных времен человек, изобретая остроумные, но относительно бесхитростные приспособления, облегчающие ему жизнь, медленно, со скоростью черепахи, полз по пути прогресса. В начале текущего столетия темпы развития стали резко возрастать, машины стали больше и сложнее, но масштабы их все еще оставались «соизмеримыми» с самим человеком. Водораздел между двумя эпохами связан с появлением высокоразвитой техники и сложных искусственных систем в авиации и космонавтике, вооружении, транспорте, коммуникациях, информации, с использованием этих систем при сборе и обработке данных и т. д. Все эти технические новшества радикально изменили нашу повседневную жизнь. Гигантский мир, созданный человеком, не только ошеломлял нас, но порою производил пугающее впечатление. Гроздья сцепленных друг с другом человеческих и природных систем и подсистем – при всем том разнообразии, которое они приобретали в различных районах, – оказались прямо или косвенно связаны между собой. И сеть их опутала всю планету. Любое повреждение или нарушение в одной из этих систем может легко перекинуться на другие, приобретая порой характер эпидемий.

Так пришел конец той культуре и образу жизни, которые вели свое начало от далекой эпохи неолита. Мое поколение еще успело насладиться последними плодами этой безвозвратно ушедшей поры, ее утонченностью, изысканностью и элегантностью. Сейчас все это стремительно исчезает из нашей жизни. И мы приходим в замешательство, размышляя о той непомерной власти, которая заставила всю планету сдаться на милость человека. Перед нами, как неясный еще мираж, манящий и соблазнительный, и в то же время полный угроз и неизвестности, Маячит век безраздельной империи человека.

Эта глобальная человеческая империя располагает, в сущности, всем необходимым для того, чтобы затмить все предыдущие цивилизации. И в то же время вполне возможно, что ее ждет трагический конец грандиозной вагнеровской Валгаллы. По-видимому, мы сейчас слишком близки к поворотному пункту истории, чтобы рассмотреть в истинном, неискаженном виде возможные варианты будущего, к которому мы идем. Однако я уверен: нам никогда не найти дороги к спасению и новым, более высоким свершениям, если мы сначала не попытаемся понять, в чем суть нового положения человека в мире и какую новую роль и новую ответственность оно предполагает.

Чтобы организовать обсуждение всех этих вопросов, я буду условно называть тотальной системой глобальную систему Природа – Человек – Общество – Техника; человеческой системой – ту ее часть, которая включает лишь последние три элемента, без Природы; и, наконец, природной системой, или экосистемой, – весь внешний мир.

2. Новая роль человека

Человек был чрезвычайно проворен, извлекая непосредственную пользу из тех технических возможностей, которые он столь стремительно приобретал. За последние несколько десятилетий он достиг гораздо более ощутимого материального прогресса, чем за многие предшествующие столетия. Для моего поколения было поистине волнующим зрелищем наблюдать, как человечество покоряет все новые и новые вершины знания, одерживает все новые и новые победы и продолжает свой триумфальный путь к новым высотам и свершениям. И это породило во многих людях новые стремления и потребности, которые называют «революцией растущих ожиданий».

Моя мать часто рассказывала мне, что, когда я родился, она могла выглянуть из окна и увидеть, как де Лагранж парит над землей в своей допотопной летающей машине. А сейчас земной шар буквально опутан плотной сетью воздушных путей, а некоторые самолеты могут летать быстрее звука. Так сбылось одно из самых древних желаний человека – летать в небесах.

Не менее захватывающие открытия сделаны человеком и в области исследования космоса и тех сил, которые обеспечивают незыблемость Вселенной, несмотря на ее вечное движение. Наши современники, не пользуясь ничем, кроме собственного разума, смогли сформулировать общую теорию относительности, теорию расширяющейся Вселенной, открыть секрет происхождения элементов. Другие тем временем изобретали чрезвычайно сложное оборудование, обеспечивающее экспериментальную проверку этих теорий. А пока покорение этих неприступных вершин приближало нас к бесконечности, лежащей за пределами даже самой безудержной поэтической фантазии, на другом конце спектра познания мы проникли в тайны бесконечно малых величин. Расщепление атома, определение структуры ядра и обнаружение множества эфемерных частиц, а также расшифровка генетического кода, синтез рибонуклеиновой кислоты и многие другие открытия, выходящие за пределы моего понимания, – все это способствовало неумолимому разоблачению секретов материи и самой жизни. Конечно, Природа, подобно великому фокуснику, хранит в своих широких рукавах еще множество неразгаданных тайн и хитростей, однако человек и к ним подбирается все ближе.

Это феноменальное расширение границ наших теоретических знаний привело к открытию таких вещей, как лазер, мазер, антиматерия, голография, криогеника и сверхпроводимость. Параллельно с этим не менее революционные достижения были отмечены и в прикладной сфере. Мы знаем их под именами витаминов, бульдозеров, пенициллина, инсектицидов, телевидения, радара, реактивных двигателей, транзисторов, карликовой пшеницы, противозачаточных пилюль и многого-многого другого. Такое экспоненциальное накопление научных знаний и технических навыков, новых машин и новых видов продукции позволило человеку приблизить область фантазии к границам реальности и рассчитывать на еще более блестящее будущее.

Человек теперь может бороться и побеждать многие болезни, увеличить вдвое (по сравнению с предшествующими поколениями) продолжительность жизни, существенно улучшить свой быт и рацион питания. Он усовершенствовал способы производства товаров и выпускает их теперь в невероятно массовых масштабах, он изобрел технические средства, которые могут быстро перенести его самого и его имущество через континенты и океаны, он может мгновенно связаться с кем угодно, в какой бы точке планеты он ни был. Он повсюду построил дороги, возвел дамбы, создал города, прорыл шахты, буквально завоевав и подчинив себе всю планету.

Почувствовав хрупкость и слабость собственного мозга, человек взялся за работу и изобрел компьютер – верного электронного слугу, мнемонические и вычислительные возможности и скорость операций которого в тысячи раз больше тех, которыми располагает он сам. Наконец, в ослеплении гордыни человек решился вступить в прямое состязание с Природой. Сейчас он пытается овладеть огромной энергией материи, оседлав ядерную энергию; распространить свои владения за пределы Земли – первые шаги в этом направлении он уже сделал, вступив на поверхность Луны и послав приборы более детально исследовать солнечную систему; и наконец, изменить самого себя с помощью человеческой инженерии и манипулирования с генетическим материалом.

Я менее всего склонен отрицать благородство всех этих свершений и планов, особенно если сравнить их с убогим, ограниченным и полным опасностей существованием, которое влачил род человеческий на протяжении предшествующих столетий. Однако вот уже несколько лет меня беспокоит и приводит в недоумение беспорядочный, стремительный характер этого лавинообразного человеческого прогресса, которому не видно ни конца, ни края. Точные науки и основанная на них техника достигли поистине гигантских успехов, однако науки о человеке, морали и обществе плетутся где-то далеко позади. И стала ли человеческая мудрость хоть в чем-то лучше, чем во времена Сократа? Все эти вопросы не перестают волновать меня, и всякий раз, когда я имею возможность обратиться к аудитории, я всегда подчеркиваю, насколько на первый взгляд сильные и прочные позиции человека на самом деле неустойчивы и опасны.

Так или иначе, но из всего этого вытекает один непреложный и существенно новый факт. С оборонительных позиций, где он был полностью подчинен альтернативам самой Природы, человек стремительно перешел на позиции властелина и диктатора. И отныне он не только может воздействовать и действительно воздействует на все происходящее в мире, но также, вольно или невольно, определяет альтернативы своего собственного будущего – и именно Человеку предстоит сделать окончательный выбор. Иными словами, завоеванное им господствующее положение в мире практически вынуждает его взять на себя общие регулирующие функции. А они в свою очередь предполагают – хочет того человек или нет – уважение к тем сложным системам, в которых тесно переплетаются интересы человека и окружающей его природы. Разгадав множество тайн и научившись подчинять себе ход событий, он оказался теперь наделенным невиданной, огромной ответственностью и обречен на то, чтобы играть совершенно новую роль арбитра, регулирующего жизнь на планете, включая и свою собственную жизнь.

Эта новая роль человека возвышенна и благородна, ибо ему предстоит выполнять те функции и принимать те решения, которые он ранее относил исключительно на счет мудрости Природы или считал прерогативой Провидения. Говоря словами Джулиана Хаксли, «его роль, хочет он того или нет, в том, чтобы быть лидером эволюционного процесса на Земле, и человеку придется взять на себя руководство этим процессом, с тем, чтобы ориентировать его в благоприятном для всех направлении».

Не вызывает никаких сомнений, однако, что человек пока еще не выполняет этой роли. Он даже и не начал осознавать, что обязанности его круто изменились и толкают его именно в этом направлении. Он все еще тратит значительную часть моральной и физической энергии на пустячную, случайную работу и мелкие перебранки, которые, возможно, и имели раньше какой-то смысл, но теперь, в его имперский век, тщетны, бесполезны и абсолютно ему не к лицу. Он все еще склонен наделять технику почти мистическими свойствами, надеясь, что она может преодолеть любые трудности, решить практически любые проблемы, автоматически проложить путь к блестящему будущему. Веря в почти безграничные возможности и всесилие техники, человек, однако, закрывал глаза на то, что при всем своем могуществе техника лишена интеллекта, не способна к рассуждениям и не умеет ориентироваться в нужном направлении. И именно человек – ее хозяин – призван модулировать и направлять ее развитие.

По мере того как возрастало могущество современного человека, все тяжелее и ощутимее становилось отсутствие в нем чувства ответственности, созвучного его новому статусу в мире. У него, так сказать, хватило ловкости похитить огонь у богов, но не было их мастерства и мудрости, чтобы им воспользоваться. И в этом он уподобился неловкому ученику чародея, вынужденному корчить из себя великого волшебника. Могущество без мудрости сделало его современным варваром, обладающим громадной силой, но не имеющим ни малейшего представления о том, как применить ее.

Снова и снова размышляя над этим, я все более убеждался, что нынешний глобальный кризис – где все элементы человеческой системы оказались неуравновешенными друг с другом – является прямым следствием неспособности человека подняться до уровня, соответствующего его новой могущественной роли в мире, осознать свои новые обязанности и ответственность в нем. Проблема в самом человеке, а не вне его, поэтому и возможное решение ее связано с ним; и отныне квинтэссенцией всего, что имеет значение для самого человека, являются именно качества и способности всех людей. Этот вывод, который не раз подтверждался в моей практике, оказывается справедливым и в гораздо более широком контексте. Его можно выразить следующей аксиомой: наиболее важным, от чего зависит судьба человечества, являются человеческие качества – и не только отдельных элитарных групп, а именно «средние» качества миллиардов жителей планеты.

3. Большие беспорядки под небесами

Рассмотрим сложившуюся сегодня в окружающем нас мире сложную ситуацию, чтобы убедиться, что нынешние затруднения человечества коренятся в недостатках самого человека. В стремлении обеспечить исключительно собственный комфорт и благополучие нынешние поколения часто бездумно и без разбора грабят и засоряют Землю. Я не устаю повторять, что сегодня за материальные, как правило, краткосрочные выгоды часто продаются этические и моральные ценности, проституируется наука, которую заставляют служить интересам, прихотям и престижу только самых богатых и влиятельных людей, что позволило отдельным избранным группам человечества пожинать все плоды в ущерб остальным и будущим поколениям. Этих людей нисколько не смущает, что они в социальное наследство будущим поколениям могут оставить напряженность и беспорядок на перенаселенной планете. И пока будет длиться человеческая история, люди, возможно, будут с восхищением вспоминать нынешнее поколение за его изобретательность и мастерство, но, уж конечно, помянут его недобрым словом за то, что оно пренебрегло или злоупотребило своими уникальными возможностями.

Мы никогда не должны забывать, что именно самые развитые страны, которым следовало бы подать совершенно другой пример, стремясь приобрести еще больше власти на земле, в воздухе и на морях, развязали первую мировую войну. Размах конфликта и число жертв были беспрецедентными в истории человечества. Но урок этот никого ничему не научил. Потребовалось не так уж много времени, чтобы проросли и набрали силу зловещие зародыши нацизма и фашизма – и вот уже, вдохновленная теорией, что сильный всегда прав, на планету низверглась вторая мировая война. Смутно предвидя, что в недалеком будущем они могут почувствовать нехватку жизненного пространства и сырья, сильные государства сочли своим «святым» национальным долгом захватить и присвоить чужие земли и ресурсы. На этот раз конфликт оказался еще более ужасным и разрушительным, так как появилась новая техника и более совершенное оружие. В концентрационные лагеря и лагеря смерти сгонялось не только военное, но и гражданское население, независимо от возраста и пола. Вслед за большими войнами по Земле прокатилось множество локальных и гражданских войн, которые оказались не менее грязными и кровавыми. И эта эскалация ужаса еще далеко не кончилась.

Сейчас сдерживающим фактором третьей мировой войны служит шаткое равновесие, поддерживаемое равным взаимным страхом. В 1944 году ядерного оружия еще не существовало. В следующем году на большие города были сброшены две атомные бомбы. Сегодня запасы готового к использованию термоядерного взрывчатого вещества, приходящиеся на каждого жителя планеты, эквивалентны 15 тоннам тринитротолуола, а суммарная взрывчатая мощность только тактического ядерного оружия, размещенного в Европе, более чем в тридцать раз превышает мощность всего оружия, использованного в период второй мировой войны, а также войн в Корее и Вьетнаме, вместе взятых. При всей нелепости и абсурдности столь грандиозных масштабов производства средств уничтожения Соединенные Штаты, по оценкам специалистов, ежедневно производят три ядерные боеголовки. И одновременно с этим разрабатываются новые, не менее смертоносные виды химического, микробиологического и лазерного оружия, ведутся работы, направленные на возможность изменения климата и природной среды обитания в военных целях.

Наконец-то появилась возможность осуществить тщательно запланированный и основанный на использовании научных методов геноцид в самом полном и окончательном смысле этого слова, – геноцид, имеющий целью уничтожение человечества как вида. Никто, в сущности, не хочет новой большой войны, однако для этого исподволь неуклонно подготавливаются все необходимые условия, и никто не хочет позаботиться о том, чтобы обезвредить опасные детонаторы. Неизвестно, будут ли и дальше оставаться без применения эти сверхсмертоносные запасы? Не появится ли в последний момент какой-нибудь новый Нерон, Аттила, Чингисхан или Гитлер, чтобы воспользоваться благоприятной возможностью и подавить или уничтожить сразу большую часть человечества?

А пока идут эти безумные приготовления, положение в мире продолжает ухудшаться и на других фронтах. Численность мирового населения приближается к поистине кошмарному уровню. Непрекращающееся размножение человеческого рода стало предметом широких дебатов во всем мире, однако и в них слепая вера в благоприятный исход, идеологические баталии одерживают, к сожалению, верх над объективными оценками и здравым смыслом. Факты, свидетельствующие о численности жителей планеты, их распределении, феноменальном росте и урбанизации, сейчас широкоизвестны, однако вряд ли будет лишним привести здесь некоторые цифры.

В 1925 году, когда я был еще юношей, мировое население составляло всего лишь половину нынешнего. Чтобы оно возросло с 1 до 2 миллиардов, потребовалось 75 лет. Следующий миллиард добавился только за 37 лет – в сущности, в 1962 году нас было уже три миллиарда. Еще один миллиард прибавился всего лишь за 13 лет, поскольку в 1975 году мировое население фактически достигло четырехмиллиардного уровня. И отныне, насколько можно судить по наметившимся тенденциям, каждое десятилетие будет прибавлять в среднем по одному миллиарду, что соответствует общемировому населению в 1850 году. Прямо мороз пробирает, как только подумаешь, что через 10 лет нас будет пять миллиардов, а в 1995 году – шесть, в три раза больше, чем в 1925 году. Интересно, как можно будет жить в таком муравейнике?

До недавнего времени считалось возможным игнорировать печальные последствия бесконтрольного демографического давления и связанных с ним перегрузок. Но даже тогда, когда официальные власти действительно проявляют озабоченность кардинальной для нашего времени проблемой народонаселения, то и она, как правило, носит исключительно количественный характер.

Люди рассматриваются главным образом как биологические организмы, экономические существа или – в несколько более общем виде – как потребители. И основное внимание, таким образом, почти исключительно направлено на материальные потребности их существования. При этом прочие важнейшие потребности, желания и стремления, связанные с социальной, культурной и духовной природой человека, рассматриваются как не главные, второстепенные.

Рассуждения по вопросу народонаселения, как правило, носят абсолютно некритический, лжепатриотический, риторический характер, восхваляя и ставя в исключительное положение «свой народ» и относя к «другим» всю критику и все недостатки. При этом не проводится никакого глубокого, содержательного качественного анализа того, смогут ли люди жить в гармонии с сегодняшним днем и нынешним веком. В сущности, единственным, что действительно в этой связи заботит современное общество, оказываются проблемы образования и занятости. При этом весьма мало внимания уделяется такому важному вопросу, как способность людей ответственно жить и работать в конкретном, реальном, сегодняшнем мире, и еще меньше – возможностям саморазвития личности и не использованным еще потенциям, которые могли бы помочь людям приспособиться к жизни в еще более сложном будущем.

Иначе говоря, проблемы и политика в области народонаселения никогда не связываются с такими первичными, основными факторами, как качества жителей отдельных стран, регионов или мира в целом, их способность и готовность принять вызов и наилучшим образом воспользоваться преимуществами своего нового, изменившегося положения в мире (как сейчас, так и в будущем). Это может в значительной степени объяснить, почему весь мир переживает сейчас такие жестокие затруднения, совершенно не совместимые с достигнутым уже материальным уровнем жизни. Лишь немногие, в сущности, чувствуют себя хорошо и легко в этом мире. А между тем мне, как я уже отмечал, представляется совершенно бесспорным, что определяющее значение в любом человеческом предприятии имеют качества самих действующих лиц – и в мире в целом не менее, чем в футбольном матче, театральном спектакле, семье или полярной экспедиции. Таким образом, устрашающие проблемы, которые сопряжены с мировым демографическим взрывом, оказываются тесно связанными с неадекватным уровнем готовности людей жить в наше время.

Давайте теперь перейдем к другим аспектам глобального кризиса. Несмотря на приоритет, который мы догматически склонны приписывать материальной стороне жизни, даже в этой сфере наши свершения вряд ли можно считать полными и бесспорными. Мировое производство продовольствия, товаров и услуг не соответствует мировому спросу. Для многих людей экономическое развитие остается всего лишь миражем. 60-е годы, объявленные Организацией Объединенных Наций «Первым десятилетием развития», истекли, оставив чувство глубокого разочарования. Еще менее обещающим выглядит текущее десятилетие. Безудержная инфляция продолжает разъедать мировую экономику.

Серьезные трещины в мировой экономической системе были достаточно очевидными еще до того, как разразился нефтяной кризис. Промышленные страны допустили в своих оценках весьма серьезную ошибку. Опьяненные дешевой нефтью, они тешили себя иллюзией, что изобилие будет продолжаться бесконечно. К этому и прочим столь же неверным допущениям прибавились еще и измышления об экономике изобилия и расточительства (иллюзии, рожденные дешевой нефтью – Прим. ред.), что увеличивало надежды на все более светлое будущее. От этого несбыточного «нефтепроводного сна» многие были грубо разбужены в 1973 году, когда превзошло четырехкратное повышение цен на нефть. Это шок – при всей сложности проблем, которые он вызвал, – был все-таки благотворным. Если бы мировая экономика по-прежнему продолжала легкомысленно расширяться еще 5-10 лет, то неминуемые все равно пересмотр и переоценка ценностей могли бы привести к еще более ужасающим последствиям. Кажется, однако, что и этот урок не пошел на пользу. Еще до конца не оправившись от последствий относительно слабого нефтяного наркотика, жаждущие топлива страны оказались загипнотизированными ядерной энергией, еще более сильным и опасным наркотиком, если общество не будет заранее достаточно хорошо подготовлено к ее использованию.

Постоянно страдающий от противоречивых политических курсов основных стран и блоков, весь в грубых, наспех поставленных заплатах, существующий международный экономический порядок явно трещит по всем швам. Недальновидность и освященные законом права собственности пока что препятствуют его существенному обновлению. А между тем противоречия между странами, производящими нефть и другие виды сырья, и странами, которые их импортируют, создают новые очаги напряженности в мировой экономике. В случае, например, внезапного истощения запасов зерна в мире весьма драматичной может оказаться не только ситуация с нефтью, но и с продовольствием. Кому в таком случае страны-экспортеры, главным образом Соединенные Штаты и Канада, должны будут в первую очередь продавать свои излишки? И на каких экономических и политических условиях? Необходимость обращаться к некоей сортировке – решать, кто должен быть спасен, если нельзя спасти всех, – представляется весьма мрачной перспективой. Но если – как это ни печально – события заставят прибегнуть к подобной мере, нельзя передавать решение таких вопросов нескольким избранным странам, ибо это может наделить их весьма зловещей властью над жизнями всех голодных мира сего. Однако в мире пока еще не создано никаких международных механизмов, которые обеспечивали бы решение подобных человеческих, моральных и политических проблем.

В то же время приходится констатировать, что библейский бич голода приобрел сегодня мегаразмеры. Даже по весьма умеренным оценкам, число постоянно голодающих людей составляет в мире 500 миллионов! Эти цифры, однако, раскрывают лишь часть истины. Настоящее число всех недоедающих, больных, неграмотных, безработных и прочих обездоленных людей, оказавшихся на дне общества, возможно, вдвое больше – во всяком случае, больше, чем когда бы то ни было в прошлом, – а сегодня все продолжает расти. Особенно плачевно положение беднейших среди бедных – тех, кого называют сейчас в прессе «четвертым» миром.

Как сообщал недавно президент Мирового банка, около 800 миллионов из двух миллиардов жителей (тех стран, которые обслуживает эта организация) «загнаны в такие скудные условия жизни, которые препятствуют реализации заложенного в них от рождения генетического потенциала; условия жизни столь унизительны, что они оскорбляют человеческое достоинство, и вместе с тем подобные условия жизни так широко распространены, что они как будто бы уготованы им самой судьбой».

Никто не знает, как решать эти огромные и сложные проблемы. Более того, многие развитые страны и сами попали недавно в спираль все возрастающих и обостряющихся проблем безработицы, экономического застоя или прямого упадка. К некоторым из них сейчас даже применяют новый термин – страны, переживающие период заката, – и среди первых претендентов на это звание стоят Италия и Великобритания. В общем, оказались нарушены сами устои международной торговли, рынок капитала существенно подорван, денежная система переживает постоянные затруднения. Меры, предпринятые в порядке самозащиты в рамках отдельных стран, являются не более чем паллиативами и наносят весьма ощутимый ущерб всей мировой экономике в целом.

Богатые страны некогда утверждали, что только эффективность экономической системы в состоянии проложить путь ко всеобщему процветанию и покончить с мировым неравенством. Теперь, когда им самим постоянно угрожает кризис, они все более и более озабочены собственными проблемами. Их хваленая эффективность теперь повсюду вызывает сомнения, а мировое неравенства между тем остается вполне реальным – и более нетерпимым, чем когда бы то ни было прежде. И те, кто страдает от него, прекрасно понимают, что его не уменьшить ни ободряющими благими пожеланиями, ни неясными обещаниями. Единственное, что может здесь помочь, это конкретные действия, предпринятые в широких масштабах и согласованные на мировом уровне.

При такой конъюнктуре можно не сомневаться, что, пока не будут, наконец, достигнуты международное взаимопонимание, доверие и сотрудничество, состояние мировой экономики будет и дальше ухудшаться. Безмятежные дни растущих ожиданий канули в прошлое, и, возможно, уже навсегда. Более того, над нами сейчас вновь навис мрачный призрак великой мировой депрессии 1929 года, со всеми ее печальными последствиями, страданиями, беспорядками и политическим экстремизмом, и он в любой момент может стать реальностью, если мы будем по-прежнему допускать ошибку за ошибкой. Причем в наши дни мировая депрессия может стать еще более ужасающей. Но, даже несмотря на эти мрачные перспективы, никто, кажется, не проявляет пока готовности предпринять реальные шаги, направленные на решение проблемы изменения мира.

Неудивительно, что от всех этих трудностей страдает также и экосреда. Сейчас начали постепенно терять силу все движения и кампании, направленные на защиту вод, атмосферы, почвы и биосферы от дальнейшего загрязнения. Еще несколько лет назад все эти проблемы приобретали во многих странах все большую и большую популярность среди широких слоев населения, хотя порой и не встречали особенно активной поддержки в официальных кругах. А сегодня как политики, так и рядовые люди пытаются оправдать свое преступное пренебрежение к этим проблемам необходимостью решать другие, более неотложные задачи. Спору нет, они действительно порой вполне реальны, однако вряд ли это может служить серьезным оправданием использования нашей научно-технической мощи для продолжающегося насилия над Природой.

Еще более неблагополучное положение сложилось в области политической организации общества. Прямо на наших глазах вступила в стадию кризиса и упадка конституционно-демократическая система Запада. Являются ли эти симптомы свидетельством необратимого угасания? И сможет ли эта форма правления выдержать новые, еще более жестокие испытания, которые ждут нас впереди? В данный момент ответы на все эти вопросы представляются не слишком утешительными. И – что весьма печально – не только в странах Запада сложилось столь тяжелое положение, в других оно тоже не лучше, хотя и по совершенно иным причинам. Кризис традиционной демократии никоим образом не уравновешивается более здоровым институциональным устройством остальной части мира, и переживаемый этими странами кризис отнюдь не облегчает политические недуги в других местах.

Общественное мнение во всем мире чаще всего складывается путем получения информации через официальные каналы, где она ретушируется и искусно подгоняется под существующие стереотипы; его редко можно выразить свободно. Политическая структура многих развивающихся стран весьма нестабильна или воссоздает «демократический» образец Запада. С 1960 года в развивающихся странах более 200 раз предпринимались попытки или совершались военные перевороты. Только в одной Африке после деколонизации было свергнуто тридцать пять правительств. В мире ежегодно растет число военных режимов. И хотя они, одержав верх внутри страны, обычно не проявляют после этого заметной склонности к военным авантюрам за ее пределами, это с лихвой компенсируется жесткой внутренней политикой, направленной на то, чтобы железной рукой подавить права и свободы своих сограждан.

Все это свидетельствует о том, что весьма значительная часть мирового населения не имеет ни возможности, ни привычки открыто и свободно выражать свое мнение по политическим вопросам. Можно ли ждать в таких условиях, что качества и поведение жителей планеты будут соответствовать масштабу стоящих перед ними проблем?

И, что еще больше осложняет положение, функциональной единицей современного общества до сих пор остается суверенное государство.

Все это, как напомнил нам Эрвин Ласло, «не что иное, как продолжение вестфальской логики: концепция роли и статуса национального государства была впервые постулирована в 1648 году Вестфальским мирным договором, положившим конец Тридцатилетней войне». Политический порядок и в национальных, и в международных масштабах – или, вернее сказать, беспорядок – со всеми крайностями основанного на технике высокоинтегрированного общества, стремительно завоевывающего мир, еще в меньшей степени соответствует велению времени, чем порядок экономический.

Ответ на вопрос, почему сегодня мир оказался до зубов вооруженным, будет неполным, если мы не учтем устаревшую, порой напоминающую сюжеты Кафки, геополитическую структуру – идеальную питательную среду для всякого рода раздоров и конфликтов. В этих условиях можно только поражаться, как до сих пор нам удается избежать третьей мировой войны, – но нельзя же постоянно рассчитывать на чудо. Человеческой системе не излечиться от предрассудков и ненависти, пока она не найдет способов приспособиться к современной действительности. Вьетнамская трагедия со всей очевидностью показала, к каким чудовищным последствиям может привести сочетание современной техники с устаревшими «стратегическими» концепциями. Она завершилась морально-политическим поражением не только США, но и всего мира, который это допустил.

Устаревшие концепции и институты служат питательной средой для непрекращающегося соперничества между великими и даже малыми державами, а оно в свою очередь способствует поддержанию и выживанию сложившейся системы; в результате повсюду – как в отношениях между отдельными странами, так и внутри их – господствуют или нарастают политическая, социальная, расовая и даже религиозная нетерпимость, угнетение и раздоры. За последние несколько лет были разорваны на части, испытали те или иные формы гражданского насилия или внутренних конфликтов, кроме Вьетнама, Лаоса и Камбоджи, также такие страны, как Индонезия, Нигерия, Бангладеш, Чили, Кипр, Ольстер, Судан, Греция, Эфиопия, Португалия, Ангола, Тимор, Родезия, Ливан и Аргентина. Напрашивается вопрос, кто будет следующим в этом списке.

Человечество не живет сейчас в мире с самим собой. Чтобы создать условия для мирной жизни на планете, недостаточно простого отсутствия войн, контроля над вооружением или разоружения, мало найти способы предотвращения или разрешения конфликтов. И сколько бы ни подписывалось различных международных документов, все равно в нынешних условиях, пока общество остается несправедливым и разделенным на части, не видать человечеству мира. В наше время глобальная человеческая империя представляет собой то необходимое всем нам социальное изобретение, которое ждет еще своих изобретателей, и эту культурную ценность, прежде чем она будет усвоена обществом, люди должны открыть в самих себе. Но до всего этого нам еще очень далеко.

В мире никогда еще не царил такой беспорядок, и никогда прежде не было такого количества различных опасностей для мира. Именно поэтому никогда прежде не было такого смятения в человеческой душе.

4. Накануне еще более важных перемен

Много лет я размышлял над тем, какие же шаги должен предпринять человек, чтобы свернуть с гибельного пути. Исследуя сложность беспредельно большого и проникая в тайны бесконечно малого, он постиг единство Вселенной и открыл отдельные элементы того природного порядка, который объединяет все сущее на свете. Однако в этом процессе познания он не уделил достаточного внимания тому, что находится между двумя крайностями и что на самом деле важнее всего для него самого, – его собственному миру и своему месту в нем. Это и стало ахиллесовой пятой современного человека.

Здесь можно выделить два аспекта. Один из них касается самого человека и его поведения, которое мы должны лучше понять. Исследования и размышления на эту в высшей степени волнующую тему начались еще на заре развития философии и медицины; проблемы эти неисчерпаемы, а процесс их познания бесконечен. Но не этот аспект я имею в виду прежде всего. Второй из них, имеющий более непосредственное и важное в свете сегодняшних проблем значение, касается взаимосвязей человека и окружающей его среды, на которую все более активно влияют результаты человеческой деятельности. Именно здесь существуют в высшей степени опасные пробелы, связанные с недостаточным осознанием пределов и последствий деятельности человека в мире; эти пробелы необходимо немедленно восполнить – но как?

Если бы для решения этой задачи было необходимо немедленно менять человеческую натуру, положение было бы просто безнадежным. Нет, начинать надо с того, что поможет привести в соответствие человеческое восприятие и, следовательно, способ существования и образ жизни человека с реальным сегодняшним миром и способностью человека изменять мир, которую он недавно приобрел. Нужна не биологическая, а культурная эволюция, и, хотя процесс этот может оказаться длительным и сложным, осуществление его вполне в пределах наших возможностей.

Нам удалось усовершенствовать отдельные качества атлетов, космонавтов и астронавтов, улучшить машины, приборы, материалы, породы кур, свиней и сорта кукурузы, преуспели мы в повышении производительности труда, увеличили возможность человека быстро читать, научились разговаривать с компьютерами. Но мы никогда даже не пытались сделать более острым восприятие своего нового положения в мире, повысить осознание той силы, которой мы теперь располагаем, развить чувство глобальной ответственности и способность оценивать результаты своих действий. Я не сомневаюсь, стоит нам только попробовать, мы преуспеем и на этом пути, так как каждый новый шаг будет со всей очевидностью доказывать, что дальнейшее движение в этом направлении соответствует нашим коренным интересам. Перед нами непочатый край возможностей улучшения человеческих качеств.

В этом – основа моего оптимизма, моей веры в то, что положение еще можно исправить. В то же время, хотя улучшение человеческих качеств так необходимо теперь, оно так сложно, что для достижения этой цели потребуется мобилизовывать волю, способности и возможности жителей всей Земли многие десятилетия. Тем временем, однако, человечество будет продолжать размножаться. Не удастся также остановить и огромную, созданную человеком неуправляемую техническую машину, которая работает сегодня на полную мощность. Все это означает, что грядущие изменения в человеческой системе, скорее всего, окажутся гораздо значительнее тех, которые происходили ранее. И поскольку пока неизвестно, сможет ли человечество поставить под контроль свою численность и жестокую силу своей технической машины и когда все это произойдет, сегодня можно встретиться с самыми крайними, порой исключающими друг друга альтернативами будущего.

Сможет ли человечество в один прекрасный день рассеять все нависшие над ним угрозы и беды и создать зрелое общество, которое мудро управляло бы и разумно распоряжалось своей земной средой? Сможет ли это новое общество покончить с нынешним расколом и создать действительно глобальную, стабильную цивилизацию? Или, чтобы избежать более тяжелых кризисов, человечество предпочтет еще в большей степени доверить свою судьбу технике, развивая, как то с надеждой предсказывают абсолютизирующие роль науки футурологи, «постиндустриальные» или «информационные» модели общества? Окажется ли этот путь чудотворным выходом из нынешнего тупика и не погибнет ли окончательно человек со всеми своими ограниченными возможностями, слабостями, стремлениями и духовностью в системе, которая будет далека и чужда его природе? Не приведет ли, в конечном счете, этот выбор к созданию чисто технократического, авторитарного режима, где работа, закон, организация общества и даже информация, мнения, мысли и досуг будут жестко регламентироваться центральной властью? Сможет ли в этих условиях функционировать плюралистическое общество как единое целое?

Или человечество окажется настолько подавленным собственной сложностью и неуправляемостью, что для него станет реальной перспектива окончательного распада и гибели? Не захотят ли более богатые в тщетной попытке отмежеваться от общей судьбы окопаться в оазисах относительной безопасности и благополучия? Не приведет ли это к новому, более глубокому расколу общества на кланы? Какие еще последствия, рациональные или иррациональные, могут вытекать из нашего нестабильного настоящего? И можно ли считать абсолютно исключенной и неправдоподобной возможность самой страшной апокалипсической катастрофы, которая заклеймит человеческую судьбу на многие века, а возможно, и навсегда? Когда и в какой форме нам может особенно угрожать эта опасность?

Можно нарисовать бесконечное множество различных сценариев будущего, более или менее правдоподобных, но, разумеется, ни один из них не сможет претендовать на абсолютный. Напряженная ситуация, в которой оказались живущие ныне на Земле, является прямым следствием того, что делали и чего не делали в предшествующие годы наши предки и даже мы сами. В исторической перспективе не так уж важно, как распространены среди людей те или иные достоинства и недостатки. И даже если кто-то когда-то в будущем понесет ответственность за что-то, сделанное или не сделанное в прошлом, от этого будет немного пользы. Важнее всего глубоко задуматься сегодня, что будет с миллиардным населением планеты завтра – а это почти исключительно зависит от того, что мы все вместе отныне будем или не будем делать.

Из всех этих рассуждении следует, на мой взгляд, вывод, что положение сейчас чрезвычайно серьезное и время работает не на нас, но у нас еще есть хорошие шансы взять судьбу в свои руки – при условии, что мы сконцентрируем всю свою энергию, все лучшее, что есть в нас, на решении этой в высшей степени важной и неотложной задачи. Если мы сможем сделать это поистине критическое усилие, то я уверен, что, с известными ограничениями, будущее человечества может стать таким, каким мы все, коллективно хотим его видеть. И вопрос лишь в том, с чего начать.

Девятнадцать столетий назад римский писатель Колумелла, изучая самую важную тогда сферу деятельности – сельское хозяйство, справедливо заметил, что оно нуждается в человеке, который знает, который хочет и который может. Современный человек, решившийся в наши дни взяться за беспрецедентное мероприятие – создание глобальной империи, опрометчиво опрокинул эту логическую последовательность, ибо он может, но пока что не хочет, потому что не знает. Мы должны исправить такое положение вещей, и первым из множества предстоящих дел должно стать понимание реального мира и нашего положения в нем.

Глава 3

Удивительные новые явления

1. Приготовления

Как уже говорилось, с конца 50-х годов меня все чаще мучил вопрос, правильно ли я выбрал дело, которым занимаюсь. Жизнь моя была интересной, наполненной и приносила удовлетворение. Я вырастил красивых, здоровых детей и мог бы по-прежнему обеспечивать их будущее. Уже многие годы я занимал ответственные посты, научился распознавать главное в любом деле, разрабатывать планы, мобилизовывать людей и средства на решение стоящих задач. Однако меня глубоко волновала общая ситуация в мире, не покидало чувство беспокойства, когда я видел, как и на развитые, и на отсталые регионы мира накатывается несокрушимая волна трудностей. Я все чаще задавал себе вопрос, что лично я могу в этой связи предпринять.

Видимо, к этому времени я достиг состояния, которое, если не ошибаюсь, называют пятым возрастом – возрастом размышлений. Полный сил и энергии, умеющий управлять (по складу ума и образованию), я не мог размышлять без действия. Одних лишь идей – пусть даже стоящих – казалось недостаточно. Побывав и поработав во многих районах мира, я имел возможность убедиться, как удивительно плохо обстоит везде с управлением делами человеческими – многое хотелось бы организовать значительно разумнее и эффективнее.

Больше всего потрясла меня картина, увиденная в одном из охваченных нищетой районов Азии. Скудные продукты, которые давала там земля, делились на пять равных частей. Первая шла землевладельцу, которому принадлежала земля и все расположенные на ней селения. Этот полновластный правитель обеспечивал земледельцев и водой, за что получал еще одну часть общего продукта. Следующие две части шли опять-таки ему, поскольку он был владельцем и рабочего скота, и примитивных орудий труда, используемых крестьянами, он же снабжал их семенами. В итоге только пятая часть урожая доставалась тем, кто действительно трудился на земле, и это было их единственным средством существования.

Конечно, такая вопиющая несправедливость не может продолжаться вечно, она обязательно приводит к массовым протестам и восстаниям, свергающим в конце концов систему угнетения. И никакая иностранная помощь не в состоянии предотвратить этот процесс, хотя еще немало бытует наивных иллюзий и проектов перераспределения ресурсов в международном масштабе, рассчитывающих за счет благотворительности ускорить модернизацию и развитие отсталых районов мира. Мне даже приходилось слышать, что это, мол, обойдется недорого (вот, например, защита от малярии одной семьи в Азии стоит меньше, чем модная стрижка в Нью-Йорке). Многие американцы и европейцы сейчас совершенно искренне верят, что даже при небольших затратах богатые страны могут сотворить чудеса. Сострадание – вещь важная, и никто с этим не спорит. Но как много сегодня на свете людей, спасенных от малярии и других болезней, но вынужденных по-прежнему влачить жалкое существование, обреченных на лишения, невежество и унижения!

Что же можно сделать, чтобы искоренить вопиющую несправедливость и пороки человеческого общества? Не находя ответа на этот вопрос, я, однако, не сомневался в необходимости поиска кардинально новых подходов к основным человеческим проблемам и более эффективного их решения. Участие в такого рода деятельности становилось моим заветным желанием.

Хотя я не мог оставить постоянную работу в фирме «Фиат», мне хотелось иметь свободное время, которое я мог бы посвятить осуществлению зародившихся замыслов. Мое положение в фирме и отношения с главой компании Витторио Валлеттой помогли мне в этом. Валлетта отличался исключительной преданностью «Фиату», ее можно было сравнить разве что с преданностью иезуита своему ордену. Отдав «Фиату», по моим подсчетам, более 120000 часов своей жизни, Валлетта превратил его в одну из самых сильных европейских компаний.

Я пришел на «Фиат» совсем юным, тоже работал там, не жалея сил: заключал контракты, завоевывал рынки, воспитывал персонал и добывал прибыль. В то же время я был не совсем обычным администратором и не вполне «вписывался» в аппарат компании. Проявив независимость взглядов в годы Сопротивления, я упрочил затем свою самостоятельность в ходе создания отделения «Фиата» в Латинской Америке (не копируя при этом в точности структуры головной фирмы). Мои взгляды на то, как надо управлять современной корпорацией, были, возможно, слишком современными и неортодоксальными по сравнению с твердым, но консервативным стилем управления, принятым в «Фиате». И многие из моих коллег были бы совсем не прочь от меня избавиться. Валлетта же, напротив, хотел, чтобы я остался. В дружеских дискуссиях мы без труда пришли к соглашению о том, что мне предоставляется возможность использовать (в разумных пределах) по своему усмотрению определенную часть времени, при условии, что моя побочная деятельность не будет идти вразрез с работой в фирме.

Этот договор сохранил силу и при преемнике Валлетты – Джованни Аньелли, который обладал острым, пытливым умом. Будучи сам человеком широких взглядов, обожая путешествовать по свету, он легко меня понял. Я глубоко благодарен за это ему, «Фиату», а также «Италконсульту», который тоже потом присоединился к этому соглашению. Без столь необходимой для меня самостоятельности общественная деятельность, к которой я тогда только приступал, была бы существенно затруднена.

Прошло немало времени, пока все это действительно дало результаты, но в тот момент я достиг своей первой цели и мог приступить к поискам путей осуществления рожденных замыслов.

2. «Адела» – бизнес с благотворительными целями

Мне предоставился благоприятный случаи начать деятельность в этой области в конце 1962 года. Два прогрессивных американских сенатора, Джекоб Джевитс и Хьюберт Хамфри, собирались тогда организовать компанию и учредить механизмы управления, которые способствовали бы перестройке частного предпринимательства в Латинской Америке. Меня спросили, не соглашусь ли я встать во главе проекта. Идея поиска новый путей развития целого континента привлекла и вдохновила, однако меня несколько смутил столь явный акцент на частную инициативу. Проработав всю жизнь в частной промышленности, я никогда не разделял ту точку зрения, которая связывает с частными предприятиями разумное и надежное управление экономикой в целом. Я не считал, что неограниченная свобода частного сектора представляет собой лучший путь к форсированию экономического развития в Латинской Америке или где бы то ни было еще. Возможно, Италия, лучше, чем любая другая страна с рыночной экономикой, позволяет сравнить преимущества частных, государственных и смешанных предприятий. Уже достаточно давно в Италии компании, в которых участвует государство, эффективно контролируют деятельность в больших секторах экономики, таких, как железные дороги, авиалинии, другие сферы коммунального обслуживания, сталелитейные предприятия, судоверфи, банки и нефтепромышленность; сейчас такое проникновение продолжается в ряде других областей, включая горнодобывающую, химическую, пищевую, цементную, машиностроительную, строительную, стабильно увеличивая свой вклад в общее производство товаров и услуг в стране. Я считаю, что предприятия, контролируемые государством, должны в такой же мере ориентироваться на получение прибылей, как и частные. Экономические результаты далеко не всегда подтверждают эти надежды, но, видит бог, такое случается и с частными предприятиями, так что примеры неудачных починов можно найти в обеих этих категориях. Поэтому я считал, что каждая из них может выполнять полезные функции и каждая в зависимости от конкретных обстоятельств имеет свои преимущества. Так что мне не хотелось бы попасть в число тех, кто поддерживает лишь одну из них.

Однако проект двух сенаторов, выступающих поборниками частной инициативы, вызвал у меня интерес главным образом по двум причинам. Во-первых, он мог стать пробным камнем для оценки наличного внутреннего частного капитала в районе Латинской Америки, который мог быть использован для промышленных операций. Ведь во многих случаях как раз в те времена, когда он особенно нужен дома, такой капитал в поисках более безопасных или более выгодных объектов вложения уплывает в Европу или в Северную Америку, или просто всевозможными путями устремляется за границу за более высокой процентной ставкой или более выгодным обменным курсом. А если он инвестируется внутри страны, то, как правило, лишь с целью монополизировать рынок, используя любые, тарифные и нетарифные барьеры, в конечном счете при любых условиях стремясь получить гарантированную прибыль.

Расцветший в Латинской Америке экономический национализм является в известной мере побочным продуктом этих протекционистских умонастроений, а также той неэффективной промышленной структуры, которую они создали – не только, кстати, в частном, но и в государственном секторе. Так что определенный приток действительно готового к риску иностранного капитала способствовал бы усилению разумной деловой конкуренции и, думаю, оказал бы в конечном счете благотворное влияние. Это в свою очередь могло бы послужить толчком к модернизации и рационализации местной промышленности. Кроме того, такой пример, возможно, имел бы и известный психологический эффект, поощряя привлечение в страну определенной части плавающего за границей местного капитала.

Не менее соблазнительной казалась мне тогда и возможность изменить неконструктивное и недальновидное отношение многих представителей европейских и американских промышленных и финансовых кругов. Громогласно утверждая, что Латинская Америка совершенно необходима Западу, они, тем не менее, решались вкладывать в нее свои деньги лишь тогда, когда это наверняка обещало чрезвычайно быструю прибыль и скорое возвращение капиталовложений обратно на родину. Так создавалась весьма благоприятная почва для проникновения всякого рода неразборчивых в средствах иностранных спекулянтов, чьи сомнительные деяния и пустые обещания еще больше подогревали и без того преобладающие в широких слоях латиноамериканской общественности националистические и шовинистические настроения.

По всем этим причинам я принял на себя. руководство проектом, который был столь же североамериканским, сколь и латиноамериканским. Вместе с тем я вовсе не собирался связывать себя с ним на многие годы. Поэтому было заранее условлено, что мои функции ограничатся разработкой предварительного общего плана осуществления проекта и изысканием необходимых для того финансовых средств, после чего будет назначен директор, который и станет претворять проект в жизнь. Зная, что дело предстоит отнюдь не из легких, я заранее предупредил, что не желаю никаких вознаграждений, но что мне необходима полная свобода действий.

Отправным пунктом нам служила убежденность в том, что Латинской Америке действительно необходимы значительные инъекции капитала, функционирующего на принципах умеренного риска, которые бы сопровождались использованием соответствующих технических знаний и методов управления, но что только одни эти меры сами по себе не в состоянии обеспечить стабильного успеха. Я достаточно хорошо знал Латинскую Америку, чтобы понимать необходимость поисков новых форм и путей международного сотрудничества, но я также отдавал себе отчет, что для того, чтобы эти новые средства были здесь приняты и принесли длительный, стабильный успех, нужны какие-то качественно новые, творческие подходы и идеи.

В результате было найдено совершенно новое решение – создать кооперативную инвестиционно-управленческую компанию, в которой были бы объединены средства многих континентов. Главная цель ее деятельности заключалась в том, чтобы мобилизовать добрую волю, деньги и научные достижения промышленных стран на развитие частного сектора латиноамериканской экономики. Несмотря на новизну этой идеи, которая, возможно, шла вразрез с установившейся в деловом мире практикой, нам удалось подготовить достаточно убедительный проект будущей компании. Настолько убедительный, что два года спустя, в сентябре 1964 года, сенаторы Джевитс и Хамфри впервые сообщили мне о создании новой компании – «Атлантическое развитие Латинской Америки», или сокращенно «Адела». И история ее была историей успеха.

Основная новизна компании «Адела» состояла в ее корпоративной структуре и статусе коллективного предприятия. Ее капитал состоял из относительно небольших взносов множества крупнейших промышленных и финансовых компаний, которые представляли различные секторы экономики и разные страны – главным образом Западную Европу, США, Канаду и Японию, к которым позднее присоединилась и сама Латинская Америка. Все акционеры могли на равных правах участвовать в делах компании, никак не ограничивая при этом своей основной деятельности, даже в том случае, если они оказывались конкурирующими. «Адела» должна была символизировать их общую заинтересованность в улучшении дел в Латинской Америке, близких к их собственным, но развитие, которых не хотела в одиночку поддерживать никакая местная группа или иностранная компания.

Другой новой отличительной чертой компании «Адела» была ее общественная целенаправленность. Хотя здоровая ориентация на прибыль и серьезный деловой прагматизм были, естественно, присущи ей, как и всякому частному предприятию, это сочеталось с сознанием международной и социальной ответственности, которое с самого начала составляло основную цель создания компании. Любые ее капиталовложения, будь то создание новых или расширение старых предприятий, должны были делаться в строгом соответствии с национальными планами и политикой страны-хозяина. И поскольку средства были относительно невелики, «Адела» должна была быть чрезвычайно осторожной в выборе направлений деятельности, концентрируя ее главным образом на проектах, которым отдавался приоритет в национальных планах развития. Более того, чтобы стимулировать заинтересованность местных компаний, «Адела» должна была, как правило, иметь минимальную долю в капитале каждой из компаний, оказывая при этом техническую помощь, а также услуги по планированию и организации управления.

Ясно, что это было нечто абсолютно новое. И на первых порах нам не так-то легко было добиться признания твердолобых бизнесменов, не желавших принимать нас всерьез. Больше года ушло у меня на налаживание контактов в различных странах четырех континентов. Не легче было и совместить достижение двух целей, одна из которых была направлена на стимулирование социально-экономического прогресса, другая – на получение прибыли. К счастью, компании «Адела» удалось преуспеть и в том и в другом. Легко плавая по бурным волнам политических и экономических трудностей, присущих многим районам Латинской Америки, «Адела» очень скоро была признана одной из наиболее преуспевающих международных компаний, занимающихся финансированием и развитием.

Как и планировалось, «Адела» оказалась более «многонациональной», чем любое другое предприятие. Чтобы избежать давления со стороны какого бы то ни было правительства, она была зарегистрирована в Люксембурге – стране, которая придерживается политики невмешательства в такие вопросы. Ее акционерами были более 230 крупных корпораций и финансовых учреждений из 23 стран. Капитал ее был достаточно равномерно распределен между ними и возрастал по мере того, как к ней присоединялись все новые и новые компании. Ни одна из групп акционеров не имела в компании решающего влияния. Чтобы показать свою поддержку принципов компании «Адела», акционеры решили делегировать в члены правления компании ведущих представителей администрации своих фирм – список, достойный называться Готским альманахом большого бизнеса. В то же время очень большими полномочиями было наделено и исполнительное руководство компании, которое было действительно многонациональным и децентрализованным за счет разбросанности по всему континенту региональных отделений, обладающих значительной автономией и хорошо знающих специфику местных условий.

Одно из важнейших требований, которое с самого начала предъявлялось к деятельности «Аделы», заключалось в том, чтобы она играла роль катализатора и свой собственный капитал использовала главным образом как усилитель. Капитал этот был относительно невелик, всего лишь 60 миллионов долларов. Несмотря на это, за десять лет «Адела» приняла непосредственное участие в создании и развитии нескольких сотен предприятий, представляющих широкий спектр различных секторов экономики, включая промышленность, сельское хозяйство, торговлю и туризм, потребовавших два миллиарда долларов новых инвестиций и создавших более 250 тысяч новых рабочих мест. По утверждению руководства компании, косвенные результаты ее деятельности на территории Латинской Америки увеличили вклад «Аделы» в развитие региона приблизительно еще на шесть миллиардов долларов.

Как бы, однако, красноречиво ни выглядели эти цифры, не в них заключается основное значение проекта в целом. Главное в том, что «Адела» на собственном примере продемонстрировала возможность новых способов оживления и даже перестройки функций и деятельности частного предприятия в изменяющемся мире. Присутствуя при ее рождении, а затем практически непрерывно в течение 10 лет являясь членом Исполнительного комитета «Аделы», я испытываю глубокое удовлетворение от того, что внес вклад в это абсолютно новое, невиданное предприятие.

Однако следующее десятилетие обещает стать гораздо труднее, и, возможно, как раз оно-то и будет решающим. Как отметил прекрасно знающий свое дело президент «Аделы» Эрнст Келлер, Латинская Америка «скоро будет состоять из промышленных, менее развитых и наименее развитых стран. Перед лицом этих предстоящих во втором десятилетии изменений в характере взаимоотношений, моделях развития и экономических условиях особую важность приобретет предвидение того, что случится в будущем, и умение правильно решить, что должно быть сделано, где, когда и кто именно должен это сделать». Чтобы по-прежнему выполнять свои полезные функции, «Адела» должна была быть гибкой, находить все новые и новые пути развития своей деятельности и применения как собственных, так и чужих идей, технических знаний, нововведений, капитала. Только так она сможет оставаться на уровне требований современности и всегда чутко реагировать на новые явления, которые возникают почти в двадцати странах, принимающих участие в ее деятельности.

В мире сейчас существуют столь сильно отличные друг от друга человеческие системы и условия, что невозможно повсюду использовать одни и те же стандартные решения, не учитывающие должным образом национальных и региональных требований и особенностей. Абсолютно точная копия «Аделы» не применима нигде, кроме Латинской Америки. Собственно, почти такие же предприятия были созданы для районов Юго-Восточной Азии и Африки, но их деятельность проходила со значительно меньшим успехом.

Тем не менее, я хочу отметить, что недавно возникла идея создать «глобальную Аделу». Хотя на первый взгляд предложение кажется весьма экстравагантным, оно вполне заслуживает более детального изучения, ибо его реализация может заставить тех, кто занимается международным бизнесом, осознать необходимость нововведений, заставить думать о поисках новых решений в тех случаях, когда традиционные решения оказываются непригодными или недостаточными. Сейчас изучается и обсуждается новый международный экономический порядок. По моему мнению, здесь абсолютно необходима срочная и планомерная реформа нынешнего шаткого и неадекватного порядка, а также формулирование общего плана, который бы поставил на более рациональную основу промышленное и сельскохозяйственное производство в мировых масштабах. Чтобы быть реалистичным и эффективным, любой новый порядок или план такого рода должен исходить из того, что в течение еще долгих лет во многих секторах экономики и во многих районах мира частное предпринимательство может сохранить свою незаменимую роль. Но чтобы в недалеком будущем служить новому обществу и при этом с достаточной эффективностью достигать своих собственных целей, частный сектор мировой экономики должен быть систематизирован и при этом должны быть пересмотрены его масштабы, сфера компетенции и принципы функционирования.

3. Метаморфоза многонациональных корпораций

Занимаясь долгие годы руководством большими предприятиями, я постепенно пришел к выводу, который на первый взгляд может показаться внутренне противоречивым трюизмом. Дело в том, что транснациональные предприятия сейчас неизбежны, необходимы и в то же время в своей нынешней форме «многонациональные компании» становятся все более и более неприемлемыми. Эта загадка куда сложнее той, которая привела к созданию «Аделы», и решение ее требует более глубоких, смелых и творческих раздумий.

Прежде всего, необходимо выяснить некоторые недоразумения. Для начала нелишне напомнить, что вопреки широко распространенному мнению, деятельность компаний во многих странах вовсе необязательно является исключительной привилегией частного бизнеса. Сейчас уже существует достаточно много государственных или смешанных многонациональных корпораций. В качестве примеров можно привести нефтяные компаний многих стран, все основные итальянские и почти все французские банки, а также фирмы «Рено», «Альфа Ромео», «Бритиш Лейланд», «Фольксваген» и многие другие компании, обычно называемые многонациональными, хотя они определенно не могут быть отнесены к сфере частного предпринимательства. Полный список многонациональных организаций, не принадлежащих к частному бизнесу, мог бы представлять весьма интересную информацию.

Завтра появятся многонациональные корпорации и в странах, располагающих излишками нефти. Будет вполне логично, если их инвестиционные банки или предприятия используют накопившиеся у них запасы нефтедолларов для того, чтобы расширить свою деятельность и увеличить вклады в международных масштабах. К тому времени некоторые из этих банков и предприятий уже нельзя будет считать частными, во всяком случае в привычном смысле слова. Некоторые из них, в сущности, уже сейчас принадлежат странам с социалистической экономикой или социалистическим способом производства. Можно также ожидать, что многонациональными могут стать и некоторые советские или югославские государственные предприятия, невзирая на бытующее сейчас утверждение, что многонациональные предприятия представляют собой характерный продукт неокапитализма.

Так или иначе, вполне очевидно, что термин «многонациональный» по сути своей неверен, более того, он часто вводит в заблуждение. Проведено много дискуссии и аналитических изысканий по поводу того, какую компанию следует считать многонациональной. Ведь любая корпоративная единица по определению имеет национальную принадлежность, совпадающую с национальностью юридического лица той страны, где она зарегистрирована. Такие компании, как «Дженерал Моторс», «СКФ», «Сименс», «Фиат», «Оливетти», «Рон Пуленк», «Алкан», «Нестле», «Хитати», «Тойота», «Ай-си-ай», «Чейз Манхэттен бэнк», «Ройял бэнк оф Канада» и др., – хотя их и считают обычно многонациональными, – на самом деле представляют собой национальные компании и банки, имеющие обширные деловые операции за рубежом. И тот факт, что эти операции обычно осуществляются через посредство дочерних, предприятий, обосновавшихся в тех странах, где протекает эта деятельность, имеет существенное, но отнюдь не решающее значение. Да и сами критерии, по которым определяют, является ли данная компания многонациональной, – как бы ни были они разумны и логичны, – могут быть различными и всегда остаются в той или иной мере условными.

Если оставить в стороне семантику, то основные упреки в адрес фирм, которые, расширившись, переросли национальные границы, хорошо известны. Один из них состоит в том, что они стали слишком велики и могущественны, чтобы быть равными партнерами для малых стран. Другой сводится к тому, что, даже если им удается вести себя одинаково лояльно во всех странах – ведь, в конце концов, это соответствует и их долгосрочным интересам, – все равно все важные решения принимаются только в одном месте, в главной штаб-квартире фирмы, и соответствуют политике одного конкретного правительства, а именно правительства той страны, где зарегистрирована материнская компания. И в случае возникновения кризисов или конфликтов многонациональность подобных монополий быстро улетучивается. Следует признать, что в рамках существующего международного порядка или даже того нового порядка, который предлагают развивающиеся страны, пока не найдено удовлетворительного ответа на все эти критические высказывания.

Чтобы найти разумное решение, пусть даже временное, необходимо рассматривать проблему в реальном контексте, принимая во внимание и окружающую среду в которой протекает определенная производственная деятельность. Несмотря на то внимание, которое сейчас повсюду справедливо уделяют этому, производство на Земле организовано неразумно: оно хаотично разбросано по поверхности планеты, производит огромное количество отходов и беспорядка и к тому же часто малоэффективно. Я уже бегло касался тех тяжелейших последствий, к которым все это приводит, и здесь хочу лишь добавить, что настало время коренным образом пересмотреть и рационализировать мировой производственный истэблишмент, который существует сегодня. Все более острый, актуальный характер приобретают проблемы, которые еще не существовали или не были до конца осознаны вчера, и среди них на первом месте стоит задача справедливого удовлетворения потребностей и чаяний непрерывно растущего населения планеты при минимальной безработице. К числу неотложных задач относится также максимально бережное использование истощающихся природных ресурсов с учетом хрупкости и уязвимости мировой экосистемы. При решении этих проблем требуется глубокая перестройка мировой производственной системы, затрагивающая сами принципы ее организации и функционирования.

У меня нет никаких сомнений, что если коренным образом пересмотреть этот вопрос, начав с самых его основ, то, в конечном счете, возникнет необходимость переосмысления всей человеческой производственной структуры в глобальных масштабах. Путь к достижению этой цели будет нелегким, длинным и полным борьбы, но я считаю, что просто нелепо в век глобальной человеческой империи продолжать, как и прежде, брать за основу структуру реальной мирской власти в виде множества некоординируемых национальных предприятий. Если это устройство не будет изменено, человечеству придется приложить гораздо больше усилий, чтобы удовлетворить растущие потребности многомиллиардного населения, если вообще не свести к нулю саму вероятность этого удовлетворения.

Оптимальное использование ресурсов, размещение исследований и производства там, где это можно лучше всего организовать, установление наиболее рационального уровня производственной деятельности, стандартизация продукции, переработка и вторичное использование отходов, экономичная система распределения и, что особенно важно, разумное повсеместное развитие и привлечение человеческого труда и талантов – вот далеко не полный перечень того, что стремятся делать, каждая в своей области, наиболее хорошо организованные многонациональные корпорации; причем вряд ли можно сказать, что они держат это в секрете, ибо все принципы, приемы и методы широко освещаются и даже рекламируются. Именно эти организационные принципы и можно превратить в императив мировой производственной системе, отсрочки же в их применении будут все больше и больше затруднять действие самой этой системы, углублять ее неадекватность современным условиям и, следовательно, способствовать дальнейшему ухудшению положения беднейших слоев населения.

Однако, в то время как многонациональные корпорации достаточно быстро начали применять на практике всю эту систему критериев и норм (можно было бы даже утверждать, что именно это явилось причиной их успехов), политическая система эгоцентричных национальных государств оказалась не в состоянии поступать таким же образом (традиционная схема таких государств, часто безнадежно устаревшая, не дает им проявлять никакой гибкости, однако любое изменение существующего положения считается неконституционным). В результате сложившаяся в мире политическая система не только сознательно игнорирует требования глобального развития, но и стала абсолютно нечувствительной к каким бы то ни было мотивациям долгосрочного характера. Как заметил известный экономист профессор Питер Ф. Дракер, «впервые создалось такое положение... при котором политическая единица, т. е. территория, и экономическая единица не соответствуют друг другу, что представляет определенную угрозу национальным правительствам», и, как показали многочисленные нынешние споры, конфликты между все еще национальным государством и уже многонациональной корпорацией совершенно неминуемы.

Трудно сейчас предсказать исход этих столкновений. Некоторые специалисты шумно предрекают господство над миром нескольких сотен гигантских частных предприятий – картина, напоминающая некую экономическую версию эпохи динозавров. Дракер же полагает, что в течение ближайшего десятилетия следует ожидать существенного ущемления, если не полного уничтожения многонациональных корпораций, что, по моему мнению, оставило бы после себя полный вакуум, который в данный момент нечем было бы заполнить. Обе эти возможности, так или иначе, предполагают появление новых трещин в мировой экономической системе, и так уже испытавшей достаточно сильные потрясения, и новых лишений, которые в основном коснутся беднейших классов.

Итак, что же делать? Для того чтобы разрядить обстановку и открыть новый этап развития отношений между транснациональным предприятием и национальным государством, необходима здоровая инициатива. Ниже я остановлюсь более подробно на роли государства, а сейчас продолжим разговор о многонациональных корпорациях. Что касается меня, то в течение 10 лет я предлагал то, что, по моему мнению, могло стать вполне приемлемым временным решением этой проблемы. В общем, я утверждал, что социальная ответственность современной производственной системы стала настолько доминирующей, что она уже не может быть принесена в жертву мотивам прибыли – которые также, разумеется, должны иметь право на существование. Следовательно, первым требованием, которое предъявляется к любому предприятию, является его общественная, социальная полезность, вокруг которой может быть ориентирована и его прибыльность, а не наоборот. Это означает, что если та или иная компания действует во многих странах, то она при любых условиях должна быть социально полезной в каждой из них, что невозможно, если она, в конечном счете, непременно обязана подчиняться приказам, исходящим от материнской компании.

Чтобы избежать острых проблем, которые возникают вследствие двойного подчинения, можно было бы предложить – в качестве одного из решений этого вопроса – ввести ненациональный статус для компаний, ведущих дела в международных масштабах, например, передать их под эгиду Организации Объединенных Наций. Вместо того, чтобы быть замаскированным национальным учреждением, они превратились бы в поистине ненациональные, или интернациональные, – ради простоты я предпочту использовать именно этот, последний термин. Возможно, государства с сильной рыночной экономикой поначалу могли бы возражать против такой меры, которая ограничивала бы их влияние на страны, зависящие от них экономически. Такой, например, может быть реакция Великобритании, Западной Германии, Франции, Швейцарии, Японии, Нидерландов, Швеции и в особенности США.

Что же касается развивающихся стран, испытывающих острую потребность в технических знаниях и управленческом опыте (их можно получить только у крупных международных компаний), то они, скорее всего, напротив, полностью поддержат такое преобразование, которое хотя бы отчасти сможет очистить многонациональные компании от их первородного греха. Профессор Дракер абсолютно прав, когда говорит, что «способность многонациональных корпораций размещать производственные мощности, невзирая на национальные границы и сообразуясь только с логикой мирового рынка, должна стать главным союзником развивающихся стран. Чем более рационально и более «глобально» размещено производство, тем больше от этого их выигрыш». Единственным ресурсом, который международные компании не могут передвигать через национальные границы, «является труд, а это как раз именно тот ресурс, в котором развивающимся странам принадлежит неоспоримое преимущество». И я не вижу никаких других средств, обеспечивающих развивающимся странам столь необходимый им (достаточно безопасный и быстрый) путь развития, кроме предложенных, с учетом тех изменений, которые я предлагаю внести в их нынешний облик.

Не вижу в этой схеме и таких серьезных недостатков, которые нельзя было бы устранить, – одни лишь преимущества для всех сторон. Вначале ненациональный статус может быть не обязательным для всех и может приниматься по желанию. Разумеется, международный статус и кодекс поведения таких компаний, а также правила, регулирующие их деятельность, должны быть одинаково справедливыми для всех сторон и обеспечивать равным образом благоприятные условия для их дальнейшего развития – в противном случае ни одна из этих компаний не захочет подобных перемен или же ни одна страна не впустит их на свою территорию. Штаб-квартиры международных компаний могут по-прежнему размещаться там, где им удобнее, однако на них не должно оказываться никакого давления со стороны какого бы то ни было государства; что касается подоходных налогов, то по правилам они должны выплачиваться там, где получен соответствующий доход. Международный персонал ненациональных компаний, возможно, даже почувствовал бы более явную заинтересованность в результатах своей деятельности, как это часто бывает при снятии любых внешних, искусственных ограничений. Наконец, я не думаю, чтобы против подобного решения всерьез возражали и промышленные страны, поскольку это ведь выход из тупика осложнений международной напряженности и дальнейшего усиления трудностей в развитии мировой экономики, которые противоречат и их коренным интересам. По-моему, настало время, когда не только я, но и более искушенные во всех этих вопросах специалисты должны всесторонне изучать практическую осуществимость такого проекта.

С начала 60-х годов сходное предложение обсуждалось применительно к учреждению статуса европейских компаний. Комиссия Европейского экономического сообщества приняла законопроект о едином уставе для всех стран Общего рынка. Упорное сопротивление представителей бизнеса, так же как и значительной части профсоюзных деятелей, встретил введенный в качестве одного из основных положений устава принцип совместного определения, или участия рабочих в руководстве предприятием. Однако я глубоко уверен, что все со временем согласятся с целесообразностью такого принципа, ибо он представляет настоятельную политическую необходимость нашего времени. Теперь, когда этот новый устав уже принят, западногерманским, французским или английским компаниям не надо прибегать к тем сложным лабиринтным путям, которыми шли в свое время фирмы «Ройял Датч-шелл», «Акфа-Геварт», «Пирелли-Данлоп» и некоторые другие для того, чтобы обрести всего лишь двунациональный статус. Вряд ли можно выразить в марках, франках или фунтах стерлингов те преимущества, которые любой из компаний Сообщества сулит их превращение в европейские.

Многие недостатки описанной выше неупорядоченной и нерезультативной системы связаны, по моему мнению, с самими предприятиями – частными, государственными или смешанными, которые существенно опоздали в осознании своей высокой социальной, экологической и воспитательной ответственности в рамках своих собственных стран. И они сделают совсем непоправимую ошибку, если вовремя не поймут, что сейчас их ответственность приобрела уже транснациональный характер. Сегодня, как никогда раньше, необходимы совместные, коллективные, координированные действия. Между тем крупные компании склонны по-прежнему действовать в одиночку, каждая за себя, по лесным волчьим законам. И весь мир, как и раньше, концентрируется для них на их финансовых балансах. Сегодня это недопустимо. Такой эгоцентристский подход мешает мировой экономике, отдельные стороны которой находятся во все более тесной взаимосвязи, и которая превращается во все более и более целостную систему. Эта могущественная сила, которую я называю гражданской, не освящена законом, вместе с тем она обладает высшей реальной властью в современном обществе, совокупным опытом, информацией и возможностями перспективного планирования, которые во многих областях превосходят по масштабам, уровню развития и гибкости те механизмы, которыми располагают многие современные правительства. Поэтому необходимо найти пути и средства поставить весь этот потенциал на службу более широким интересам общества в целом. Все компании должны сообща выработать конкретные средства для достижения этой цели, а затем каждая из них осуществить все необходимое, чтобы приспособить свою деятельность к новым требованиям со стороны общества. Причем эти перемены должны коснуться абсолютно всех: акционеров не меньше, чем членов правления; служащих, рабочих и профсоюзных деятелей не меньше, чем тех, кто занимается управлением.

В своей управленческой практике я часто пытался убедить коллег подумать об этом. В 1967 году мне предложили возглавить Экономическую комиссию Атлантического института международных проблем в Париже, и я в течение шести лет занимался этим весьма хлопотливым занятием. Одним из первых мероприятий было создание особой исследовательной группы, в состав которой входили крупные американские и европейские промышленники и финансисты из самых различных сфер экономики и других областей деятельности. Они могли заниматься выработкой рекомендаций и оказанием помощи правительствам в решении проблем современного общества. Я также лично обращался по этому вопросу к ведущим представителям международного делового мира. Сознавая тогда опасность превращения этих групп в мощную силу давления, я однако считал, что она будет с лихвой компенсирована помощью, которую получат государственные учреждения в модернизации методов политического анализа, а это позволит представителям бизнеса лучше увидеть и осознать широкий круг проблем, которые необходимо иметь в виду именно при принятии государственных решений. Тогда, возможно, это предложение было несколько преждевременным и не возымело последствий, сейчас оно возникает вновь – хотя, быть может, на сей раз уже слишком поздно.

В заключение этого раздела мне хотелось бы отметить, что, прожив много лет буквально бок о бок с крупными компаниями, я пришел к выводу, что именно им – в гораздо большей степени, чем всем остальным действующим лицам на современной социальной сцене, – необходимо кардинальным образом пересмотреть и изменить концепцию своей роли, образ жизни и характер деятельности, и это будет соответствовать не только общим, но также и их собственным интересам. Они, за редким исключением, не только еще не осознали, но даже и не желают пока задуматься над глубокими, поистине драматическими изменениями, которые происходят сейчас во всей человеческой системе. Вместе с тем они обладают редкими способностями восприятия и приспособления к новому. Разумно используя свои возможности, они могли бы в трудный для человечества час внести положительный вклад в диалектику социальных преобразований. Надо всемерно содействовать влиянию на них именно в этом направлении, используя буквально все возможности, – и, может быть, первым логическим этапом эволюции станет превращение многонациональных компаний в ненациональные.

4. ИИАСА – культивирование системного анализа

Во время своей поездки в Вашингтон в конце 1966 года я выступал с лекциями на тему, которую я назвал «Требования 1970-х годов к современному миру». В этих лекциях я касался проблем, тогда еще не столь очевидных, как сейчас: глобальная взаимозависимость, угроза грядущего обострения мировых макропроблем, а также недопустимость замены такого рода проблем сиюминутными потребностями, не соотнесенными с целостной и всеобъемлющей картиной происходящих изменений.

В тот раз я хотел привлечь основное внимание к двум моментам. Во-первых, к тому, что оценить перспективы мирового развития или должным образом к нему подготовиться невозможно без совместных, концентрированных усилий всего человечества, включая также коммунистические и развивающиеся страны, и что такие усилия должны быть срочно предприняты. И во-вторых, что необходимо широко применять системный анализ и другие современные методы, в разработке которых США достигли ведущих позиций, применяя их для решения широкомасштабных и сложных авиакосмических и оборонных проблем, и что эти достижения нужно применять и для изучения не менее масштабных и сложных проблем, выдвигаемых общественной и международной жизнью.

В ходе подготовки меморандума, в котором настоятельно рекомендовалось организовать совместный международный проект для изучения путей практического осуществления высказанных мною идей, я имел возможность обсуждать их в Госдепартаменте и Белом доме. Проект этот должен был, по моему мнению, быть как можно более аполитичным и осуществляться по линии неправительственных организаций. Я считал, что независимость такого рода предприятия могла бы быть достигнута, если бы оно было организовано, скажем, под эгидой Фонда Форда. Вице-президент Хамфри с готовностью поддержал меня и написал Макджорджу Банди, бывшему советнику президента Кеннеди по вопросам национальной безопасности (незадолго до этого он был назначен президентом Фонда Форда).

Я непричастен к тому, что произошло позже, но в декабре того же года мистер Банди созвал, к моему глубокому удовлетворению, пресс-конференцию, на которой заявил, что уполномочен президентом Джонсоном «быть в течение ближайших месяцев его личным представителем при изучении возможностей создания международного центра по исследованию общих проблем развитых обществ». Формулировка оказалась не совсем такой, какой я хотел бы ее видеть, но и это, безусловно, было огромным шагом вперед.

Дальнейшая история этого начинания лишь подчеркивает замедленность человеческих реакций на захватывающую дух стремительность развития мировых событий. Ведь почти семь лет усилий и неутомимого труда понадобилось на то, чтобы родился, в конце концов, Международный институт прикладного системного анализа – ИИАСА. Он был основан в октябре 1972 года, и первоначально в нем участвовали США, Советский Союз, Канада, Япония, ФРГ и ГДР, Польша, Болгария, Франция, Великобритания и Италия.

Не имея никаких официальных мандатов, я представлял Италию на всех этапах переговоров об основании ИИАСА исключительно как частное лицо. Макджордж Банди немедленно начал кампанию, посетив с этой целью ряд ответственных лиц в Западной Европе и Советском Союзе. Первое подготовительное совещание состоялось в Суссекском университете, в Англии, в июне 1968 года. Ощущая свою причастность к судьбе этого начинания и будучи уверенным, что личные контакты дают возможность преодолеть многие преграды, я вызвался организовать неофициальную встречу двух главных участников переговоров: мистера Банди и советского представителя, заместителя председателя Государственного комитета по науке и технике доктора Джермена Гвишиани. Их встреча произошла в декабре 1968 года в Вене и принесла положительные результаты. Мы втроем в общих чертах наметили проект ИИАСА, принципы его организации и функционирования и послали документ на рассмотрение другим участникам.

Однако и после этого предварительные переговоры продолжали продвигаться поистине со скоростью черепахи, а вскоре и вовсе зашли в тупик: возникли сомнения по поводу того, как управлять подобным проектом, требующим одновременно и творческого подхода, и вполне земного прагматизма. Проблемы, зачастую касающиеся лишь отдельных деталей и не затрагивающие существа проекта, росли как снежный ком, и их урегулирование должно было проходить через научную и политическую бюрократическую систему десятка различных стран. Одним из пунктов разногласий стал, например, вопрос о том как организовать разумную систему голосования и распределить голоса так, чтобы избежать права вето, которое могло бы поставить деятельность Института в прямую зависимость от отношений между Востоком и Западом.

В июне 1971 года я вновь неофициально пригласил в Вену доктора Гвишиани и его нового партнера с американской стороны, президента Национальной академии наук доктора Филипа Хэндлера. Эта новая трехсторонняя встреча оказалась еще более сердечной и конструктивной, чем первая, в результате нам удалось разрешить накопившиеся проблемы, которые и так уже слишком долго оттягивали осуществление столь важного проекта. И вновь именно личные контакты сыграли свою роль в улаживании основной массы трудностей, Был опубликован еще один документ, в котором было заявлено о достижении согласия по основным вопросам, касающимся устава будущей организации, – можно было приступать к созыву запланированной ранее конференции, на которой должно было быть объявлено об образовании ИИАСА.

Однако оставался еще один камень преткновения – не был решен вопрос о местоположении ИИАСА. Этот пункт часто оказывался спорным в международных проектах. Несколько стран решительно заявили, что Институт должен быть размещен именно на их территории. Необходимо было создать специальную группу, которая занялась бы решением этого вопроса, подготовить массу совещаний и провести подробные и детальные обследования. И окончательное решение вопроса изрядно затянулось, так что я даже стал припоминать историю одного итальянского крестьянина – Бертольдо, приговоренного быть повешенным на дереве, которое он должен был выбрать себе сам. Надо ли добавлять, что он был достаточно благоразумен, так и не отыскав себе дерева.

Наконец выбор был сделан в пользу предложенного австрийским правительством Лаксенбургского замка под Веной. Этот дворец, построенный в стиле барокко в конце XVIII столетия при императрице Марии Терезии, служил в прошлом летней резиденцией и охотничьим домом семьи Габсбургов. Теперь, заново отреставрированный, он был готов служить высоким устремленным в будущее замыслам семьи человечества. В 1972 году в Лондоне состоялось торжественное собрание, посвященное официальному созданию Института, и я счастлив, что могу считать себя к этому причастным.

Сейчас Институт располагает годовым бюджетом, превышающим три миллиона долларов – приличная сумма, если расходовать ее разумно, – и «критической массой» ученых, представляющих научные направления многих стран, что дополняется также связями и контактами, которые Институт установил с научными учреждениями во многих районах мира. Работы ведутся по девяти крупным проектам, взаимосвязанным, пересекающимся и образующим единую систему, постоянно анализируется взаимное влияние результатов, полученных в рамках отдельных проектов. Институт отказался от первоначального намерения направить основной акцент на исследование проблем лишь развитых обществ, в его программу включен сейчас ряд вопросов более широкого профиля, в частности работы по глобальному моделированию. Институтом был проделан глубокий, аргументированный обзор и дан анализ двух основных проектов Римского клуба.

Я еще раз хочу подчеркнуть, что испытываю глубокое удовлетворение от участия в выдвижении идеи и создании этого необходимого центра сотрудничества между людьми, центра, основные цели которого направлены на отработку, апробирование и совершенствование наиболее передовых современных исследовательских методов. Нет сомнений, что ИИАСА будет и дальше расти, а вместе с тем станет все более очевидной полезность проводимых в нем исследований. Однако я вполне отдаю себе отчет в том, что посредством и с помощью всех этих методов мы можем исследовать лишь отдельные грани окружающей действительности и частично подготовиться только к отдельным проявлениям ее бесконечно сложных и многообразных изменений. И если мы хотим постигнуть суть основных проблем, стоящих перед человечеством, нам необходимо развивать и другие направления исследований, другие подходы и способы проникновения в тайны современного мира.

5. Перед бездной

Конечно, создать «Аделу», организовать ИИАСА или даже несколько досадить многонациональным компаниям – занятия весьма интересные и, надеюсь, далеко не бесполезные. Однако подобных начинаний явно недостаточно для того, чтобы схватить, так сказать, мировую проблематику за шиворот и объясниться с ней начистоту. Поэтому я все время продолжал искать какие-то иные пути и подходы, все больше акцентируя в своих выступлениях вопросы, связанные с мировым порядком и необходимостью глобального планирования.

Я начал общаться с новыми людьми, не принадлежащими к моему прежнему окружению, с энергичными, опытными служащими международных организаций, пытающимися обеспечить хоть какое-то единство разобщенных наций как «Объединенных Наций», или с учеными, которые умудрялись на простом и доступном языке рассказывать о сложных концепциях, доказывающих существование границ человеческого знания. Разумеется, я не мог не восхищаться их благородными стремлениями и глубокими знаниями и в то же время поражался отсутствию у них перспективного видения происходящего и его возможных последствий. Основная часть проводимых в мире исследований в области естественных и социально-политических наук направлена на то, чтобы снять отдельные преграды, мешающие дальнейшему продвижению вперед, или пролить яркий свет на доселе темные уголки человеческого познания; все это чрезвычайно важно и полезно, однако не помогает выяснить самое важное – смысл, направление и силу того вихря, в который оказалась ввергнута современная жизнь.

Любовь к деталям и способность выдвинуть их на передний план часто мешают видеть вещи в более широком контексте. И это главный упрек, который я считаю правомерным предъявить сегодня старейшей и самой заслуженной футурологической школе, французской школе будущего Гастона Берже и моего учителя Бертрана де Жувенеля. Одна из причин неустойчивости современного общества как раз в том и состоит, что эта школа дала слишком много узких специалистов и аналитиков, но не породила людей, способных к синтезу и обобщенному, целостному видению.

Имеющаяся в нашем распоряжении совокупность знаний, информации и различных данных разрослась сейчас до фантастических размеров и продолжает расти подобно снежной лавине; однако составные доли ее неравнозначны, и пользуемся мы лишь незначительной частью этих знаний. Даже специалисты, чтобы не оказаться погребенными под своей совместной продукцией, нуждаются в разного рода справочниках, конспектах, обзорах, аннотациях, рефератах, библиографических указателях и прочих вспомогательных средствах, без которых они не могут работать даже в своей узкой области. Надо установить новое равновесие между знанием деталей и способностью к синтезу. Это, разумеется, вовсе не означает, что необходимо остановить всякую аналитическую деятельность, просто она остро нуждается в четкой ориентации, подчинении более широким общим целям. Одной из таких целей, на достижение которой следует направить все исследования и размышления, должно стать всеобъемлющее, целостное осознание нашего бьющегося в конвульсиях, переживающего болезненные изменения мира.

Я уверен, что острая потребность в системном подходе диктуется самим сложным характером современного мира, где взаимные связи и зависимости между отдельными компонентами зачастую важнее, чем сами компоненты. Это обстоятельство, однако, далеко не всегда четко сознается, а ИИАСА дает правильный, но лишь частичный ответ на эту настоятельную потребность.

Применение системного анализа к исследованию микросистем: городов, корпораций или отдельных секторов промышленности – в надежде набрать силу и опыт для дальнейшего перехода к изучению более широких систем – это путь, ведущий в никуда. Подобная эскалация принадлежит скорее к области благих пожеланий. Нельзя уходить в сторону от действительности; надо принимать ее такою, какая она есть. Глобальные проблемы давят на нас сейчас с чудовищной силой, и мы должны немедленно броситься на них в атаку – попытки же достигнуть нужных результатов окольными путями за счет исследования периферических или промежуточных проблем (которые, разумеется, тоже нужно изучать) есть не что иное, как пустая трата времени и сил.

Я отмечал это еще в 1967 году в своем выступлении, посвященном необходимости всемирного планирования во время пребывания в сибирском научном центре – Академгородке, – где присутствовали молодые – большинство из них не старше тридцати лет – представители многих тысяч ученых, занимающихся планированием развития Сибири – этого рога изобилия природных ресурсов. Я говорил тогда о необходимости охраны мировой экосистемы, контроля за процессами, которые ее загрязняют, и даже подчеркнул настоятельную потребность как-то обуздать глобальное перенаселение и пересмотреть энтузиазм, с которым мы относимся к решениям чисто научно-технического характера. Ни одной из этих опасностей реально не существует в радиусе тысяч километров вокруг Академгородка, тем не менее, мои молодые друзья были в высшей степени благодарной и восприимчивой аудиторией. Может быть, именно в силу географических особенностей этого центра они оказались более открытыми для новых идей и много говорили мне о своей глубокой уверенности, что, для того чтобы идти в ногу с историей, человечество должно решать некоторые из наиболее важных, решающих проблем на глобальном уровне. Очень жаль, что с тех пор я не получал от них никаких вестей.

В следующем году я встретился на симпозиуме в Белладжио, на озере Комо, с самыми видными специалистами в области долгосрочного прогнозирования и планирования. Принятая в Белладжио декларация подтвердила, что мало одних только изменений в сфере политики. Изменена должна быть сама структура человеческой системы, ибо под нажимом нынешних стрессовых воздействий ее способность приспосабливаться к изменяющимся внешним условиям достигла своих пределов. Таким образом, наступил момент, когда приспособление наших институтов необходимо обдумывать и планировать заранее. Более того, к моему глубокому удовлетворению, декларация осудила слепое доверие к науке, «которая может привести к развитию таких процессов и явлений, которые плохи по самой своей сути, и принести гораздо более ощутимый вред». Однако, как и следовало ожидать, этот знаменательный документ был вскоре забыт.

Тогда я обратился к благотворительным фондам. Я всегда испытывал глубокое почтение к этому почти мифическому миру, управляемому, как я думал, одними лишь идейными соображениями. Столкнувшись же с фондами поближе, я увидел их в несколько ином свете, более, что ли, земном – ведь, в сущности, все их занятие сводилось к тому, чтобы распоряжаться наследствами богачей, не желавших оставлять состояние беспутным дальним родственникам, или пожертвованиями процветающих корпораций, использующих в рекламных целях освобожденные от налогов излишки прибылей.

Некоторые из попечителей таких фондов вызывают во мне глубокое уважение, среди них у меня даже есть несколько довольно близких друзей. Тем не менее им, как и всем, кому по роду службы приходится распределять деньги или принимать решения, часто свойственна одна чисто профессиональная особенность – у них со временем вырабатывается к богатым на идеи, но, как правило, бедным на деньги просителям отношение, схожее со взглядом всадника на пешего. В сущности, они принадлежат к той же самой категории, что и банкиры, театральные критики или международные функционеры, которые обосновались в нашем уделяющем столь много внимания внешней форме обществе куда более просторно и удобно, чем люди, сами создающие ценности: деятели, артисты или, скажем, истинные интернационалисты. Я также не без удивления обнаружил, что фонды могут оказывать покровительство достаточно необычным и нетривиальным исследованиям. Однако каждый фонд остается при этом в своей скорлупе и не желает сотрудничать со своими же собратьями – другими благотворительными фондами – в международном плане.

Никто из тех, с кем мне довелось общаться, не обнаружил ясного осознания драмы современного человека во всей ее целостности, и ни одно учреждение или инициативная группа не обладала достаточным кругозором и видением, чтобы охватить все ее проявления. Всеобъемлющий, целостный охват мировых макропроблем, при всей их важности и необходимости, по-прежнему оставался белым пятном. И тут один видный нью-йоркский журналист Марио Росси, человек большого обаяния, мой личный друг, посоветовал мне написать книгу. Я никогда прежде не думал об этом всерьез и не был столь наивен, чтобы надеяться создать бестселлер. Тем не менее, идея меня вдохновила: быть может, подумал я, это занятие окажется небесполезным и для меня самого – заставит прояснить и систематизировать мои собственные мысли.

Я никогда раньше не сталкивался с американскими издателями и не знал их привычек. Моим издательством оказалась нью-йоркская компания «Макмиллан». Подойдя к той точке в работе, когда уже не было пути к отступлению, я вдруг узнал, что должен непременно посвятить часть своей книги анализу разрыва между уровнями технического развития США и Европы. Издатель настаивал, утверждая, что ему виднее и что без этой темы книга у представителя управления европейской промышленности не вызовет никакого интереса: если и удастся продать, то не больше нескольких тысяч экземпляров.

В конце концов в 1969 году, после двух лет тяжких трудов, книга под названием «Перед бездной» увидела свет. В ней я выразил все страхи и надежды, которые связывал с будущим – тем будущим, которое принадлежит уже не нам, а прежде всего и в основном грядущим поколениям. Поэтому я посвятил ее своим детям и внукам и всем их молодым друзьям. И в ней я попытался показать, что именно нам следует сделать, чтобы не лишить их возможности жить такой же наполненной жизнью, которой довелось насладиться нам самим.

Книга описывает противоречивую динамику мира. В этом поистине дантовском мире новые силы разрывают на части всю человеческую систему, обрекая различные страны и регионы на разные и все более и более расходящиеся судьбы, другие же силы объединяют в одно глобальное, пусть разноязыкое и разноплеменное, но единое целое – один мир. Дальше я описал то, что называю приливной волной макропроблем, угрожающих человечеству все больше и больше, противостоять которым оно может только объединенными усилиями. Поэтому книга утверждает, что совместное планирование общего будущего человечества соответствует общим интересам и подчеркивает, что альтернативной этому будет просто полное отсутствие какого бы то ни было будущего. Весьма наивно полагая, что проект такого рода, посвященный исследованию нашего будущего можно осуществить довольно быстро, я даже назвал его Проект 1969. Однако, увы, прошли годы, прежде чем многие осознали серьезность кризиса, который переживает человек, и необходимость противостоять ему всей планетой.

Многие из этих идей вошли впоследствии в программу Римского клуба. А около четырех лет спустя они, я думаю, во многом стимулировали и создание под эгидой Нобелевского и Рокфеллеровского фондов Международной федерации институтов прогрессивных исследований (ИФИАС) – неправительственной бесприбыльной организации, находящейся в Стокгольме. Возглавлял ее мой близкий друг Александр Кинг, а я с самого момента основания входил в совет попечителей. Это обеспечивает постоянную связь федерации с деятельностью Римского клуба: в сущности, ИФИАС можно в известном смысле рассматривать как некое отделение Римского клуба, занимающееся вопросами многодисциплинарных научных исследований.

Целью ИФИАС было объединить в сообщество все научные учреждения, занимающиеся прогрессивными исследованиями в различных частях мира, и обеспечить участие различных специализированных институтов в изучении требующих междисциплинарного подхода глобальных проблем. В федерацию входит более двадцати членов, среди них парижский Институт Пастера, расположенный в Бомбее Институт фундаментальных исследований «Тата», Каролинский институт в Стокгольме, Институт биофизики в Рио-де-Жанейро, копенгагенский Институт теоретической физики имени Нильса Бора, Вейсмановский институт в Израиле. Активно сотрудничает с федерацией и советская Академия наук.

ИФИАС расценивает научный прогресс только с точки зрения того вклада, который он вносит в улучшение культурных, социальных и экономических условий жизни человечества, – таков основной ее принцип. Одна из научных программ, которые уже проводятся по инициативе и при содействии ИФИАС, посвящена изучению воздействия климатических условий на образ и качество жизни человека. Если будет подтверждено наличие серьезных климатических изменений на планете, эти исследования могут сыграть очень важную роль. Другое интересное исследование посвящено оценке суммарного воздействия на развитие человека таких факторов, как здоровье, питание и образование. Осуществляется проект, направленный на оценку последствий устойчивого уменьшения площадей плодородных почв, ведь, как известно, мир ежегодно теряет около 2% культивируемых земель.

Тот, кто однажды напишет историю осознания человечеством своего будущего, возможно, отметит середину 1960-х годов как начало нового периода, связанного с развитием в людях озабоченности и сознательного беспокойства за свою судьбу. По мере сил я старался способствовать пробуждению этих чувств. И возможно, одним из наиболее ярких проявлений этих тенденций стало создание Римского клуба.

Глава 4

Римский клуб

1. Затруднения и проблематика

Я считаю, что создание Римского клуба, основной целью которого стало изучение и выявление нового положения, в котором оказался человек в век своей глобальной империи, явилось волнующим событием в духовной жизни человечества. Буквально с каждым часом растут наши знания о самых разных вещах; вместе с тем мы остаемся почти невежественными в том, что касается изменений в нас самих. И если что-то и можно поставить в заслугу Римскому клубу, то именно то, что он первым восстал против этого опасного, почти равносильного самоубийству неведения.

Мы знаем, что наше путешествие в качестве homo sapiens началось приблизительно сто тысячелетий назад, и вот уже сто веков, как ведется историческая летопись человечества. Однако в последние десятилетия все чаще рождается мысль, что человечество достигло какого-то важного рубежа и оказалось на перепутье. Впервые с тех пор, как христианский мир шагнул в свое второе тысячелетие, над миром, по-видимому, действительно нависла реальная угроза неминуемого пришествия чего-то неотвратимого, неизвестного и способного полностью изменить общую судьбу огромных масс людей. Люди чувствуют, что наступает конец какой-то эпохи в их истории. Но никто, кажется, сегодня еще не задумывается над необходимостью радикально изменить не только свой собственный образ жизни, но жизнь своей семьи, своего народа. И именно в том-то, в сущности, и кроется причина многих наших бед, что мы еще не смогли приспособить к этой насущной необходимости свое мышление, мироощущение и свое поведение.

Человек не знает, как вести себя, чтобы быть по-настоящему современным человеком. И эта особенность присуща лишь ему – другие виды не знают этой слабости. Тигр прекрасно знает, как быть тигром. Паук живет так, как живут пауки. Ласточка постигла те повадки, которые полагаются ласточке. Природная мудрость помогает всем этим видам постоянно регулировать и совершенствовать качества, которые обеспечивают выживание, приспосабливаемость к изменяющимся внешним условиям. И свидетельство успешности этих усилий – сам факт их нынешнего существования. Но неожиданно человек в век НТР оказывается их смертельным врагом, врагом или тираном почти всех форм жизни на планете. Человек, придумав сказку о злом драконе, сам оказывается этим драконом.

А человеку, имеющему много общего со всеми другими живыми существами, не хватает лишь мудрости выжить. Постепенно утрачивая свои природные способности к приспособлению и выживанию, сочтя за благо все больше и больше доверять свою участь разуму, то есть своим техническим возможностям, человек, вместо того чтобы меняться самому, принялся изменять окружающий мир, став в нем звездой первой величины. Ему бы никогда не одержать победы в прямой схватке с другими видами, но он предложил им бой на свой лад и стал неуязвим. Однако мир не мог беспредельно изменяться, угождая его желаниям, и на каждой новой ступеньке восхождения человеку приходилось вновь осознавать свою возросшую силу и учиться жить с ней. В результате – вот он, человеческий парадокс: как в зыбучих песках, увязает человек в своих невиданных возможностях и достижениях – чем больше силы он применяет, тем больше в ней нуждается, и если вовремя не научится ею пользоваться, то обречен стать вечным пленником этих зыбучих песков.

За последние десятилетия в новом порыве вдохновения человек одержал еще несколько головокружительных технических побед, однако не нашел еще времени ни научиться пользоваться их плодами, ни свыкнуться с новыми возможностями, которые они ему дали. Так он начал утрачивать чувство реальности и способность оценивать свою роль и место в мире, а вместе с тем и те фундаментальные устои, которые на протяжении всех предшествующих веков с таким усердием воздвигали его предки, стремясь сохранить человеческую систему и наладить взаимосвязь с экосистемой. Теперь человек оказался перед необходимостью кардинально пересмотреть традиционные взгляды на самого себя, на своих собратьев, на семью, общество и жизнь в целом и пересмотреть в масштабах всей планеты, но он пока еще не знает, как это сделать.

Необходимо совершенно ясно отдавать себе отчет в нелепости утверждений, что нынешнее глубоко ненормальное и неблагополучное состояние человеческой системы можно хоть как-то приравнивать к каким бы то ни было циклическим кризисам или связывать с какими-то преходящими обстоятельствами. И уж если – за неимением другого подходящего слова – мы все же вынуждены называть это кризисом, то должны сознавать, что это особый, всеобъемлющий, эпохальный кризис, пронизывающий буквально все стороны жизни человечества. Римский клуб назвал его затруднениями человечества.

Диагноз этих затруднений пока неизвестен, и против них нельзя прописать эффективных лекарств; притом они усугубляются еще тесной взаимозависимостью, которая связывает ныне все в человеческой системе. С тех самых пор, как человеком был открыт ящик, подобный ящику Пандоры, и неведомая доныне техника выскользнула из-под его контроля, все, что бы ни произошло где-то в мире, отдается звонким эхом почти повсюду. Нет больше экономических, технических или социальных проблем, существующих раздельно независимо друг от друга, которые можно было бы обсуждать в пределах одной специальной терминологии и решать не спеша, по отдельности, одну за другой. В нашем искусственно созданном мире буквально все достигло небывалых размеров и масштабов: динамика, скорости, энергия, сложность – и наши проблемы тоже. Они теперь одновременно и психологические, и социальные, и экономические, и технические, и вдобавок еще и политические; более того, тесно переплетаясь и взаимодействуя, они пускают корни и дают ростки в смежных и отдаленных областях.

Даже при беглом взгляде на приведенный перечень проблем легко увидеть звенья, которые сцепляют их воедино; при более детальном рассмотрении эти связи прослеживаются еще нагляднее. Бесконтрольное расселение человека по планете; неравенство и неоднородность общества; социальная несправедливость, голод и недоедание; широкое распространение бедности; безработица; мания роста; инфляция; энергетический кризис; уже существующий или потенциальный недостаток природных ресурсов; распад международной торговой и финансовой системы; протекционизм; неграмотность и устаревшая система образования; бунты среди молодежи; отчуждение; упадок городов; преступность и наркомания; взрыв насилия и ужесточение полицейской власти; пытки и террор; пренебрежение законом и порядком; ядерное безумие; политическая коррупция; бюрократизм; деградация окружающей среды; упадок моральных ценностей; утрата веры; ощущение нестабильности и, наконец, неосознанность всех этих трудностей и их взаимосвязей – вот далеко не полный список или, вернее сказать, клубок тех сложных, запутанных проблем, который Римский клуб назвал проблематикой.

В пределах этой проблематики трудно выделить какие-то частные проблемы и предложить для них отдельные, независимые решения – каждая проблема соотносится со всеми остальными, и всякое очевидное на первый взгляд решение одной из них может усложнить или как-то воздействовать на решение других. И ни одна из этих проблем или их сочетаний не может быть решена за счет последовательного применения основанных на линейном подходе методов прошлого. Наконец, над всеми проблемами нависла еще одна трудность, недавно появившаяся и перекрывающая все остальные. Как показал опыт, на определенном уровне развития проблемы начинают пересекать границы и распространяться по всей планете, невзирая на конкретные социально-политические условия, существующие в различных странах, – они образуют глобальную проблему.

Такое международное распространение проблемных эпидемий вовсе не означает, что исчезнут или станут менее интенсивными проблемы регионального, национального или локального характера. Напротив, их становится все больше и больше, а справляться с ними все труднее и труднее. Но самое страшное, что мы продолжаем упорно фокусировать внимание именно на этих периферических или частичных проблемах, которые кажутся нам ближе и потому больше, и при этом не замечаем или попросту не желаем осознавать, что тем временем вокруг нас все плотнее сжимаются тиски гораздо более грозной, всемирной глобальной проблемы. Правительства же и нынешние международные организации оказываются абсолютно неспособными достаточно гибко реагировать на сложившееся положение. Сама их структура как будто специально создана таким образом, чтобы решать исключительно узкие, секторальные проблемы и оставаться совершенно нечувствительной к общим, глобальным. Они будто окружены непроницаемой стеной, сквозь которую даже не доносятся отзвуки разыгрывающихся бурь; более того, их бюрократический аппарат оказывает упорное сопротивление любым попыткам отреагировать, он буквально парализован массой неотложных задач и при этом, конечно, не видит гораздо более страшных, но несколько отдаленных во времени бед.

Чем яснее представлял я себе все эти угрожающие человечеству опасности, тем больше убеждался в необходимости предпринять какие-то решительные меры, пока еще не стало слишком поздно. Один я не мог сделать ничего, и тогда решил создать небольшой круг единомышленников, с которыми можно было бы вместе подумать о том, как сформулировать эти (волновавшие не только меня) мировые проблемы и предложить новые подходы к их изучению.

2. Удивительное рождение клуба

Я все искал подходящих сподвижников, с которыми мог бы приступить к осуществлению этого донкихотского проекта, как вдруг случай неожиданно свел меня с ними. В 1967 году я окольными путями вышел на генерального директора по вопросам науки ОЭСР Александра Кинга. «Все началось с того, – рассказывал мне потом Кинг, – что один мой коллега, ученый из Советского Союза, листая журнал в ожидании самолета в одном из аэропортов, случайно наткнулся на статью о выступлении Аурелио Печчеи на конференции промышленников в Буэнос-Айресе. Заинтересовавшись прочитанным, он послал мне в ОЭСР этот номер журнала с краткой припиской: «Над этим стоит поразмыслить». Тогда я впервые услышал имя Печчеи, и оно мне ничего не говорило. Я навел о нем справки и немедленно написал, предложив встретиться. Сразу же, примерно через неделю, состоялся наш первый разговор».

Мы с Александром Кингом поняли друг друга с первого слова. Человек редкой культуры, он сочетает в себе солидное образование с ясными суждениями и уравновешенными взглядами. Опыт его практической деятельности чрезвычайно широк и разнообразен, он прекрасно разбирается в вопросах политики, образования, науки и техники и в то же время живо интересуется проблемой взаимозависимости технических, экономических, человеческих и этических элементов общества во всей их целостности. Он считает, что необходимо коренным образом перестроить наши институты, поскольку все они построены по вертикальному принципу, в то время как распространение самих проблем носит скорее горизонтальный характер. Здоровый оптимист по природе, он становится еще большим пессимистом, чем я, когда критикует человечество и связывает почти все основные причины переживаемых ныне затруднений со свойственным человеку эгоизмом.

Обсудив возможные подходы к исследованию проблематики в контексте мировой системы, мы решили поделиться своими соображениями с учеными, экономистами и социологами. Для начала мы сочли целесообразным ограничиться Европой и привлечь всего несколько видных ученых с достаточно широким кругом интересов, затем можно было привлечь и представителей других частей света. Планируя первую встречу, мы надеялись, что если десяток представителей различных сфер и отраслей европейской науки сумеют договориться между собой и прийти, даже неважно по какому вопросу, к единому мнению, то после этого, шутили мы, можно примирить и черта с ладаном. Такая встреча представлялась нам разумной со всех точек зрения, особенно потому, что на фоне мощной американской футурологической школы перспективное мышление в Европе развито довольно слабо.

Чтобы подогреть воображение коллег, необходим был хороший предварительный документ. И здесь, как и во многих других начинаниях, вопрос сводился к тому, где найти талантливого человека со свободным временем, который перевел бы на убедительный язык казавшиеся нам разумными мысли. С этой просьбой обратились к Эриху Янчу. Тогда я еще не был с ним знаком, но, узнав поближе, понял, что Янч наделен не только редким умом, но и способностью так трезво и безжалостно анатомировать будущее, что это невольно приобретало характер сурового предостережения. Астроном по образованию, он порою как бы с заоблачных высот взирал на своих собратьев по планете. Подготовленный им документ под названием «Попытка создания принципов мирового планирования с позиций общей теории систем» был четко продуман и убедителен, хотя и не всегда легок для понимания. Я очень благодарен Эриху Янчу за эту и многие другие возможности приобщиться к его прогрессивным идеям и взглядам, которые послужили пищей и для моих собственных размышлений.

Если выразить суть созданного Янчем документа всего в нескольких фразах, она сводится к следующему: «В настоящее время мы начинаем осознавать человеческое общество и окружающую его среду как единую систему, неконтролируемый рост которой служит причиной ее нестабильности. Достигнутый ныне абсолютный уровень этого неконтролируемого роста определяет высокую инерционность динамической системы, снижая тем самым ее гибкость и способность изменяться и приспосабливаться. Стало совершенно очевидным, что в этой системе нет никаких внутренних кибернетических механизмов и не осуществляется никакого "автоматического" саморегулирования макропроцессов. Этим кибернетическим элементом эволюции нашей планеты является сам человек, способный активно воздействовать на формирование своего собственнего будущего. Однако он может на деле выполнить эту задачу только при условии контроля над всей сложной системной динамикой человеческого общества в контексте окружающей его среды обитания... что может возвестить вступление человечества в новую фазу психологической эволюции».

Вслед за этим я, заручившись финансовой поддержкой Фонда Аньелли, выбрал вместе с Кингом около тридцати европейских ученых – естественников, социологов, экономистов, специалистов в области планирования и написал им, предложив всем приехать 6-7 апреля 1968 года в Рим для обсуждения многих вопросов. Надеясь, что эта встреча станет знаменательным событием, я обратился к президенту основанной в 1603 году и, следовательно, старейшей из ныне существующих академий – Национальной академии деи Линчеи – с просьбой предоставить нам свое помещение, которое, как я считал, было бы достойным местом для нашего совещания. Он любезно отдал в наше распоряжение виллу Фарнезина – прелестный дворец в стиле ренессанса, окруженный прекрасным парком с ливанскими кедрами, кипарисами, бергамотовыми деревьями, зарослями лавра и вечнозеленых кустарников и изумительно расписанный внутри такими великими мастерами, как Рафаэль, Себастьяно дель Пьомбо и Содома.

Как гласит история этой академии, основатели ее были молоды и «одержимы пылкой любовью к науке, которая еще более распалялась прославленными лекциями и опытами Галилея. Их самым сильным желанием было постигнуть тайны природы, проникнуть в них с вкрадчивостью рыси. И даны были их союзу лапы рыси и имя "Линчеи"». Я был уверен, что три с половиной века спустя их успехи и стремления вдохновят нас в нашей работе, особенно если вспомнить, что эти первые академики, представлявшие различные науки, уже тогда говорили о международном сотрудничестве и намеревались посвятить свою деятельность естественным наукам с главной целью – открывать суть вещей, что, однако, как они замечали, не должно исключать изящных искусств и философии.

Я ощущал под сводами Академии дух гуманности и гуманизма; впоследствии, однако, оказалось, что его смогли уловить далеко не все наши гости. Некоторые из них, как это часто случается с узкими специалистами, упорно не желали задумываться над чуждыми им, к тому же еще не вполне оформившимися сложными вопросами, требующими большого умственного напряжения, – а именно такого рода задачу представляла необходимость видения мира как системы и человека как его регулятора. Правда, надо признаться, что достаточно сложный язык предварительного документа также отпугивал людей. Да и само магическое очарование Рима, мягкая ранняя весна Вечного города, умиротворяющее воздействие спагетти и вина «Фраскати» – все это больше располагало к наслаждению жизнью, чем к желанию пускаться в трудный путь печальных раздумий о ее будущем.

В ходе наших дискуссий произошло несколько весьма примечательных инцидентов. Так, добрый час отняли у нас изощренные и пылкие дебаты о смысловой разнице слова «система» в английском и французском языках – это подтвердило мысль, что разные языки по-разному успевают отражать стремительно меняющуюся действительность. Время от времени возникали и другие такого же рода (семантические или спекулятивные) баталии, касавшиеся отдельных второстепенных вопросов, не имевших прямого отношения к главной теме нашего разговора. На исходе второго дня стало совершенно ясно, что не может быть и речи о единодушии участников даже в отношении самых общих, предварительных положений. «Эта встреча, – с грустью констатировал позднее Александр Кинг, – закончилась монументальным фиаско». Однако горсточка наиболее стойких, и я в том числе, сомкнула ряды, решив продолжить и углубить обсуждение, не смирившись с поражением.

По окончании совещания мы собрались в моем доме и сформировали «постоянный комитет», в состав которого вошли Эрих Янч, Александр Кинг, Макс Констамм (голландский эксперт по международным проблемам и правая рука Жана Моннэ в движении за создание Объединенной Европы), Жан Сен-Жур (эксперт по вопросам экономики и финансов французской футурологической школы), Гуго Тиманн (глава Баттелевского института в Женеве) и я. С нами предполагали поддерживать постоянные контакты и некоторые другие из присутствовавших, в том числе Деннис Габор (лауреат Нобелевской премии по физике и к тому же большой гуманист). Так родился Римский клуб, получивший имя свое от города, где появился на свет. Правда, Кинг и я, а также Янч, Тиманн и Габор исходили в своих рассуждениях из концепции проблематики, а некоторые другие наши тогдашние коллеги не разделяли этой точки зрения, считая ее слишком обширной и нечеткой. Вместо этого они предлагали, например, детально изучить какой-нибудь конкретный крупный европейский город или общие проблемы урбанизированных комплексов. Авторы, чьи предложения не были приняты, постепенно исчезали.

По нашему же мнению, в мире и так было предостаточно всякого рода специализированных организаций, занимающихся, скажем, улучшением условий жизни в городах, вопросами сельского хозяйства или энергетическими проблемами, хотя часто последующие выводы показывают, сколь банальны и поверхностны бывают исследования и результаты оторванных друг от друга многочисленных ведомств. И вместе с тем в мире не было ни одной группы, которая занималась бы современными проблемами во всей их целостности. Такой единый, глобальный подход, требующий не только выявления отдельных сторон проблематики, но воздействия проблем друг на друга и на всю систему в целом, по сути дела, никем не применялся, и мы решили взять эту задачу на себя. Так стремление осознать мировую проблематику стало с самого начала основной целью всей деятельности Римского клуба.

На первых порах после римской встречи мы решили расширять контакты, лучше узнавать, как живут, о чем думают и «чем дышат» люди в разных уголках мира.

3. Как воззвать к людям планеты

Почти два года члены нашей малочисленной группы, следуя примеру Диогена, искавшего настоящего человека, непрерывно скитались по свету в поисках хороших людей, которые могли бы присоединиться к нашему начинанию или как-то его поддержать. Я не жалел для этого времени. Мы побывали в Москве, Вашингтоне, Оттаве, Токио и ряде других столиц европейских и развивающихся стран. Цели наших поездок носили скорее исследовательский характер. Стремясь уточнить и как следует прояснить наши собственные идеи, мы обсуждали их с представителями научных кругов и молодежью, политическими деятелями и членами объединений промышленников, преподавателями университетов, студентами, интеллигенцией. Порою нас обдавали волной скептицизма, уверяли в тщетности усилий добиться хоть каких-нибудь результатов в решении столь грандиозных по масштабам и сложных по характеру проблем. И даже тогда, когда наши идеи, казалось, встречали поддержку и одобрение, все это оставалось на уровне внешней заинтересованности.

Короче говоря, наши упорные скитания по свету не привели, по сути дела, ни к каким ощутимым результатам – как будто бы глобальные проблемы, к которым мы стремились привлечь всеобщее внимание, касались вовсе не нашей, а какой-то иной, далекой планеты. Создавалось впечатление, что большинство людей, которых мы встречали в наших странствиях, готовы были всячески приветствовать создание Римского клуба – при условии, однако, что он никоим образом не будет вмешиваться в их повседневные дела и не посягнет на их интересы. В общем, нам оставалось констатировать, что никто не только не выразил готовности уделить благу будущего всего человечества хоть какую-то долю своего времени, денег или общественного престижа и влияния, но даже, по-видимому, и не верил, что подобные жертвы с их стороны могут привести хоть к каким-нибудь положительным результатам. Короче говоря, наши слова нашли не больше отклика, чем проповеди папы римского, увещания Генерального секретаря ООН У Тана или, скажем, предостережения обеспокоенных ученых и мыслителей. Создавалось впечатление, что их забывали еще долгого, как слышали, Печальный пример тому – предпринятая почти в то же самое время безнадежная попытка 2200 ученых-естественников обратиться с воззванием к своим соседям по планете: «Как бы ни были мы разобщены географически, сколь бы ни были велики различия между нами в культуре, языке, традициях и привычках, политических и религиозных взглядах – в наше время мы все объединены, ибо нам угрожает одна и та же небывалая общая опасность. Она не сравнима по своей природе и масштабам ни с какой другой опасностью, которая когда-либо угрожала человечеству, и родилась она как результат совместного воздействия сразу нескольких необычных явлений. Даже каждое из них в отдельности сопряжено для нас с почти неразрешимыми проблемами; вместе же они не только резко увеличивают вероятность, что в самом недалеком будущем человечество ожидают тяжкие испытания, но, более того, представляют вполне реальную угрозу для жизни человека на Земле. Мы, ученые, представляющие биологию и другие науки, не собираемся обсуждать здесь возможные конкретные пути решения тех или иных частных проблем, ибо мы абсолютно уверены, что все эти реально существующие проблемы взаимозависимы, глобальны по своим масштабам и могут быть действительно решены только при условии, что мы откажемся, наконец, от своих узких, эгоистических интересов во имя общих целей». Вот что они сказали, но никто их, в сущности, не услышал.

Мы вовсе не были столь наивны, чтобы надеяться на чудо и ожидать, что результатом наших странствий по свету станет всеобщая поддержка Римского клуба; нет, мы лишь думали, что, общаясь с людьми, сможем познать нечто важное для самих себя. И мы достигли этой цели. Теперь нам стало совершенно ясно, что приковать внимание людей к таким на первый взгляд далеким от их повседневности проблемам можно, лишь радикально изменив методы и средства общения.

Научные статьи, вдохновенные речи, декларации, манифесты, конференции и симпозиумы – самый распространенный способ для чтения проповедей относительно узкому кругу уже обращенных в веру людей. Все эти формы воззваний не доходят, как правило, до широкой общественности. В свое время обширные возможности общения с широкой аудиторией предоставляли средства массовой информации, однако сейчас они выдают такое огромное количество самых противоречивых сведений, что люди пребывают в постоянном недоумении, как уловить существенное, отбросить второстепенное и, наконец, как на основании всего этого прийти к разумным выводам, и к каким именно. Конечно, надо было использовать все существующие технические средства. Однако нам казалось, что воззвание Римского клуба произведет нужный эффект лишь в том случае, если оно будет представлено в какой-то новой, непривычной, образной форме. Это должно было напоминать лечение шоком. Ведь до тех пор, пока люди с различными уровнями образования не смогут увидеть действительность такой, как она есть, – а не такой, какой она была или какой они хотели бы ее видеть, – им так и не постигнуть смысла мировой проблематики. И надо было сделать так, чтобы как можно больше людей смогли совершить этот резкий скачок в своем понимании действительности.

Мы должны были срочно найти способ пробить брешь в существующей психологической путанице и неразберихе, преодолеть барьеры самодовольства, самоуверенности или фатализма, за которыми люди бессознательно укрываются от неприятной или непонятной им действительности, и заставить их услышать наш призыв. В то же время мы пока не могли предложить никаких конкретных и быстрых решений, которые вывели бы людей из нынешних затруднений; более того, нам предстояло еще многое прояснить в наших собственных мыслях и идеях, которые и самим нам казались не вполне последовательными, логичными и убедительными. Так что наше воззвание должно было, прежде всего, содержать некие достаточно убедительные исходные мысли, способные начать ту цепную реакцию, которая, как мы надеялись, будет разрастаться.

В сентябре 1969 года, во время нашей встречи на прекрасном тирольском курорте в Альпбахе, нам представилась весьма заманчивая возможность продвинуться к поставленной цели. Здесь, в Альпбахе, начиная с 1945 года Австрийский колледж устраивал традиционные летние встречи, где несколько сотен приглашенных обсуждали свой проблемы - главным образом молодежь из западноевропейских стран, хотя бывали здесь и представители с Востока, и американцы. (Программа встречи включала в себя знакомство с современной музыкой, культурой и искусством разных стран.) В ту осень главная тема была: «Будущее - предвидение, изучение, планирование». Мы решили организовать специальное заседание, связанное с указанной общей тематикой и посвященное обсуждению совместной ответственности развитых стран за решение проблем будущего всего мира.

По счастливому стечению обстоятельств на нашей встрече присутствовал федеральный канцлер Австрии доктор Иозеф Клаус, который заметил, что многое из того, на что мы обращали внимание в дискуссии, имеет самое прямое отношение к деятельности его правительства, и пригласил некоторых членов Римского клуба приехать к нему в Вену и продолжить дискуссию с ним самим и его сотрудниками. Мы не замедлили сделать это: так состоялся первый организованный диалог Римского клуба с политическими лидерами высокого ранга.

Потом, после возвращения в Альпбах, мы вновь и вновь обсуждали наметившиеся проблемы. Кроме нас, в дискуссиях участвовало несколько американцев, чьи взгляды во многом совпадали с нашими. Там были Эрих Янч, Александр Кинг. Эдуард Пестель (о нем еще пойдет речь ниже), Конрад Уэддингтон (шотландский биолог, ныне умерший), Пауль Вейс (тоже биолог, педагог и популяризатор науки), Детлев Бронк (почетный президент Академии наук США, также умерший) и Хасан Озбекхан (к нему я вернусь через несколько строк). Рассмотрев несколько самых разных возможностей, мы в конце концов пришли к довольно единодушному мнению, что самый перспективный путь к достижению наших целей лежит через представление и анализ мировой проблематики с помощью системного использования глобальных моделей. Никогда до этого математические модели не применялись для описания человеческого общества со всем его окружением как единой целостной системы, поведение которой можно даже моделировать и изучать. Ступить на этот непроторенный путь было крайне соблазнительно. Вместе с тем мы вполне отдавали себе отчет, что вероятность поражения здесь во много раз превышает шансы на успех. И все-таки нам казалось, что стоит рискнуть, и мы приняли решение, которое – хоть оно, как и все в Римском клубе, было неофициальным – открыло новую главу в изучении и осмыслении будущего.

Конкретный проект предложил нам Хасан Озбекхан – турок по происхождению, ученый-кибернетик, специалист по планированию и философ, возглавлявший в то время один из калифорнийских мозговых трестов. Я слышал много лестного об этом человеке, в котором глубокая культура сочеталась с богатым воображением. Эти качества оказались совершенно незаменимыми для осуществления наших намерений. Он был достаточно хорошо осведомлен о целях, которые поставил перед собой Римский клуб, однако не принимал ранее участия в его деятельности. В Альпбахе он в общих чертах рассказал нам о своей методике, а позднее объяснил ее подробнее, проиллюстрировав на конкретных примерах. Кое-что в ней было еще не вполне ясно и требовало доработки, но Озбекхан не сомневался, что таким образом можно вместить всю сложность мира в одну или несколько достаточно наглядных глобальных моделей. Он уже достаточно хорошо представлял себе основные логические этапы этого нелегкого предприятия, хотя многие конкретные детали не могли тогда быть окончательно уточнены, ибо зависели от проводимых исследований, результаты которых трудно было предугадать заранее. Несмотря на это, Озбекхан был абсолютно уверен, что последующее развитие этой методики даст нам в конце концов именно то, что было нам нужно, – способность доходчиво и убедительно продемонстрировать множеству самых разных людей суть нынешней ситуации в мире.

Я горячо поддерживал предложение Озбекхана, уже много лет неустанно повторяя, что нельзя дальше мириться с таким положением, когда наиболее современные методики используются почти исключительно военными организациями, для военных целей, и что необходимо, прежде всего, их применять именно для объяснения, анализа и синтеза мировой проблематики. В тот момент уже планировалось создание ИИАСА, и я знал, что основной его целью будет использование таких методик для исследования больших и сложных проблем или даже комплексов социальных проблем гражданского характера – но все это должно было касаться все-таки отдельных, пусть и широких, проблем, а не проблематики в целом. Так что глобальная человеческая система, в которой заключены все интересы и все беды современного человечества, оказалась под угрозой полного забвения, и надо было во что бы то ни стало привлечь к ней внимание.

Кое-кто среди нас проявлял определенную настороженность в отношении проекта Озбекхана, считая, что ему впоследствии могут приписать излишне технократическую ориентацию; но эти сомнения удалось, в конце концов, как-то сгладить. Никто из нас вовсе не был зачарован или гипнотизирован компьютерами, моделированием и прочими методиками такого рода. Мы совершенно ясно отдавали себе отчет, что это всего лишь инструменты, которые можно с пользой применить для достижения каких-то конкретных целей, как, например, самолет и телефон служат для сокращения расстояний, аудиовизуальные средства – для улучшения системы образования, а стимуляторы работы сердца применяются в кардиологии. Мы также сознавали, что конкретные пути использования таких инструментов полностью зависят от человека, и в его же компетенции целиком остаются все предварительные допущения, выбор направления исследований и последующая оценка и интерпретация результатов. Никогда Римский клуб ни на секунду не предполагал, что эти человеческие преимущества могут быть полностью переданы какой бы то ни было машине или инструменту, какими бы совершенными они ни были.

В общем, мы намеревались провести серию исследований под названием «Затруднения человечества». Для того чтобы это действительно осуществить, требовалось множество технических средств, научных методик, усилий ума и философских раздумий, ибо, прежде чем прописывать больному обществу какие бы то ни было лекарства, его необходимо было тщательно и всесторонне обследовать, с тем, чтобы поставить верный диагноз. Так что не так уж было бы и плохо, если бы первый из целой серии проектов основывался на использовании компьютеров. С этой мыслью мы попросили Озбекхана подготовить более развернутый доклад и подробнее изложить суть его предложений.

Прошло довольно много времени, прежде чем Озбекхан подготовил предварительный вариант своего проекта и представил его на наше рассмотрение. Между тем все большие трудности возникали в связи с финансированием проекта, и это объяснялось сразу двумя причинами. Во-первых, буквально от оценки к оценке непрерывно возрастала его предполагаемая стоимость, а во-вторых, все труднее и труднее было найти желающих финансировать предприятие со столь сомнительными результатами. Наконец Озбекхан представил нам основы своего предложения, назвав их «Поиски конструктивного ответа на возрастающую сложность и неопределенность мирового развития». Я считал, что эта формулировка достаточно четко и выигрышно преподносит как проблему, так и цель нашего исследования; вместе с тем она показалась мне слишком академичной и недостаточно точно отражающей суть происходящего в мире.

Предполагалось, что концептуальные основы проекта будут прорабатываться и развиваться по мере его продвижения. В предварительном же докладе Озбекхан лишь стремился «разработать первоначальную, грубую модель – или несколько моделей, – которая в общих чертах отражала бы динамику мирового развития, в надежде, что она позволит выявить наиболее важные компоненты системы и самые опасные (с точки зрения будущего) взаимосвязи между ними». Исходя из этого предположения, можно попытаться, считал он, «сконструировать некую нормативную, общую картину развития событий и потом выяснить, каково должно быть ее действительное содержание, то есть какие она предполагает или влечет за собой акции и последствия в политической, социальной, экономической, технической и общественной сферах».

В общем и целом этот подход представлялся мне вполне разумным. Цель, которую поставил перед собой Озбекхан, была направлена на то, чтобы, прежде всего, достигнуть более высокого уровня понимания истоков болезни, которую переживает сейчас мир, затем более четко сформулировать суть проблемы и ее возможное решение и уж потом, наконец, попробовать определить, какие конкретные действия и политические решения нужны для того, чтобы выправить общее положение человеческой системы. Если бы мы смогли достигнуть этой цели, успех нам был бы обеспечен. Оставалось только выяснить, насколько она осуществима. Кроме того, мы не были уверены, что, если даже нам удастся привлечь к работам лучшие умы, мы сможем завершить в разумные сроки все намеченные этапы исследований.

В течение нескольких месяцев Римский клуб занимался всесторонним обсуждением этих вопросов. И по мере того, как росли наши сомнения в возможности осуществить проект, увядала и его новаторская привлекательность. Создание первой модели, описывающей развитие мира, уже само по себе представляло поистине грандиозную задачу; однако мы собирались пойти еще дальше. Предполагалось заложить в модель ряд целей, с тем, чтобы в результате получить некоторые индикаторы альтернативных политических решений и действий, которые могут обеспечить их достижение. Мы считали, что осуществление всех этих амбициозных планов потребовало бы такого прогресса в искусстве системного анализа, который предугадать было невозможно. Понимая, видимо, и это, никто так и не взял на себя финансирование проекта со столь неизвестным исходом.

Мне было крайне грустно видеть, как на моих глазах погибает еще не родившийся проект. К тому же Озбекхан был слишком уж нетерпелив. Все это напомнило мне историю одного восточного правителя, который тоже очень спешил с осуществлением своих намерений. Ему удалось убедить мулл разрешить женщинам ходить без паранджи, а также уговорить купцов согласиться на увеличение налогов, чтобы провести в городе канализацию. Но в спешке он объявил оба эти эдикта одновременно. Результат был весьма печален: муллы осудили повышение налогов, а купцы взбунтовались против того, чтобы женщины сняли паранджу. И все осталось по-прежнему – за исключением того, что правитель потерял трон.

Почти год изучая и обдумывая этот проект, мы, в конце концов, вынуждены были признать, что, представляя хорошую основу для размышлений и прекрасный стимул для нашей дальнейшей деятельности, предложение Озбекхана вместе с тем не удовлетворяет требованиям Римского клуба по двум причинам. Одна из них связана с необходимостью ясности и простоты изложения и выводов: чтобы достигнуть поставленных целей. Римский клуб должен был говорить на самом обычном, доступном для понимания языке, оставив в стороне все сложные и заумные материи. Великий европеец Жан Моннэ обычно говорил, что он переписывает свои речи до тех пор, пока они не станут понятны его жене, имея в виду не ее наивность, а ее здравомыслие. В нашем случае это золотое правило было явно не соблюдено – в проекте все было задумано и выражено в сложной и специализированной форме.

Второе требование было связано с фактором времени, который всегда был и, как мне кажется, поныне остается одним из решающих. События развиваются весьма стремительно и не останавливаются, чтобы подождать нас. Человечеству предстоит еще наверстать упущенное им драгоценное время и, не снижая темпов, продолжать начатое. И мы не могли позволить себе медлить из-за затянувшихся исследований и экспериментов, сроки и положительный исход которых были абсолютно неопределенны. Так что, искренне сожалея, мы вынуждены были отказаться от этого проекта и искать другую возможность осуществить исследования по глобальному моделированию.

Вспоминая то время, я чувствую глубокую личную благодарность Хасану Озбекхану за то активное участие, которое он принимал в поисках наиболее безопасных путей к будущему, и я уверен, что мою благодарность разделяют многие коллеги по Римскому клубу, которым он, так же как и мне, помог многое увидеть и глубже осознать.

4. Организация неорганизации

В июле 1970 года после неудавшейся попытки Озбекхана, Римский клуб приступил к работам, которые привели впоследствии к широкоизвестному докладу о Пределах роста. Здесь, однако, было бы небезынтересно вкратце рассказать о том, что происходило с самим Римским клубом после завершившегося в Альпбахе подготовительного периода. За это время нами была достигнута договоренность относительно нескольких, хотя и не писанных, но достаточно жестких установок.

Римский клуб оставался немногочисленным – не более 100 членов, – что должно было способствовать хотя бы минимальным постоянным контактам друг с другом – правда это не всегда легко осуществлять и при таком количестве. Он не должен быть организацией – в мире и так уже достаточно всякого рода организаций, я вовсе не обязательно пополнять их число, чтобы в случае необходимости иметь возможность обратиться к одной из них. Он должен существовать на собственный, пусть даже скудный, бюджет, чтобы ни в какой степени не зависеть ни от каких источников финансирования. Он должен быть действительно транскультурным – обращаться ко всем возможным научным дисциплинам, идеологиям и системам ценностей, не связывая себя ни с одной из них. Он должен быть не политическим, в том смысле, который я поясню далее. Он должен быть по-настоящему неформальным и способствовать самому свободному обмену мнениями между его членами. И наконец, он должен быть готовым к тому, чтобы исчезнуть, как только в нем отпадет необходимость: нет ничего хуже идей или институтов, которые пережили собственную полезность.

Далее, Клуб был задуман как общество, ориентированное на конкретные действия, а не на дискуссии ради дискуссий. В соответствии с намеченной программой действий перед Клубом были поставлены две основные цели, которые он должен был постепенно осуществлять. Первая цель – способствовать и содействовать тому, чтобы люди как можно яснее и глубже осознавали затруднения человечества. Очевидно, что эта цель включает изучение тех ограниченных и весьма сомнительных перспектив и возможностей выбора, которые останутся человечеству, если оно срочно не скорректирует наметившиеся ныне тенденции мирового развития. И вторая цель – использовать все доступные знания, чтобы стимулировать установление новых отношений, политических курсов и институтов, которые способствовали бы исправлению нынешней ситуации.

Чтобы служить этой двойной цели, Римский клуб стремился по своему составу представлять как бы срез современного прогрессивного человечества. Его членами являлись видные ученые и мыслители, государственные деятели, представители сферы образования, педагоги и менеджеры из более чем тридцати стран мира. Все они отличались друг от друга образованием и жизненным опытом, занимали различное положение в обществе и придерживались разных убеждений и взглядов. Чтобы продемонстрировать, сколь широк этот диапазон, назову, например, биологов Карла-Гёрана Хэдена из Стокгольма (Швеция), Аклила Лемма из Аддис-Абебы (Эфиопия), философа-марксиста и социолога Адама Шаффа (Польша), бразильского ученого-политолога Хелио Джагарибе, американского сенатора Клэйборна Пэлла и канадского сенатора Мориса Ламонтана, бывшего президента Швейцарской конфедерации Нелло Селио, профессора психологии Ибаданского университета в Нигерии Адеойе Ламбо, который ныне занимает пост Генерального директора Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), заместителя председателя Комитета по планированию Польши Иозефа Паджестку, японского урбаниста Кензо Танге, ученого-натуралиста из Каирского университета Мохаммеда Кассаса, директора крупнейшего в Австралии научно-исследовательского медицинского института Гаса Носсаля, сотрудника Института психического здоровья Энн Арбор в Мичигане Джона Платта. Всех их объединяло глубокое чувство гуманизма и заботы о судьбе человечества. И, каких бы они ни придерживались мнений, они, конечно, были вольны выражать их совершенно свободно и в той форме, которая кажется им наиболее приемлемой.

Как правило, члены правительств не могут одновременно быть членами Римского клуба.

Эти сто так непохожих друг на друга людей при всех их различиях были едины в убеждении, что человеческое общество нуждается в глубоком обновлении и что процесс этот может быть намечен и претворен в жизнь только совместными усилиями всех людей планеты при их взаимной терпимости, понимании и солидарности. Они понимали, что ни одна группа людей, как бы ни была она могущественна, ни одно философское течение, как бы ни было оно верно, не в состоянии исправить сложившееся в мире положение без помощи других групп, без поддержки представителей других философских направлений. Возможно, их объединяло и нечто более глубокое, какое-то еще не осознанное до конца подспудное ощущение, что многие существующие доктрины и школы мышления в наш век постепенно утрачивают смысл, становятся неуместными, не способными более направлять развитие человечества. И они участвовали в спокойных, лишенных внешней горячности дискуссиях Римского клуба в надежде, что смогут, сохраняя лояльность по отношению к своим философским школам и институтам, как-то прояснить и приблизить к современной действительности собственные мысли и взгляды.

Римский клуб по самой своей природе не может служить интересам какой бы то ни было отдельной страны, нации или политической партии и не отождествляет себя ни с какой идеологией; смешанный состав не позволяет ему целиком присоединиться к позиции одной из сторон в раздирающих человечество на части спорных международных делах. У него нет и не может быть единой системы ценностей, единой точки зрения, он вообще не стремится к единомыслию. Выводы проектов, организатором которых он выступает, отражают мысли и результаты работы целых групп ученых и никоим образом не могут расцениваться как позиция Клуба. И тем не менее Римский клуб отнюдь не аполитичен, более того, его как раз можно назвать политическим в самом истинном, этимологическом значении этого слова. Ибо, способствуя изучению и осмыслению долгосрочных интересов человечества, он на деле помогает заложить новые, более прочные и созвучные времени основы для принятия важных политических решений и одновременно заставляет тех, от кого зависят эти решения, осознать всю глубину лежащей на них ответственности.

В Римском клубе принят порядок кооптации новых членов. За много лет состав его существенно расширился и оказался не столь сбалансированным и уравновешенным, как можно было бы желать. Есть несколько выдающихся наших современников, которых мы очень бы хотели видеть в наших рядах, однако этому препятствуют те или иные пункты нашего обширного устава – и в то же время мы не можем отказаться от принятых правил, чтобы не изменять характер организации Клуба. Весьма отрадно, что есть люди (даже известные), которые тесно и плодотворно сотрудничают с нами, хотя формально и не входят в состав Римского клуба.

Вместе с тем есть среди полноправных членов Клуба малоактивные, «спящие». При всей моей признательности за их моральную поддержку мне хотелось бы пожелать им найти, способ активизировать свою деятельность. В сущности, сейчас не так уж и важно, быть членом Клуба или не быть; гораздо важнее, что человек на самом деле думает о нынешнем положении человечества и что делает для того, чтобы его исправить. Мои мысли о нашем смешанном сообществе хорошо выражает следующее объявление, которое я случайно увидел однажды в Испании над входом в сумасшедший дом: «Не всякий здесь принадлежит к ним, не все, принадлежащие к ним, здесь».

Малочисленность Римского клуба порой дает основание считать его некой элитарной группой, весьма далекой от повседневных земных проблем, которые встают перед рядовыми людьми. Это утверждение совершенно неверно. Напротив, цель Клуба как раз в том и состоит, чтобы добраться до самых корней истинных проблем нашего мира, которые, к несчастью, стали мировыми, а следовательно, и общими проблемами и одинаково касаются нас всех. Очевидно, что мы не сможем достигнуть этой цели, если будем, как это обычно делается, концентрировать внимание лишь на симптомах и последствиях этих проблем или, скажем, рассматривать только самые непосредственные и неотложные из них, то есть те, которые более всего ощутимы для среднего человека и для всех нас. Подобный прием широко используется в политической игре, но если мы не откажемся от него, то так и будем постоянно выбираться из одного кризиса, чтобы немедленно угодить в другой. Единственный путь избежать этого – увязать друг с другом все наиболее глубокие и опасные проблемы и попробовать понять их истоки – которые зачастую очень далеки от реальности, – а уж потом, набравшись смелости, обнажить причины, которые их вызвали, и подумать, как их устранить во что бы то ни стало.

Римский клуб абсолютно убежден, что судьба всех нас, наших детей и детей наших детей зависит в конечном счете от того, как будет решаться проблематика всего мира в целом, – зависит гораздо в большей степени, чем от того, как мы сможем преодолеть другие, более узкие, хотя и не менее важные и неотложные проблемы; и мы намерены посвятить себя первым из них, даже рискуя оказаться непопулярными.

Есть кому позаботиться о трудностях и проблемах национального или местного характера – для этого повсюду существуют мэры, министры, конгрессмены, парламентарии, сенаторы и даже генералы и многие, многие другие официальные лица, разного рода учреждения, организации, испытанные средства и налаженные механизмы. Но никто, в сущности, не несет и даже не ощущает ответственности за состояние всего мира, и, возможно, в этом одна из причин, почему дела в нем идут все хуже и хуже. О мире некому позаботиться, и, следовательно, никто не хочет делать для него больше остальных, однако, извлекая преимущества из создавшегося положения, каждый старается превзойти остальных. Целиком вся планета представляет собой, таким образом, типичный пример того, что Гаррет Харден назвал трагедией общественного имущества. Тяжек жребий того, что принадлежит сразу всем: каждый старается попользоваться этим больше или раньше, чем остальные, нимало не заботясь о соблюдении общих интересов.

Ограниченное членство Клуба отвечает и его функциональным критериям. Мы с самого начала боялись создать организацию, внутренние потребности которой будут поглощать слишком много наших и без того ограниченных сил и возможностей. И мы предпочли остаться маленьким, не обремененным бюрократией сообществом. При этом мы отчасти руководствовались еще и тем, что идеям нужен соответствующий «климат», а он диаметрально противоположен условиям, в которых пышным цветом цветет бюрократия. Так определилось призвание Римского клуба – действовать как катализатор.

Вместе с тем по причинам оперативного характера Римский клуб должен был так или иначе обрести реальность. И он был зарегистрирован в кантоне города Женевы как бесприбыльная гражданская ассоциация с самым простейшим из возможных уставов. Это предписывало необходимость иметь президента Клуба. Выбор коллег пал на меня, я же попросил во имя сохранения нашего духа «неорганизации» не проводить никакой церемонии выборов или посвящения меня в эту должность – попросту проигнорировать это обстоятельство. Кстати, на наших заседаниях не ведется никаких протокольных записей, так что мое неназначение так и осталось нигде не зарегистрированным фактом. Что у нас действительно есть, так это Исполнительный комитет, который состоит из Фрица Бётчера (советника по вопросам науки при правительстве Нидерландов), Сабуро Окита (экономиста, специалиста в области планирования и главы Японского фонда помощи иностранным государствам), Виктора Уркиди (председателя Колледжа аспирантского образования в Мексике), а также Александра Кинга, Гуго Тиманна, Эдуарда Пестеля и меня.

Обычно Римский клуб проводит одно пленарное заседание в год. Остальное время он действует как «невидимый колледж», члены его стараются поддерживать между собой постоянные контакты и по мере необходимости встречаются, организуя нечто вроде специальных узких дискуссионных групп. Первые шесть годичных встреч происходили в Вене, Берне, Оттаве, Париже, Токио и Западном Берлине. Седьмая встреча, которую первоначально планировалось провести в 1975 году, произошла годом позже в Алжире. Эти встречи обычно используются для обсуждения наиболее важных вопросов, представляющих всеобщий интерес, и в них нередко принимают участие эксперты по различным мировым проблемам, видные ученые и политические деятели.

Я полагаю, что Римский клуб и его sui generis доктрина в общем и целом себя оправдали. Кроме основной деятельности, на которой я остановлюсь немного ниже, он способствовал созданию небольших локальных групп в целом ряде стран, взбудоражил умы, побудил людей последовать примеру, а возможно, и превзойти Клуб на этом поприще – я искренне верю, что это им обязательно удастся.

Клуб помог распространить среди людей множество важных идей, благодаря ему обрело силу и направленность движение за лучший мир. Заглядывая в будущее и пытаясь представить себе Римский клуб и его роль в решении грядущих проблем ближайших, возможно, решающих лет, я твердо верю, что он останется на высоте стоящих перед ним задач, найдет, как и прежде, способы разумно, спокойно и с пользой для дела участвовать в их решении или вовремя уйдет со сцены. Что касается меня лично, то я намерен продолжать активно участвовать в работе Клуба, покуда хватит сил и способностей выдерживать бешеный ритм, с которым сопряжено выполнение моих многочисленных обязанностей.

Несколько слов в заключение. Предприятия такого рода невозможны без личной самоотверженности. И как бы велики ни были достоинства всех остальных, Римский клуб не был бы Римским клубом, если бы не прекрасная работа и безграничная преданность двух моих секретарей: Анны Марии Пиньокки и Элены Баттистони, которым за все это я приношу свою самую глубокую и искреннюю признательность.

Глава 5

Трудности роста

1. Предварительная работа Джея У. Форрестера

Профессор Форрестер (Форрестер Джей – профессор прикладной математики и кибернетики Массачусетского технологического института. Автор работ по исследованию экономических процессов с помощью математических моделей. – Прим. ред.) подключился к деятельности Римского клуба в июне 1970 года. Мы проводили тогда в Берне годичное заседание, и главной темой наших дискуссий было предложение Озбекхана, вызывавшее у нас – при всей своей заманчивости – множество сомнений. Тут Форрестер сказал, что смог бы в весьма короткий срок разработать и привести в действие модель, имитирующую мировые процессы и вполне соответствующую пожеланиям Клуба. Сначала мы намеревались затронуть слишком много вопросов, однако потом поняли, что невозможно завладеть вниманием публики, говоря сразу чересчур много.

Мы хотели как можно скорее развернуть мировые дебаты – в 1971 или 1972 году, а не тремя-четырьмя годами позже, – поэтому необходимо было сделать выбор.

Я хотел сфокусировать внимание Клуба на нескольких основных идеях, главная из которых сводилась к тому, что в человеческих системах все элементы взаимосвязаны и что в настоящее время наибольшее значение приобретают именно те, которые непосредственно зависят от человека. Если бы это положение прозвучало достаточно убедительно, оно логически повлекло бы за собой вопрос, какие именно стороны человеческого поведения ответственны за глобальный кризис и какие изменения здесь необходимы. В этой связи можно было бы подчеркнуть, что эти изменения вполне в пределах человеческих возможностей и человек должен стремиться найти возможности применить их.

Все это необходимо было сказать на простом, доступном языке, рассчитывая на широкое понимание. В тот момент Римский клуб предпочитал воздерживаться от более сложных вопросов, касающихся конечных целей и путей их достижения, способов усовершенствования старомодных институтов и установления гармонии между устаревшими системами ценностей и непрерывно изменяющейся действительностью. Его первый выход должен был быть более простым и земным, к тому же подкрепленным количественными аргументами, которые воспринимаются легче, чем рассуждения качественного характера. Расцветшая во всем мире промышленная цивилизация – в своем неокапиталистическом, социалистическом или промежуточных вариантах – вдохновляется в основном материальными стимулами. Люди самой культурой подготовлены к тому, чтобы разговаривать о них. Конечной же целью проекта было призвать людей умерить как раз эти притязания. Взвесив все «за» и «против», я пришел к заключению, что призыв к регулированию материального роста как необходимой составной части общечеловеческого развития является самым подходящим для первой вылазки Римского клуба.

Убедительный, по сути дела инженерный, подход Форрестера, а также его предыдущие работы давали нам определенные гарантии, что структура и логика задуманной им модели вполне отвечают нашим целям. Мы знали, что эта модель предполагает применение метода системной динамики, который он разрабатывал уже много лет. Заручившись на Бернском заседании нашим предварительным согласием, он немедленно перешел от слов к делу. В невероятно короткий, четырехнедельный срок Форрестер создал весьма примитивную, но достаточно всеобъемлющую математическую модель, которая могла грубо имитировать развитие мировой ситуации с помощью пяти основных взаимозависимых переменных: населения, капиталовложений, использования невозобновимых ресурсов, загрязнения среды и производства продовольствия.

Форрестер полагал, что системный анализ динамических тенденций этих переменных – для которых характерен стремительный, а часто и экспоненциальный рост, – а также их взаимодействия дадут возможность воссоздать и проследить поведение в различных условиях всей системы в целом. Для количественного определения значений этих пяти решающих факторов он использовал многие данные из книги «Перед бездной» и некоторых моих статей, посвященных мировым макропроблемам. Выбрав затем допустимые уровни взаимодействия, он исследовал перекрестное влияние этих процессов друг на друга. Аналитические основы построения модели, предназначенной для имитации мировых процессов, были рассмотрены в его предыдущих работах, посвященных изучению промышленных и урбанизированных систем, поэтому поистине качественный скачок заключался в том, чтобы перейти от подобных микросистем к глобальной макросистеме. Он дал этой новой методике название мировая динамика.

Решающее совещание состоялось в июле 1970 года и Кембридже (США), в Массачусетском технологическом институте. Рабочая программа была рассчитана на десять дней, и, прибыв в Кембридж, мы узнали, что математическая мировая модель уже прошла ряд пробных испытаний на машине. Эта модель, которую Форрестер назвал «МИР-1», состояла из более чем сорока нелинейных уравнений, описывающих взаимозависимость выбранных переменных; несколько пробных прогонов на машине позволили проверить согласованность модели и выявить некоторые ошибки и погрешности. Затем он переформулировал модель, превратив ее в «МИР-2», и принялся за проверку. Так родилось первое поколение компьютерных моделей, предназначенных для исследования долгосрочных тенденций мирового развития.

Здесь, пожалуй, было бы уместно внести некоторые уточнения. Перед моделями, даже и машинными, не следует испытывать страха, относиться к ним как к чему-то непривычному, противоестественному. Ведь все мы постоянно прибегаем к мысленным моделям как к средству упрощения действительности для того, чтобы удержать в памяти или произвести оценку людей и событий, или при общении друг с другом. Существуют также и формальные модели, например, Бедекеровские путеводители, рисунки и схемы, снабжающие туристов необходимой информацией о памятниках и достопримечательностях. План дома, планетарий, игрушечный автомобиль, фотография, карикатура и удостоверение личности – все это не что иное, как формальные модели: к ним же относятся и машинные или математические модели – разница лишь в методике их построения. Действительность слишком сложна, чтобы наш разум мог охватить ее всю целиком; а модели были и остаются тем компромиссом, который дает возможность синтезировать реальность, одновременно расширяя возможности нашего разума, с тем чтобы он мог эту реальность вместить. Они могут быть хорошими и не очень хорошими в зависимости от того, насколько хорошо синтезируют действительность; но ни одна модель – ни мысленная, ни формальная – не может быть одинаково справедливой ко всем ее элементам. Впрочем, математические модели – хотя и они неизбежно отражают субъективное восприятие действительности теми, кто их создает, – все же имеют перед мысленными моделями то преимущество, что дают возможность уточнять сделанные предположения и допущения. А компьютер позволяет уже через несколько секунд знать, с какими последствиями сопряжены эти модификации. Так что только формальные модели могут обеспечить общий фундамент, необходимый для обсуждения очень сложных явлений и объективного сравнения различных точек зрения.

Мы очень благодарны Джею Форрестеру за кропотливую подготовительную работу, которую он провел. Даже самые первые его модели – при всей их примитивности и порой несовершенстве – могли вполне убедительно и впечатляюще имитировать динамику реального мира. В процессе изучения пяти выбранных критических параметров и их взаимодействия на более высоких уровнях появлялись выводы о неминуемой катастрофе, требовавшей немедленных мер, направленных на то, чтобы приостановить опасную склонность человеческой системы к росту. Несомненно, Форрестер заранее интуитивно предвидел эти предварительные выводы, что несколько колебало его уверенность в их правильности, так как выводы моделирования обычно противоположны ожидаемым, то есть «контринтуитивны». Что касается меня, то я уже давно был убежден, что стремительные процессы, охватившие широкие области, не могут привести не к чему иному, как к ситуациям неконтролируемым и нежелательным.

Тогда в Кембридже из нашего Исполнительного комитета были только Пестель, Тиманн и я, так что именно нам предстояло принять окончательное решение. Убежденные, что дальнейшее усовершенствование «МИР-2» даст именно тот инструмент, который нам нужен, мы решили немедленно продолжать работы над проектом. Я не сомневался, что меня поддержит Кинг. Так после длительного подготовительного периода настал важный поворотный момент в деятельности Римского клуба. Возможно, однако, что значение принятого нами решения этим не ограничивалось, ибо глобальное моделирование поставило на более рациональную, объективную основу все мышление по предвидению будущего, открыв тем самым поистине новый этап в его развитии.

2. Появление Денниса Л. Медоуза

По совету Форрестера мы сразу же предложили профессору Деннису Л. Медоузу (Медоуз Деннис – кибернетик, профессор Массачусетского технологического института, специалист в области системной динамики, член Римского клуба. – Прим. ред.), молодому ассистенту Форрестера, тогда еще не известному нам, возглавить группу, которой предстояло превратить модель «МИР-2» в получившую впоследствии известность «МИР-3». Не теряя связей с МТИ (Массачусетский технологический институт) этот проект несколько позже стал финансироваться Фондом Фольксвагена, который перед этим окончательно отклонил предложение Озбекхана. Впервые деньги Фонда пересекали Атлантический океан в обратном направлении – из Европы в США. Сохранив за собой общее руководство проектом, Джей Форрестер опубликовал несколько месяцев спустя книгу «Мировая динамика», обобщавшую его вклад в создание первых машинных моделей, анализирующих глобальную систему.

Отныне научное и административное руководство с блеском осуществлял Деннис Медоуз, проявивший не только исключительную преданность делу, но и умение получать конкретные результаты. Он рос вместе с проектом, в чем ему помогала многонациональная группа ученых, средний возраст которых не превышал тридцати лет.

Привычка все планировать заранее заставила меня прибегнуть к весьма жесткой тактике в отношении Медоуза и МТИ. Разумеется, проект в целом должен был обладать определенной независимостью и соответствовать высоким научным критериям, принятым в МТИ. Вместе с тем я стремился внушить им, что проект в корне отличается от обычного академического эксперимента и призван оказать немедленное воздействие на глобальное мышление, поэтому к нему следует относиться как к срочному заданию, которое должно быть, во что бы то ни стало, выполнено не позднее чем через год, даже если при этом придется отказаться от устранения всех несущественных недоделок и внесения мелких усовершенствований.

Нашей целью была высадка десанта, призванного пробить брешь в той цитадели самодовольства, где имело глупость окопаться общество. Для этого нам срочно, еще до окончательной обработки технической документации, нужен был популярный вариант выводов проекта. Вместе с тем мы продолжали настаивать, чтобы по мере завершения работы над документом он немедленно был разослан авторитетным ученым в различные страны мира, чтобы иметь возможность учесть их отзывы и замечания перед публикацией.

На деле установленный мной годичный срок оказался чересчур коротким и потребовал продления. Тем не менее я продолжал докучать Деннису Медоузу вплоть до того памятного дня – 12 марта 1972 года, – когда в Вашингтоне, в Смитсоновском институте, публике была впервые представлена книга «Пределы роста. Доклад Римскому клубу», содержащая выводы нашего проекта. Несмотря на задержку, проект в итоге был завершен в рекордные сроки, ибо с момента нашей первой встречи в Кембридже прошел всего 21 месяц. Ахейцам, осаждавшим Трою, понадобилось 10 лет, чтобы додуматься до уловки с деревянным конем. Римскому клубу посчастливилось гораздо быстрее найти своего Троянского коня и одержать первую стратегическую победу в эпохальной баталии, которая только начиналась.

Другой характерной особенностью проекта был его чрезвычайно скромный бюджет, составивший в сумме всего 250 тыс. долларов. Трудно поверить, что общая стоимость операции составила в итоге меньше одной тысячной доли процента от суммы, которую Соединенные Штаты Америки ежегодно вкладывают в исследования и разработки. Еще более поразительно выглядит сравнение с расходами на вооружение. Как это ни парадоксально, но общая стоимость проекта, показавшего миру опасность нынешнего хода исторического развития, не превысила суммы, которую военные всего мира тратят каждые 40 секунд денно и нощно, год за годом, постоянно усугубляя эту опасность.

Читателю предоставляется самому сделать выводы из этих поразительных сравнений. Они лишь подтверждают, что мудрость и творческие способности не покупаются за деньги, а осуществление хороших идей требует не таких уж больших затрат.

Что касается содержания доклада Медоуза, то он, как я и ожидал, подтвердил и развил предварительные выводы Форрестера. В нескольких словах это можно выразить так: при сохранении нынешних тенденций к росту в условиях конечной по своим масштабам планеты уже следующие поколения человечества достигнут пределов демографической и экономической экспансии, что приведет систему в целом к неконтролируемому кризису и краху. Пока еще можно, отмечается в докладе, избежать катастрофы, приняв меры по ограничению и регулированию роста и переориентации его целей. Однако чем дальше, тем болезненнее будут эти изменения и тем меньше будет оставаться шансов на конечный успех.

Разумеется, ни я, ни Медоуз не претендовали на роли пророков. Да и сам доклад вовсе не ставил перед собой цель что-либо предсказывать или предписывать. Его задача была скорее воспитательной и предостерегающей. В сущности она сводилась к тому, чтобы выявить катастрофические последствия существующих тенденций и стимулировать политические изменения, которые помогли бы их избежать. Вовремя предупредив людей и дав им возможность наглядно увидеть, как стремительно они несутся к пропасти, можно подготовить человечество к необходимости срочных изменений. В проекте не уточнялся характер этих изменений и не ставилось таких целей. В нем был дан лишь самый общий вид планеты, сравнимый разве что с фотографией, сделанной со спутника, и он ни при каких условиях не позволял давать каких бы то ни было конкретных рекомендаций. Показатели роста народонаселения и промышленного производства на планете, а также среднего уровня загрязнения среды, потребления продовольствия и истощения природных ресурсов вполне подходили для демонстрации общего состояния человеческой системы но были явно непригодны для выработки приемлемых для конкретных стран и регионов политических программ. Тем не менее многие увидели в докладе гораздо больше, чем в нем было сказано, что не только давало пищу неоправданным иллюзиям, но и служило причиной незаслуженных обвинений.

Концепция ограниченности Земли отнюдь не нова. Однако вывод доклада, что конечность размеров планеты с необходимостью предполагает и пределы человеческой экспансии, шел вразрез с превалирующей в мировой культуре ориентацией на рост и превращался в символ нового стиля мышления, который одновременно и приветствовали, и подвергали немилосердным проклятиям. Успехи революционных преобразований в материальной сфере сделали мировую культуру высокомерной. Она была и остается культурой, отдающей предпочтение количеству перед качеством, – цивилизацией, которая не только не желает считаться с реальными возможностями жизнеобеспечения на планете, но и бездумно расточает ее ресурсы, не обеспечивая при этом полного и разумного использования человеческих возможностей.

Признаки усиливающегося синдрома роста хорошо известны. На рост уповают всякий раз, когда под рукой не оказывается никаких других средств излечения общественных недугов. Рост превратился в некое сверхлекарство. Производя в избытке, можно угодить любым желаниям и удовлетворить любой спрос, а если он ослаб, его можно оживить с помощью рекламы и добиться нового равновесия, непрерывно повышая количественный уровень и пребывая в полной уверенности, что это полезно экономике, а значит, и обществу в целом, В сущности, уже давно никто не осмеливался усомниться в магических свойствах роста и оспаривать безусловную пользу экономической экспансии. Лишь в самое последнее время стало ясно, что политика изобилия может решать одни проблемы и облегчать другие, однако многие источники человеческой неудовлетворенности не перестают существовать, если спрятать их за грудами товаров. К тому же, даже если предположить, что рост может действительно решить все без исключения проблемы, все равно материальный рост не может продолжаться до бесконечности.

Развивая эту основную мысль, доклад показывает, как некоторые из рассматриваемых факторов: невосполнимость ресурсов, упорная приверженность к росту, отсрочки в принятии решений, краткосрочные горизонты планирования – служат причинами нестабильности, перепроизводства и кризисов. Миф о росте начал постепенно спадать, как проколотый воздушный шар, и доклад сыграл в этом немалую роль.

Неудивительно, что реакция на столь отличную от ортодоксальной точку зрения была различной. Книга «Пределы роста» написана на простом и понятном языке, что является в основном заслугой Донеллы Медоуз – очаровательной и талантливой жены Денниса. Публике книга понравилась. Американское издание книги было подготовлено независимой группой из Вашингтона, которая занималась организацией публичных дискуссий по актуальным проблемам, придавая им объективный, аргументированный характер. Что касается меня, то я взял на себя публикацию всех неанглийских изданий. В итоге книга вышла примерно на тридцати языках, а количество проданных экземпляров составило около четырех миллионов – уровень поистине невероятный для научно-популярного издания. Более 1000 учебных курсов в университетах и колледжах использовали книгу как учебное пособие, что свидетельствовало об определенной поддержке в научном мире.

Вместе с тем защитники теории роста, обещавшие еще более «грандиозное» общество, во что бы то ни стало – особенно традиционные экономисты и наиболее ярые представители технической интеллигенции – по-прежнему вели по книге непрерывный огонь. (Хорошо, что еретиков уже не сжигают на кострах.) Верные «почитатели беспредельного роста» подвергали осмеянию и метафорически вешали, топили и четвертовали всех тех, кто, участвуя в развеивании мифа о росте, посягал тем самым на предмет страсти и смысл существования человеческого общества. Некоторые вообще отказывались признать наличие каких бы то ни было пределов человеческой экспансии, чем ставили себя в довольно смешное положение, другие предпочитали оружие интеллектуального террора, обвиняя доклад, а вместе с ним и Римский клуб в пропаганде «нулевого роста». Ясно, что эти люди так и не смогли разобраться ни в Римском клубе, ни в росте. Понятие нулевого роста столь же примитивно и туманно, как и понятие бесконечного роста, поэтому просто нелепо говорить о подобных вещах применительно к живому, динамичному обществу. Так что это обвинение не стоило даже того, чтобы на него отвечать.

Я считаю, что первый проект Римского клуба полностью достиг тех целей, которые перед ним ставились. К числу факторов, способствовавших его успеху, следует отнести и привлекательность новизны. Дерзость группы молодых ученых, осмелившихся впервые в истории продемонстрировать жизнь всего человеческого общества с помощью совершенно новой, неизвестной доныне методики, в такой же мере импонировала широкой публике, в какой поразила научные круги. Предлагаемый «новый взгляд» на человеческую систему сопровождался комментариями, что «МИР-3» не более чем прототип, со всеми свойственными прототипам недостатками и несовершенствами, а это звучало весьма заманчиво, обещая в будущем более интересные результаты.

Обыватель к тому времени уже имел возможность прочувствовать общность жителей Земли, наблюдая человека на поверхности Луны. Благодаря молодым ученым маленький человек смог воочию увидеть мировые лабиринты, где, запутавшись в мрачных проблемах, блуждало человечество, и начал надеяться, что найдутся такие люди, которые с помощью других машин и других методик в конце концов вызволят его из беды. Вот почему я считал, что многие рядовые люди, даже понаслышке узнавшие о докладе «Пределы роста», тем не менее увидели в нем, в отличие от некоторых весьма изощренных его толкователей, гораздо больше зачатков, надежд, чем мрачных пророчеств. Ведь известно, что своевременное предупреждение заболевания сулит выздоровление.

Так или иначе, но поток человеческого сознания начал менять русло. Не вызывает никакого сомнения, что экономический рост и повышение уровня жизни сохраняют первостепенное значение для многих районов мира, однако определенное доверие начал постепенно завоевывать и тезис Римского клуба о достижимости этой цели лишь при условии коллективных усилий всех стран и общем равновесии системы. Сейчас изобилие, выходящее за определенные пределы, уже не считают безусловным синонимом прогресса и счастья, основной предпосылкой мира и порядка, альфой и омегой всего. Ни один здравомыслящий человек больше не верит, что старая добрая матушка Земля может выдержать любые темпы роста, удовлетворить любые человеческие капризы. Всем теперь ясно, что пределы есть, но каковы они и где именно находятся – это предстоит еще выяснить.

Раскрепощенное человеческое воображение вызвало бурный рост семантических способностей. Так появились декларации о гуманизированном росте, о необходимости перехода от общества потребления к обществу сохранения, или, наконец, призывы к сбалансированному росту.

Широкое распространение получил вопрос о конечных целях роста.

Наряду с этим все чаще стали задавать и другой вопрос – о желательности и достижимости устойчивого состояния общества. С течением времени дебаты становятся все более аргументированными и плодотворными, постепенно распространяясь на все новые и новые области. Концепция роста постепенно уступает место концепции развития. Доклад Медоуза и Римский клуб положили начало этим дискуссиям, но лишь через какое-то время можно будет полностью оценить их вклад в переориентацию человеческого мышления. Однако очень скоро мы столкнулись лицом к лицу с таким дефицитом и трудностями, которых не могли ранее и предполагать.

3. Пределы повсюду

При всем значении вопросов роста и его пределов для самого существования человека и общества изучение их, по сути дела, только еще начинается, да и то весьма фрагментарно и бессистемно. На нашу повседневную жизнь продолжают, несмотря на свое явное противоречие с действительностью, оказывать сильное влияние догматы культуры роста, и в результате только растет сумятица в наших головах. Так что здесь необходимо кое-что уточнить.

Те пределы, на которые указывал в своем исследовании Медоуз, касаются в основном невозобновимых природных ресурсов, таких, например, как геологические запасы минерального сырья, накапливавшиеся миллиарды лет отложения органических веществ, которые представляют теперь ископаемое топливо, а также почва, воздух и вода – все это находится на планете и доступно лишь в ограниченных количествах. То есть его рассуждения основывались на информации о физических количествах пригодных для эксплуатации невозобновимых ресурсов, и предположениях о скорости их истощения в процессе использования. Более поздние оценки потребовали пересмотра первоначальных допущений, показав, что Земля, в общем-то, щедрее, чем предполагал Медоуз. Кроме того, в исследовании не учитывалось должным образом влияние механизма цен. Между тем именно этот механизм объясняет использование нерентабельных месторождений, если нет иных способов обеспечить потребность в данном виде ресурсов.

Однако даже некоторые справедливые критические замечания не могут опровергнуть сути выводов Медоуза. Пусть даже в земле достаточно всего, что нам нужно, все равно одних видов минерального сырья в ней меньше, чем других, а некоторых и совсем мало. Стоимость первичного использования, сохранения или вторичной переработки многих ресурсов сейчас стремительно возрастает и вполне может стать лимитирующим фактором. Конечно, тогда нам на помощь могут прийти новые, более совершенные технологические приемы, однако и они потребуют от нас каких-то жертв, например увеличения потребления энергии, что в конечном счете просто сместит проблему в другую область.

Если уж зашла речь о физических ресурсах, то у меня вообще создается впечатление, что сейчас у человечества возникает гораздо больше проблем, связанных с такими важнейшими для поддержания жизни веществами, как вода и воздух, чем с различными видами минерального сырья. Если сравнивать три классические физические сферы в соответствии с теми ограничениями, которые они накладывают на существование человека, то я бы, пожалуй, отдал здесь предпочтение гидросфере и атмосфере, поставив неживую литосферу на последнее место.

Даже самые оптимистические прогнозы о запасах сырья и энергии отнюдь не снимают необходимости более тщательного изучения физических богатств, которые Земля может предоставить в наше распоряжение, их количественных размеров, характеристик и распределения. Без таких знаний невозможно организовать их разумное использование и сохранение.

Более того, нам необходимо знать и об опасностях, которые могут возникнуть вследствие нашего воздействия на физическую среду обитания, о тех непоправимых, необратимых изменениях, причиной которых мы можем невольно стать: например, до каких пределов, ничем не рискуя, можно нагревать земную атмосферу за счет энергетического производства или насколько серьезно угрожает жизни на планете разрушение озонового слоя высших слоев атмосферы. В этой связи особую актуальность приобретают недавно запланированные научные проекты, которые направлены на то, чтобы лучше и глубже понять внешние пределы, ограничивающие возможности нашего земного жилища. Сегодня эти исследования необходимо расширить и углубить, о чем я еще скажу позднее.

И тем не менее истинные пределы человеческого роста определяются причинами не столько физического, сколько экологического, биологического и даже культурного характера. К сожалению, до сих пор еще не существует не только всесторонних научных исследований, но даже и приблизительных оценок, которые могли бы дать нам представление об этих пределах. На геологическую разведку земных недр уже истрачены миллиарды долларов, и, несмотря на это, размеры запасов нефти, фосфатов или, скажем, железа до сих пор служат предметом споров и догадок. Так что неудивительно, что мы пребываем в полнейшем неведении и относительно других вопросов, которые игнорируют наши научные учреждения. Этот пробел необходимо срочно устранить.

Некоторые из этих пределов определяются тем фактом, что биосфера – тончайший, в среднем не превышающий 10 километров в глубину (а на полюсах, в пустынях и высокогорных районах даже много меньше) покров из земли, воздуха и воды – представляет единственное место на планете, где возможна жизнь. И род человеческий – не что иное, как всего лишь малая часть, небольшой участок того оазиса жизни, который пышно расцвел на Земле. И в то время как физические пределы нашего существования вполне материальны и поддаются количественной оценке, пределы, проистекающие из нашей принадлежности к биосфере, пока что по-прежнему неуловимы. Они тесно связаны с состоянием так называемых возобновимых ресурсов, то есть ресурсов, относительно которых у нас установилась твердая уверенность, что, как бы интенсивно мы их ни потребляли, они автоматически будут возобновляться. От нормального функционирования их циклов и механизмов в значительной степени зависит человеческая экология. И если, хотя бы на короткое время, один из них выйдет из строя, все мы можем оказаться в серьезной, непоправимой опасности.

Ведь когда несколько сотен тысяч лет назад мать-Земля – в приступе, кто знает, гениальности или безумия – породила Homo sapiens, он вступил в поток жизни, где между всеми уже существовавшими тогда живыми ее представителями сложились условия конкуренции, взаимодополняемости, взаимных компромиссов и взаимной адаптации. И он не может освободить себя от этой органической взаимозависимости, являющейся естественным состоянием для всех биологических видов, которые он так безжалостно третирует, порой не сознавая, что и они в свою очередь, хотя и не так явно, но от этого не менее решительно, а, возможно, все более и более активно диктуют ему в разных формах свои жесткие требования и условия.

Мы, однако, умудряемся закрывать глаза на этот простой и очевидный факт. Спеша подчинить себе глобальную империю, мы атаковали и незаметно для глаза видоизменили саму ткань жизни на планете, растянув и истончив тем самым основы и нашего собственного существования. Даже неспециалист может отчетливо увидеть сегодня, что некоторые аспекты нашей деятельности прямо связаны с растущим нарушением человеческой экологии. Так, во-первых, неустанно распространяя по планете наш искусственно созданный мир, мы оккупируем, застраиваем и покрываем асфальтом все большую и большую часть земной поверхности, нагромождаем повсюду горы отбросов и отравы, попутно отнимая естественные жилища у сотен и тысяч живых существ, чем безжалостно подавляем, притесняем и уменьшаем генетический фонд биосферы.

Во-вторых, мы все больше и больше нарушаем естественное равновесие между отдельными видами, тем самым внося уже качественные, а не просто количественные изменения в биологические основы жизни на планете. Мы знаем, что разнообразие отдельных нитей, из которых соткана целостная ткань жизни, способствует повышению устойчивости и прочности экосистемы, что и определяет его ведущую роль в процессах эволюции и возрождения жизни. Вместе с тем непропорциональное распространение какого-то одного из видов приводит в действие компенсационные, уравновешивающие механизмы, тем или иным образом снижающие численность непомерно разросшихся видов. Наконец, удовлетворяя свои потребности и капризы, мы с особой энергией ополчились на самые высокоразвитые существа – крупных млекопитающих, одно из совершеннейших после человека творений Природы, – и методически их уничтожали, стирали с лица земли или низводили до положения своих жалких пленников. Так был нанесен непоправимый урон многовековому процессу эволюции.

В сущности, мы даже не в состоянии оценить, как в конце концов скажется на человеческой экологии или психике обеднение, искажение и регресс генетического богатства Природы. Мы даже не знаем, существуют ли границы, в пределах которых мы можем чувствовать себя в относительной безопасности, спокойно продолжая свою нынешнюю деятельность, ждет ли нас наказание, если мы переступим этот порог, и каким оно будет. Сформулировав общую теорию материи, человечество так и не удосужилось заняться созданием общей теории жизни.

Особые пределы материального роста человеческой системы проистекают из врожденно присущих человеческому существу внутренних пределов. Даже предмет особой его гордости – сфера интеллекта, где сходятся все высшие достоинства и добродетели, делающие человека (как мы, во всяком случае, со свойственным нам всем антропоцентризмом склонны полагать) уникальным относительно других живых существ, – даже эти его способности имеют свои границы. Хотя мы, в сущности, никогда прямо не задавались этим вопросом, все же вряд ли можно сомневаться, что и психическим и умственным способностям человека тоже свойственны различного рода ограничения. Возможно, наш мозг представляет самое ценное достояние жизни на Земле. Но как же преступно мы с ним обращаемся и во что рискуем превратить этот природный дар! Мы не соблюдаем никаких правил умственной гигиены; все больше и больше подвергаем себя воздействию стрессов, напряжений, акселерации и шоковых потрясений, к которым приводит масса факторов, в том числе перенаселенность и обезличенность городской жизни. Мы ведь даже не спросили себя, в состоянии ли наш рассудок выдерживать все эти травмы и готов ли он к тем интеллектуальным нагрузкам, которые еще ждут его впереди, если, конечно, всем нам суждено выжить и нас не затопит волна современной проблематики.

Возможно, в погоне за прогрессом мы уже внесли в свою жизнь такие изменения, которые превышают наши способности к адаптации, однако никто не знает, какой ущерб нам уже нанесен; неизвестно также, можем ли мы позволить себе продолжение наметившихся тенденций, и как это скажется на нашем психическом и социальном здоровье. Однако и то, что мы можем сейчас наблюдать – особенно в больших городах и на крупных промышленных предприятиях, которые символизируют нашу цивилизацию, и среди молодежи, которая представляет наше будущее, – наводит на весьма печальные размышления. Не менее тревожным симптомом служит сохраняющаяся и, по-видимому, неизлечимая неразвитость – оборотная сторона нашего хваленого прогресса. Разве всего этого недостаточно, чтобы наконец понять, что многим людям в самых различных районах мира и по самым разным – а порой и по прямо противоположным – причинам чрезвычайно трудно достигнуть того психофизического уровня, той психофизической формы, которой требуют от нас сложности современной жизни?

Все это имеет самое непосредственное отношение к росту, ибо сложность создаваемых человеком систем возрастает гораздо быстрее, чем их размеры. Следовательно, если мы и впредь позволим человеческим системам непрерывно расти и усложняться, будем вводить все более и более усовершенствованные технологические процессы и технические новшества, то мы в конечном счете рискуем окончательно подавить перегрузками и без того предельно напряженные способности человека. Так что дальнейшее наше расширение сдерживается не только внешними ограничениями, но и нашими собственными, внутренним пределами.

И все-таки проблема пределов человеческого роста и человеческого развития является по сути своей проблемой главным образом культурной. Ведь сейчас человечество переживает период небывалой по размаху материальной экспансии, и, приобретя уже возможность оказывать решающее воздействие на условия своего собственного обитания, оно в то же самое время не знает еще пределов, в которых эта активная деятельность может представлять опасность для его собственных биофизических способностей и может нанести непоправимый урон всей планете в целом. И то, что человечество своевременно и заблаговременно не осознало и не оценило внешних и внутренних пределов, представляет грубейший просчет в его культурной эволюции.

Это, однако, не единственная сфера, где недостатки культурного развития человечества ограничивают его маневренные способности и мешают его разумной эволюции. Ведь описанный мною невероятный хаос, в котором оказалась вся человеческая система, в значительной степени также обязан своим существованием нашей культурной незрелости. Учитывая это, многие обозреватели утверждают, что ближайшие и наиболее жесткие пределы роста носят политический и социальный характер, определяются нашей неподготовленностью управлять сложными современными системами. Не оспаривая этого тезиса, я лишь замечу, что он не раскрывает сущности вопроса, ибо общий беспорядок, в котором все мы вынуждены жить, а также все вытекающие из него последствия как раз и проистекают из разрыва между культурным развитием человечества и его техническими достижениями. Но здесь, однако, мне бы хотелось специально остановиться на различных формах проявления культурных пределов.

Как бы там ни было, но очевидно одно, что кроме всех прочих пределов, нашему дальнейшему стабильному росту препятствует сама социально-политическая структура и философские основы существующего в нашем мире конгломерата обществ. Ведь если в человеческой системе господствует анархия, парализовавшая великим множеством препятствий и помех все; если система страдает серьезным расстройством, о котором я уже упоминал, то совершенно ясно, что ей никогда не достигнуть того потолка материального роста, который в принципе допустим при разумном, эффективном использовании Земли с учетом существующих внешних, а также внутренних пределов самого человека. При нынешней организации общества невозможно осуществить никакой глобальной программы рационального использования ни возобновимых, ни невозобновимых природных ресурсов, не говоря уже о сохранении и бережливом отношении к ним. А раздоры и кризисы, связанные с размещением ресурсов и ценами на них, обусловливают в конечном счете чрезвычайно низкий уровень эффективности всей системы в целом. Серьезным пределом упорядоченного экономического развития является и непрерывно растущее население, которое – при неравномерном его распределении по планете и полной неподготовленности людей к демографическому взрыву – является еще одним свидетельством культурного разлада человека с реально существующим миром.

Даже наиболее четко организованный сектор – мировая производственная система, которую я бы назвал истинной, реальной властью общества, тоже в свою очередь создает косвенные помехи росту всей человеческой системы в целом. Размещение и структура промышленного производства определяются главным образом логикой случайности и не связаны ни с нынешним распределением населения, ни с размещением дефицитных ныне ресурсов, ни с потребностями в обеспечении занятости, ни с социально-экономическим развитием отдельных регионов. Более того, основные стимулы современной экономической деятельности – стремление к быстрой прибыли и быстрому обороту капиталовложений – создают ситуации, прямо противоположные тому, что необходимо для разумного использования совокупных материальных ресурсов, которыми располагает человечество. Необходимо, как я уже говорил, принять меры, чтобы обеспечить рационализацию всей производственной системы и передислокацию промышленности в пределах планеты. Здесь я хочу подчеркнуть, что, если это не будет осуществлено в самое ближайшее время, мы не сможем реализовать даже тот минимальный материальный рост, на который мы могли бы рассчитывать.

И наконец, наше бурное и беспокойное общество, движимое, по-видимому, исключительно целями материального характера и готовое заплатить любую цену за намеченные достижения, развило в себе прямо-таки поразительную склонность к расточительству, и этот порок мешает ему воспользоваться плодами даже достигнутого ныне роста. И главными рассадниками этого зла явились сверхразвитые, перезрелые страны и регионы, породившие уродливое дитя, консьюмеризм – живое свидетельство их вырождения. Немалую роль в развитии и распространении расточительного отношения к нашим общим богатствам сыграла и нерациональная в глобальных масштабах система производства и распределения. Не могу здесь не напомнить еще раз и о военных программах, высасывающих ежегодно из сферы производства огромные резервы, при этом не только никак не способствующих улучшению условий жизни человека, а, наоборот, постоянно заносящих над ним дамоклов меч разрушения, смерти и страданий.

Но еще более страшным расточительством является неиспользование огромных человеческих ресурсов, которые остаются неразвитыми, морально и материально ущемленными. Выявившиеся уже в настоящее время тенденции свидетельствуют о небывалом росте числа «лишних» людей, которых система не может или не хочет включить в активную деятельность, – только в будущем десятилетии число безработных мужчин и женщин в мире увеличится на несколько сотен миллионов. И мы обязаны взбунтоваться если уж не против аморальности такого положения вещей, то, во всяком случае, против его нелепости.

Отсюда следует вывод, что наша так любящая расти система сама же обрекла себя на путь лишающий ее этой возможности. Сам собой напрашивается вывод, что абсолютно нереалистично ставить в этом культурном и функциональном беспорядке какие бы то ни было новые амбициозные цели глобального роста. Человечество оказалось в порочном кругу. Нескончаемая реклама, призывающая нас потреблять, вкупе с пропагандой в пользу бесконечного роста разжигают в людях все новые и новые надежды и виды на будущее, а это в свою очередь заставляет правительства любой ценой развивать и совершенствовать эту систему. Однако за дальнейший рост, если он вообще окажется возможным, теперь приходится платить непомерно дорогую цену, и выражается она в социальных и политических единицах. Для того чтобы избежать этих издержек или нейтрализовать их, прибегают к испытанному средству, которое уже знакомо нынешнему индустриальному обществу, – призывают на помощь новые технические средства, вскарабкиваясь еще на одну ступень по лестнице роста, и так без конца... Не утратим ли мы полностью контроль над событиями и не придем ли в результате к неизбежной катастрофе на этом пути?

Прорвать порочный круг возможно только за счет разумного использования главного ресурса – человеческого потенциала, причем не только рабочей силы, а всех его творческих способностей и возможностей. Человек не может игнорировать ни одного из перечисленных мною пределов – будь то физический, экологический или биологический, не говоря уже о чисто человеческом и культурном, однако разумное, правильное использование всех этих ресурсов возможно только с помощью людей и через людей. Следовательно, именно здесь, на развитии в человеке способности и желания управлять собой и своим миром, должны быть сконцентрированы наши основные усилия. Так мы вновь приходим все к тому же критическому выводу: если при сложившихся обстоятельствах не изменятся сами качества человека, то мы никогда не найдем никакого решения ни для одной из сложных проблем; если же нам удастся улучшиться, усовершенствоваться, перед нами откроется такое широкое поле возможностей решения гуманистических задач, о которых ранее мы не могли и помышлять.

Просто поразительно, сколько тревожных перспектив и сложных вопросов может вытекать из анализа того, что всего лишь несколько лет назад даже не стояло на повестке дня, – из анализа роста общества. И одна из главных заслуг проекта «Пределы роста» как раз в том и состоит, что, выполнив возложенную на него миссию, он открыл людям глаза на новые жизненно важные проблемы, которым ранее не уделялось вовсе никакого внимания.

Глава 6

Новые стратегии, новый порядок - каковы же цели?

1. Ближе к цели

Пройдя вместе с Медоузом через все превратности проекта о пределах роста, я с самого начала ни на минуту не сомневался, что докладу не миновать волны резкой, тенденциозной и, возможно, несправедливой критики. В Нидерландах даже была опубликована книга под названием «Римский антиклуб». Некоторые мои коллеги требовали не оставлять без ответа появлявшиеся многочисленные статьи и выступления и дать им публичный отпор. Будучи по природе своей противником всякого рода полемики и споров, я считал просто неразумным тратить и без того ограниченные силы и время Римского клуба на отражение справедливых или несправедливых обвинений противников, и по моему настоянию мы не отвечали на полемику – со временем нападки прекратились.

Дебаты же ширились, и общественность проявляла все более глубокую озабоченность возможными последствиями роста. Повсюду проходили конференции, семинары, круглые столы, общественные обсуждения и телевизионные дискуссии. Были написаны тысячи статей. Делались запросы в парламентах. Рост и его пределы в ряде стран стали предметом разногласий внутри политических партий, вызывали споры среди членов Комиссии европейских сообщества, горячо обсуждались в Японии, Канаде и Австралии, в руководстве многонациональных корпораций.

Приведу несколько примеров. В апреле 1972 года королева Голландии Юлиана открыла в центре Роттердама выставку, посвященную идеям Римского клуба. Вскоре после этого Валери Жискар Д'Эстен, тогда еще министр финансов Франции, организовал ряд международных встреч с участием видных деятелей различных стран, чтобы обсудить, «куда ведет нас рост». В том же году мы с Манфредом Зибкером подготовили для европейских парламентариев по просьбе Европейского совета доклад «Пределы роста в перспективе», где подытожили все высказанные в ходе дебатов точки зрения «за» и «против» позиций Римского клуба. В 1973 году в исторической церкви святого Павла во Франкфурте Германский фонд мира (ФРГ) торжественно вручил Римскому клубу Премию мира за его «международную и всемирную деятельность», способствующую осознанию людьми сложившейся обстановки и подготовке условий для мира. Позднее Французский народный банк субсидировал создание острого полнометражного телевизионного фильма о трудностях роста, который предназначался для показа во всех франкоговорящих странах, а в Голландии была выпущена еще одна книга, на сей раз под названием «Дорогой Римский клуб», написанная с большой проницательностью и дающая весьма конструктивные ответы на вопрос, как построить лучшее будущее.

Я мог бы продолжать приводить здесь пример за примером, но ограничусь лишь упоминанием о рассчитанной на десять лет программе «Альтернативы роста», которая должна была привлечь внимание мировой научной общественности к изучению и обсуждению новых альтернативных подходов к росту и его целям. Основная идея программы сводилась к тому, чтобы объяснить, что рост сам по себе не обеспечивает решения стоящих перед человечеством разнообразных социальных и экономических проблем. Было решено каждые два года в штате Техас в городке Вудленд под Хьюстоном проводить международные конференции – первая состоялась в 1975 году, – на них предполагалось обсуждать поиски альтернативных путей будущего развития общества, которые могли бы достаточно реально осуществляться и в то же время не были бы основаны на непрерывном стремлении к росту. Учрежден был также международный конкурс: раз в два года пять лучших работ в этой области представляются на соискание премии Митчелла.

Из нашего проекта следовали и еще два важных вывода. Он подчеркнул, во-первых, важность взаимовлияния проблематик, таких, например, как народонаселение, обеспечение продовольствием, энергетика и др. И во-вторых, само несовершенство первых моделей стимулировало многих ученых – включая и тех экономистов, которые подвергли их столь сокрушительной критике, – заняться аналогичными исследованиями и, совершенствуя, углубляя, расширяя, умножая эти модели, в конце концов приходить к созданию новых методик при решении родившихся проблем.

Между тем комплекс вопросов, связанных с ростом, мало-помалу превратился в столь доминирующую тематику, что мы сочли необходимым подчеркнуть и важность других проблем, в частности человеческих ценностей. В начале 1973 года мы распространили документ под названием «Новый порог», который был подготовлен главным образом Александром Кингом и должен был заставить людей задуматься над кругом проблем, которые, по нашему мнению, требовали также срочного изучения. В документе содержалась объективная оценка сильных и слабых сторон деятельности Римского клуба, а также, поскольку мы собирались и впредь стимулировать использование математических моделей для анализа мировых проблем, мы сочли необходимым еще раз подчеркнуть, что к ним следует относиться только как к инструментам – очень полезным инструментам, – но не как к фетишам.

Между тем мы видели, что для людей все большее и большее значение приобретает качество жизни, и это свидетельствовало об определенной постепенной переориентации всей системы ценностей. В этой связи мы подчеркнули, что нам в нашей проблематике следовало бы уделить более пристальное внимание «социальным элементам и социальным симптомам, которые надо обязательно включить в созданную МТИ первую мировую модель. Конечно, до тех пор пока не будут более четко разработаны системы социальных индикаторов, включение такого рода факторов будет делом чрезвычайно трудным. И тем не менее важность включения социальных факторов и социальных последствий трудно переоценить».

Мы планировали развернуть наши исследования таким образом, чтобы, постепенно проникая в глубь явлений, могли прийти в конце концов к корню глобального кризиса, а именно к кризису человека. Для понимания этого необходимы были более глубокие исследования, чем те, которые проводились ранее специалистами-общественниками, включая и бихевиористов. (Бихевиоризм – ведущее направление в американской психологии XX века, изучающее поведение человека – Прим. перев.) Кризис человека, как я уже отмечал, коренится не в самой человеческой природе, он не является каким-то неотъемлемым его свойством или неискоренимым пороком, нет, это скорее кризис цивилизации или культуры, причина глубокого несоответствия между мышлением и поведением человека, с одной стороны, и изменяющимся реальным миром – с другой. И кризис этот – при всей его глубине и опасности – все-таки еще можно преодолеть.

Кинг, с которым мы обсуждали этот вопрос, считает, что нынешние затруднения человечества определяются главным образом биологическим кризисом. Человек, утверждает он, стал доминирующим видом на планете за счет того, что беспощадно устранял и уничтожал не только других живых существ, но также и более слабые расы и менее способных к выживанию членов своей собственной человеческой семьи. Отрицательную роль на протяжении его длительной эволюции сыграли наряду с другими и такие качества, как эгоизм, жадность, ощущение власти над другими, гордость обладания и т. д. Сегодня возникает вопрос, подходят ли эти качества для следующего этапа человеческой эволюции, – этапа, целиком зависящего от сознательной, целенаправленной деятельности человека. И выводы, к которым приходит Кинг, не так уж далеки от моих. Единственное, на что можно уповать в сложившейся ситуации, – это, заставив людей глубже осознать смысл нынешних затруднений человечества, научить их смотреть дальше интересов сегодняшних поколений, вселить в них искреннюю заботу о будущем и готовность осуществлять те меры, которые способны обеспечить выживание человеческого рода.

Отражая именно эти мысли, наш новый документ призывал человечество принять новую, высшую этику, которая обеспечивала бы условия для выживания всего рода человеческого. Он призывал взвешивать альтернативы принимаемых решений в свете возможного их негативного или позитивного воздействия на вероятность выживания.

К несчастью, многочисленные предостережения, содержащиеся в документе, начали превращаться в реальность даже раньше, чем можно было ожидать. Уже в конце 1973 года резко ощутились перебои с поставками нефти, цены на нее резко подскочили, и над будущим многих стран начали сгущаться темные тучи. В октябре того же года Римский клуб проводил в Токио очередную ежегодную встречу на тему «Глобальное видение человеческих проблем», которые обрели к тому времени прямо-таки угрожающий характер. Двое наших коллег – Манфред Зибкер и Йоши Кайя (Йоши Кайя – член Римского клуба) – представили по нашей просьбе «Доклад из Токио» (Siebker Manfred and KayaYoichi. The Club of Rome Report from Tokyo – Towards a Global Vision of Human Problems. Technological Forecasting and Social Changes (6) 1974.), документ, в котором содержался анализ происходящих в мире процессов и событий. Он был переведен на многие языки и получил широкую известность.

«Все существующие на сегодняшний день серьезные исследования, – говорилось в документе, – предсказывают, что если нынешний ход развития человечества не будет радикально изменен, то глобальный крах во всех человеческих делах неминуем. Есть основания предполагать, что проистекающие из тех же самых причин кризисы в социально-экономической и политической областях произойдут даже раньше, чем мы достигнем физических пределов роста. Энергетический кризис – лишь первый из целой серии вполне предсказуемых событий. И если оставить в стороне случайные и, следовательно, преходящие их элементы, то главная причина кризисов не вызывает ни малейших сомнений. Мир никогда уже не будет прежним. И отныне непростительно делать вид, что не замечаешь надвигающейся беды, не понимаешь, сколь глубоко ошибочен путь, по которому – в силу ли инерции или по узости мышления – упорно продолжает двигаться человечество». Поскольку новый поворот в развитии мировых событий начался даже раньше, чем можно было ожидать, Римский клуб решил немедля приступить к осуществлению одной из своих целей – вступить в прямой диалог с политическими деятелями, участвующими в принятии важных решений. Мы считали, что министрам будет весьма полезно окунуться в спокойную, неформальную атмосферу наших встреч, проникнуться тем духом непредвзятости суждений и независимости от каких бы то ни было политических догм, которым отличался наш небольшой Клуб.

Политические деятели довольно часто общаются друг с другом, но обычно их мысли заняты конкретными переговорами, позиции заранее подготовлены специальным штатом сотрудников, и целью подобных встреч является получение максимума преимуществ для своих собственных стран, пусть даже и в ущерб другим. Ведь дома им предстоит держать ответ перед избирателями. Возможность обсудить в свободной и неофициальной обстановке долгосрочные мировые проблемы или положение планеты в целом выпадает им весьма редко. С этой целью мы решили со временем создать Мировой форум политических деятелей – нечто вроде политического эквивалента Римского клуба. Эта идея, выдвинутая впервые в моей книге «Перед бездной» и вновь подтвержденная в «Новом пороге», получила одобрение в различных кругах.

Заручившись поддержкой федерального канцлера Австрии Бруно Крайского, мы с Кингом планировали провести в Австрии узкую неофициальную встречу с политическими деятелями самого высокого уровня, чтобы обсудить с ними положение в мире и перспективы его развития. Местом встречи был избран Зальцбург – город великих музыкальных и культурных традиций, живописной природы, освященный величием человеческого духа.

Взвалив на свои плечи все хлопоты по подготовке этой встречи, я, не зная покоя, целых четыре месяца метался из Канберры в Оттаву, из Дакара в Алжир, Стокгольм и, конечно, Вену. В бесконечных телефонных переговорах и бессчетных телеграммах я пытался объяснить занятым главам государств, почему им следует принять неожиданное и странное приглашение столь неофициальной и узкой группы, как Римский клуб. Мой главный аргумент сводился к тому, что главы государств, исходя из общих интересов всего человечества, а не только тех стран, которые они представляют, «должны быть прежде всего гражданами мира», в чем я действительно глубоко уверен. Кампания эта требовала невероятных усилий и терпения, однако мало-помалу удалось добиться положительных результатов.

Встреча состоялась в феврале 1974 года под Зальцбургом, в историческом Клессхаймском замке – месте многих совещаний на высоком уровне. В нем на неофициальной основе, как граждане мира, приняли участие такие видные представители высших политических кругов, как Бруно Крайский (выступавший хозяином нашей встречи), президент Сенегала Леопольд Сенгор, президент Мексики Пут Эчеверриа, премьер-министр Швеции Улоф Пальме, премьер-министр Канады Пьер Трюдо, а также бывший президент Швейцарской Конфедерации Нелло Селио. Кроме них, присутствовали личные представители президента Алжира Хуари Бумедьена, премьер-министра Пакистана Али Бхутто и премьер-министра Ирландии Лиама Косгрейва, а также десять членов Римского клуба. Еще четверо принявших приглашение видных политических деятелей были вынуждены в последний момент отказаться из-за неотложных государственных дел. Однако и без них группа наша выглядела достаточно внушительной.

В откровенной дискуссии выявилось, что собравшиеся достаточно хорошо представляют себе сложившееся в мире положение. Мы стремились убедить политических лидеров в том, что именно на них – более чем на ком бы то ни было другом – лежит коллективная глобальная ответственность и что национальные цели, которые не соответствуют долгосрочным интересам всего мира, не просто предосудительны, но при данных обстоятельствах будут все более и более трудно осуществимы. Как и следовало ожидать, к нашим возвышенным беседам то и дело примешивались сложные злободневные проблемы, требовавшие безотлагательных решений. При всех этих отклонениях глобальная проблематика оставалась в центре дискуссий, и именно вокруг нее, по единодушному мнению участников встречи, должны были объединяться все люди планеты. Так был впервые преодолен барьер, отделяющий политическую элиту мира от рядовых граждан планеты, и было положено начало их прямому диалогу. Это был первый шаг на пути к главной цели – организации Мирового форума.

Было бы, по меньшей мере, утопией предлагать столь различным по воспитанию, образу мыслей и мировоззрению политическим деятелям подписать какую бы то ни было совместную декларацию, да мы и не ставили перед собой таких задач. Зальцбургская встреча, как отметил один британский журналист, важна просто потому, что она произошла. Мы, однако, все-таки сделали попытку подвести итоги и дать свою интерпретацию этой необычной встречи на высоком уровне. Она подтвердила, отмечалось в нашем Зальцбургском заявлении, что «для того, чтобы человечество могло оказаться на высоте требований, выдвигаемых нашей эпохой, необходимо развивать и укреплять дух активной солидарности и сотрудничества между всеми людьми и всеми странами» – мы назвали это духом Зальцбурга.

Посеянные нами семена начали давать всходы. Еще в Зальцбурге президент Мексики предложил организовать подобную встречу в его стране. И я еще вернусь к этому позднее. Мысли наши тем временем продолжали развиваться, и, как мне кажется, в правильном направлении. В октябре 1974 года мы провели в Западном Берлине шестую годичную встречу, тема которой – «К более равноправному мировому обществу» – отвечала нашей общей линии: ввести в развернувшуюся дискуссию политические и социальные элементы, воспользовавшись тем прорывом, которого мы добились, осудив нерегулируемый рост. Я вызвался связаться с десятью видными гуманистами нашего времени, представляющими различные культурные традиции, и предложить им обсудить вместе с нами возможные основы и достижимые цели справедливого мирового общества, и это оказалось самой важной частью нашей совместной работы.

Я был убежден, что, хотя объективно ситуация в мире становится все хуже и хуже, тем не менее в ней есть некие обнадеживающие моменты, используя которые Римский клуб может продолжать развертывать свою деятельность. Я говорю о признаках или, во всяком случае, тенденциях определенной психологической эволюции, наблюдающихся среди широких слоев общественности многих стран. Именно эти-то процессы и позволяют сейчас с гораздо большей, чем прежде, надеждой говорить о возможности столь необходимого в нашем материалистическом мире возрождения гуманных и гуманистических ценностей и идеалов. О целительном воздействии такого возрождения на современное общество и о тех поистине революционных преобразованиях, которые оно может в будущем вызвать, я говорил в своем выступлении на встрече в Западном Берлине. Тема эта, которой я посвятил специальный очерк (Peccei A. The Humanistic Revolution. – Successo magazine, January 1975), представляется мне чрезвычайно важной для будущего развития человечества.

В свое время наблюдалась тенденция рассматривать Римский клуб как некоего «прорицателя Страшного суда» или даже «вершителя Страшного суда». Что бы ни подразумевалось под всем этим, мы-то всегда считали себя скорее «избавителями от Страшного суда». Убедившись в неблагополучном положении человечества и показав миру опасности развившегося синдрома роста, мы просто сочли необходимым подать «сигнал тревоги». И он, к счастью, был услышан – всеми и повсюду. Пробудившись ото сна, мировая общественность начала понимать, что сегодня на планете сложилось более тревожное положение, чем, скажем, 5 или 10 лет назад, и что оно вряд ли само по себе исправится в обозримом будущем. И теперь, когда люди предупреждены, настало время сказать, что еще есть надежда на спасение.

В результате долгих размышлений я пришел к выводу, который можно представить в виде следующих четырех положений. Во-первых, положение в мире действительно сложилось крайне тяжелое, и – явно или незаметно для глаз – оно все более ускользает из-под нашего контроля. Во-вторых, мы еще можем вернуть себе возможность управлять событиями, но для этого необходимо принять меры, и чем скорее, тем лучше. И здесь надо ясно отдавать себе отчет в том, что человечеству не даровано никакой отсрочки: оно должно собраться с силами и начать решительно действовать в течение ближайших нескольких лет. В-третьих, путь к спасению должен быть найден и проложен совместными усилиями всех людей и всех стран планеты. Самая страшная ошибка сильных – поверить в свою собственную силу. Это вовсе не означает, что необходим некий резкий, решительный скачок: поворот к новому курсу может осуществляться и постепенно, важно лишь немедленно сделать первый шаг – разумный и в правильном направлении. В-четвертых, нет сомнения, что на начальных этапах многое будет зависеть от тех, кому принадлежит сегодня в мире реальная власть. Однако обеспечить действительную переориентацию человеческой деятельности можно лишь при условии, что ее необходимость осознают и активно поддержат люди всей планеты – все вместе и каждый в отдельности. И они должны быть к этому подготовлены. Это неизбежно становится самой главной задачей, к которой мы будем постоянно возвращаться. Я еще остановлюсь на этом более детально в следующих главах.

К новому этапу должен готовиться и сам Римский клуб. В 1976 году, через 8 лет после своего образования, у него даже появились некоторые основания испытывать удовлетворение от результатов своей деятельности. Однако впереди предстоят гораздо более важные и сложные дела. Часть из них начата уже сейчас, и ниже я коротко о них расскажу. Что касается других, то, если Римский клуб действительно намерен достигнуть тех целей, ради которых был создан, ему предстоит еще многое продумать, организовать и осуществить. Иначе нам не останется ничего другого, как исчезнуть - а эту возможность мы не исключали с самого момента зарождения Клуба.

2. Человечество на перепутье

«Второй доклад Римскому клубу» был впервые представлен Михайло Месаровичем (Месарович Михайло – американский математик, профессор Кливлендского университета. – Прим. ред.) и Эдуардом Пестелем на годичной встрече Римского клуба в Западном Берлине в октябре 1974 года. Название книги – «Человечество на перепутье» (Mesarovic М. and Реstеl Е. Mankind at the Turning Point, New York, 1974.) – на редкость удачно отражало ее содержание. Оно весьма четко характеризовало положение всего человечества, оказавшегося в середине 1970-х годов перед драматической альтернативой – либо создавать действительно глобальное общество, основанное на солидарности и справедливости, разнообразии и единстве, взаимозависимости и опоре на собственные силы, либо всем оказаться (в лучшем случае) перед лицом распада человеческой системы, который будет сопровождаться сначала региональными, а потом и глобальной катастрофами. Группы Месаровича и Пестеля пришли к этим выводам в результате трехлетнего интенсивного научного исследования перспектив развития человечества.

Технические детали этого проекта можно найти в подробном отчете, который выпущен по материалам их продолжавшегося неделю рассказа о своей работе перед 100 учеными из разных стран в ИИАСА и опубликован в шести томах под названием «Многоуровневая компьютерная модель системы мирового развития» (Multilevel Computer Model of World Development System. IIASA. Laxenburg. Austria, 1974). С книгой и этими документами можно без труда ознакомиться, и я не буду здесь подробно останавливаться на них. Читателю будет весьма интересно самому проследить ход мыслей и рассуждений, оценить способность проникнуть в суть явлений и на конкретных примерах увидеть, какие альтернативы ждут нас впереди в различных сферах и областях. Я же лучше постараюсь показать роль и значение всего проекта Месаровича-Пестеля в целом, который войдет в историю как важная веха в поисках новых средств для решения мировой проблематики.

В 1971 году эти двое моих коллег решили внести свой вклад в деятельность Римского клуба и попробовали создать новую методику и новые модели для того, чтобы подробно проанализировать широкий спектр возможных для современного человека вариантов будущего. Мы полностью поддержали это начинание и нисколько не жалеем об этом. Для того чтобы иметь возможность в условиях сложной современной действительности обосновывать возможные последствия различных политических решений и стратегий, необходим совершенно новый, надежный и применимый на практике инструмент планирования. Значение этого факта трудно переоценить, ибо, стремительно двигаясь вперед, мы продолжаем принимать решения, включая и самые важные, порой просто случайно и бессистемно, порой на основании шатких и устаревших методик, абсолютно не соответствующих современной действительности. Необходимо как можно скорее заменить их новыми, рациональными и надежными процедурами. Ведь, принимая многие важные решения, мы, по сути дела, выступаем часто как любители там, где необходим профессиональный подход специалистов. Такая модель принятия решений должна, кроме всего прочего, быть еще и достаточно простой и вызывать доверие не только у тех, кто принимает эти решения, но и у рядовых граждан. Ибо она призвана создать обстановку взаимопонимания, доверия и тесного сотрудничества, которая одна только может спасти от распада человеческую систему.

Теоретической основой проекта Месаровича-Пестеля послужили предшествующие работы Месаровича, который создал тонкую методику анализа и расчета сложных систем, названную им теорией многоуровневых иерархических систем. Пестель принес с собой свой обширный опыт и знание различных подходов к исследованию мировых проблем, включая и ранние работы Римского клуба, и свою чисто немецкую способность к точному, дотошному, детальному анализу. Эти двое, прекрасно дополняя друг друга, организовали две исследовательские группы – одну в американском городе Кливленде, штат Огайо, другую – в Ганновере (ФРГ), – собрав вокруг себя первоклассных молодых ученых и заручившись необходимой финансовой поддержкой Фонда Фольксвагена.

При осуществлении проекта особое внимание обращалось на то, чтобы основывать все исследования на самой достоверной и надежной фактической информации обо всех происходящих в мире процессах. Адекватность используемых данных многократно проверялась и перепроверялась с помощью специализированных учреждений и частных консультантов, представлявших самые различные области науки. И все эти меры были в высшей степени оправданными. Ведь трудно переоценить значение объективной, надежной количественной информации при создании и использовании любой системы планирования такого рода. Конечно, основанный подобным образом первоначальный банк данных должен впоследствии постоянно пересматриваться, обогащаться, унифицироваться и пополняться новой информацией, но тем не менее он представляет базовое ядро сводных данных, на котором в значительной мере основано дальнейшее моделирование мирового и регионального развития.

Чтобы отразить реальность нашего разделенного на части, разобщенного мира, глобальная система была разделена на десять региональных подсистем. Они представляли собой органические, взаимосвязанные ячейки единой системы. Поскольку динамика и поведение глобальной человеческой системы во многом определяются динамикой и поведением всех ее регионов, взятых по отдельности, и их влиянием друг на друга, то в такого рода исследованиях особое значение приобретают принципы выделения этих регионов, регионализации мира. По мере возможности здесь принимались во внимание такие факторы, как сложившиеся исторические и культурные традиции, уклад и образ жизни, уровень экономического развития, социально-политические условия и степень распространенности и актуальности основных, наиболее важных проблем. И неудивительно, что десятью крупнейшими регионами мира оказались следующие страны и группы стран: Соединенные Штаты Америки и Канада, Западная Европа, Япония, Советский Союз и страны Восточной Европы, Латинская Америка, Северная Африка и Ближний Восток, Центральная часть Африки за вычетом уже упомянутых выше субрегионов, Южная и Юго-Восточная Азия, Китай и, наконец, десятый регион – Австралия, Новая Зеландия и Южная Африка. Конечно, в наше время такого рода регионализация не может не быть весьма условной и приблизительной и служить исключительно исследовательским целям, ибо хорошо известно, что большинство действительно важных решений принимается исключительно на национальном уровне. Поэтому при создании такого инструмента надо исходить прежде всего из того, чтобы он служил достаточно эффективным подспорьем в принятии решений именно на уровне отдельных стран. Модель Месаровича-Пестеля вполне удовлетворяет этому требованию и при наличии соответствующих количественных данных может служить инструментом принятия решений в рамках отдельных стран.

Чтобы подвести рациональную основу под оценку возможных вариантов развития будущего, был использован метод анализа альтернативных сценариев. Мы не в состоянии предсказать, что случится в будущем, какие появятся новые технические открытия; еще меньше поддаются предвидению вопросы, зависящие от личного или социального выбора, ведь они связаны с непредсказуемостью человеческого поведения. Более того, вполне логично предположить существование сразу нескольких различных и достаточно вероятных вариантов будущего, которые будут определяться целым рядом самых различных факторов. Сценарий и представляет собой такую комбинацию возможных в будущем событий и альтернативных социально-политических решений. Не надеясь, что хотя бы один из созданных сценариев будет в точности представлять реальную картину будущего, мы в то же время – при условии, что вся наша подготовительная работа выполнена достаточно добросовестно, – вполне можем рассчитывать, что это реальное будущее лежит где-то в пределах рассматриваемого нами набора возможных сценариев.

В качестве конкретного примера давайте предположим, что человечество, желая обеспечить лучшую жизнь будущим поколениям, наконец-то решилось изменить в соответствии с этой целью структуру и деятельность всех своих учреждений и всю политическую ориентацию. Но легко сказать – изменить институты и политику, в реальной жизни такие изменения не могут происходить сразу, как по мановению волшебной палочки; прежде чем они действительно проявятся, должно пройти некоторое время – период запаздывания, временной лаг. И в течение этого периода все будет оставаться без особых изменений или с незначительными отклонениями от наметившихся ранее тенденций. Я ведь уже отмечал, какое огромное значение приобретает сейчас фактор времени. Месарович и Пестель со всей наглядностью продемонстрировали, к каким поистине катастрофическим последствиям может привести в нынешних, в высшей степени динамичных и нестабильных условиях эффект запаздывания результатов принимаемых политических решений. И это не единственная сложность, которая сопряжена с такого рода решениями. Мы еще к тому же не знаем, каким именно из возможных теоретических альтернативных вариантов в действительности можно воспользоваться для осуществления наших намерений, который из них окажется более удобным и надежным, когда нам следует приступить к намеченным действиям. И совершенно неведомо, как будут зависеть последствия от того, когда именно мы начнем действовать – через 5, 10 или 20 лет. Поистине есть над чем призадуматься, прежде чем выбирать конкретный путь осуществления поставленных в перспективе общих целей. И нам просто необходимо иметь возможность как-то взвесить все альтернативы, приняв во внимание различные варианты и наборы событий – как благоприятных, так и неблагоприятных для достижения наших целей, – которые могут произойти за этот период времени. То есть мы окажемся перед необходимостью сконструировать широкий спектр различных, альтернативных, достаточно логичных и вполне допустимых будущих ситуаций. Это и будут наши базовые сценарии, каждый из которых отразит одну из возможных последовательностей событий и вероятных социальных и экономических решений и вариантов выбора. Потом, создав этот набор сценариев, мы можем с помощью новой методики проанализировать каждый из них в отдельности, проследив возможное воздействие на развитие событий различных альтернативных политических решений. Очевидно, что такой подход обеспечивает куда более объективные и глубокие основы для выбора конкретных путей осуществления поставленных задач, чем те субъективные и непоследовательные методы, которыми мы, за неимением других средств, вынуждены пользоваться сейчас.

В сущности, использование метода Месаровича-Пестеля позволяет нам моделировать динамику каждого из сценариев и оценивать, к каким возможным последствиям в глобальном или региональных масштабах могут привести те или иные конкретные меры, направленные либо на достижение «предпочтительного будущего», либо на то, чтобы избежать развития каких-то нежелательных явлений или процессов. И в этом смысле метод представляет собой самый важный потенциальный прорыв в технике управления человеческой деятельностью. Разумеется, эта методика может и должна быть существенно усовершенствована, в частности, она должна более гибко и адекватно отражать эволюцию социальных условий и социального поведения людей. Можно надеяться, что в будущем будут разработаны новые методы рационального принятия решений, лучше и совершеннее этого. Однако и созданный инструмент обладает в нынешних условиях чрезвычайно большими возможностями.

Особенно большое количество разнообразных, противоречивых, а порою и прямо противоположных точек зрения на возможное, желательное и достижимое будущее возникает в периоды особой социально-экономической нестабильности, потрясений или повышенного брожения умов. Здесь обычно наблюдается особенно широкий спектр политических воззрений и прагматических позиций по поводу того, что именно должен сделать человек, чтобы предотвратить, изменить или выбрать тот или иной из возможных альтернативных вариантов будущего развития. И здесь особую роль может сыграть методика планирования и рационального принятия решений, разработанная Месаровичем и Пестелем. Не становясь ни на одну из субъективных позиций и не служа никакой идеологии, она благодаря своей удивительной гибкости может без труда соотнести друг с другом и согласовать между собой различные точки зрения. Тем, кто занимается планированием или несет ответственность за принятие конкретных решений, предоставляется право судить, какой из возможных альтернативных сценариев кажется им предпочтительным или более достижимым. Потом они могут воспользоваться методикой, с тем, чтобы объективно разработать способы извлечения максимальной пользы из каждой ситуации, постоянно привлекая при этом свое воображение, умение оценивать события, ценностный критерии, а также опыт и знание ограничений, которые накладываются политическими соображениями или политическими условиями. Короче говоря, нет никакой опасности, что модель может заменить человека, принимающего решения, или компьютер – подменить собой политика. Просто отныне те, на ком лежит ответственность за принятие решений, будут гораздо лучше оснащены для того, чтобы выбирать лучшее. И если разумно пользоваться этим средством, прибавив к нему новые взгляды, новые ориентации и новые понятия о добре и зле, оно будет служить общим интересам всех людей.

Важной стороной этого метода является относительная простота применения. Если модель однажды введена в компьютер, доступ к ее использованию уже не ограничен опытным персоналом или специалистами. Диалог между человеком и компьютером может осуществлять любой, кто достаточно хорошо знаком с данной проблемой и в состоянии понять ее конфигурацию и смысл.

Еще более важное достоинство методики состоит в том, что она автоматически заставляет тех, кто занимается анализом или принятием политических решений, применять более объективные и рациональные критерии оценки. Люди весьма редко достаточно ясно представляют себе смысл употребляемых ими же самими понятий и терминов, надо ли говорить, насколько неадекватно воспринимают они язык других. Поэтому обсуждение особенно сложных, комплексных вопросов – таких, как мировые проблемы – почти всегда, даже при наличии доброй воли и стремления понять друг друга, сопровождается недоразумениями и взаимным непониманием. Как я уже говорил, формальные модели требуют четкого, подробного описания проблем. Это достоинство еще более ощутимо при работе с методикой принятия решений, ибо она основана на непрерывном общении с компьютером, а он требует четких формулировок и понимает лишь однозначные вопросы.

Методика Месаровича-Пестеля находится сейчас на ранней, опытной стадии развития. Это означает, что многое в ней еще нужно будет развить и улучшить. Однако даже в том виде, в каком она существует сейчас, ее уже используют или планируют принять во многих странах мира. В Венесуэле, например, с помощью такой модели анализируются различные возможные альтернативы развития стран Латинской Америки в контексте изменения общемировой ситуации. Еще один крупный проект, посвященный оценке воздействия различных альтернатив политики США в области продовольствия на развитие мировой продовольственной ситуации, особенно в случае возможной его нехватки, начат недавно в университете «Кейз вестерн резерв» в Кливленде. Проводить исследования в этой области планируют в Европейском экономическом сообществе, в Финляндии, Австралии, Индии и некоторых странах Африки и района Тихого океана.

Практически все эти проекты осуществляются силами местных специалистов, которые на начальных стадиях пользовались консультациями и помощью группы Месаровича-Пестеля. Сейчас с ними работает и Морис Гернье – француз с картезианским складом ума и глубоким знанием многих проблем развивающихся стран. Благодаря ему значительно расширились контакты и деловое сотрудничество группы с многими учреждениями мира. Недавно решение финансировать очень важный проект приняло федеральное правительство ФРГ. Речь идет о планировании политики в области технологических исследований и развития техники и реорганизации промышленности в развитых странах, ориентированных на деятельность в менее развитых районах мира.

Все эти столь отличные друг от друга проекты объединяет то, что они используют одну и ту же методику и даже до некоторой степени один и тот же или весьма сходный банк данных. Это создает принципиальную возможность для организации целой сети органически взаимосвязанных пунктов планирования, которые постепенно могут быть распространены по всему миру. Эти пункты будут политически и организационно независимыми друг от друга, и каждый из них будет иметь свой штат сотрудников, занимающихся разработкой среднесрочных и долгосрочных перспективных планов развития. Мало того, что это обеспечило бы условия для весьма полезного обмена соответствующей информацией, эти планы, учитывая единый подход к их разработке, могли бы послужить надежной основой для всеобъемлющего, всестороннего видения мира и тенденций его развития. Располагая такой информацией, человечество могло бы координировать свои усилия для решения общих проблем долгосрочного характера или предотвращения тех или иных нежелательных явлений, грозящих ему в будущем. Сейчас, когда мир остро нуждается в единстве и сплоченности, это послужило бы консолидации и объединению вокруг одинаково важных для всех людей проблем. И даже если методика Месаровича-Пестеля окажется недостаточно эффективной для решения глобальных, крупномасштабных задач, все равно она положила начало рационализации процесса принятия решений, и от дальнейшего развития исследований в этой области, в конечном счете, во многом зависит наше общее будущее.

3. Изменение международного порядка

«Это был век мудрости, это был век глупости, впереди у нас было все, и впереди нас не ждало ничего», – заметил в 1974 году, применив к нашему времени слова Чарльза Диккенса, мой друг Ричард Н. Гарднер. «Не будет никаким преувеличением сказать, – добавил он при этом, – что бреттон-вудская финансовая система провалилась, система ГАТТ (ГАТТ – Генеральное соглашение о тарифах и торговле), которая должна была бы по идее создать условия для открытой, недискриминационной торговли, провалилась, попытки добиться соглашения о мировых поставках продовольствия и обеспечения энергией потерпели неудачу, традиционный закон о морском праве уже не выполняется, а соглашения о контроле за ростом населения и охране окружающей среды еще до сих пор не заключены» (Gardner R. N. The Hard Road to World Order. – «Foreign Affairs». New York, 1974). В этих условиях развитые страны вот уже много лет безуспешно пытаются как-то починить расползающийся по всем швам экономический порядок и с помощью незначительных изменений вернуть ему былую устойчивость и стабильность. Развивающиеся страны требуют полностью пересмотреть все правила международной игры в соответствии с логикой исторического развития, которая проявилась в результате борьбы за независимость и недавно вновь ощутимо напомнила о себе повышением цен на нефть. В 1974 году группа развивающихся стран во главе с Алжиром выступила с важной политической инициативой – созвать специальную сессию Генеральной Ассамблеи ООН, на которой были бы обсуждены все эти проблемы.

Первого мая того же года Ассамблея торжественно проголосовала за принятие «Декларации об установлении нового международного экономического порядка» как «наиболее важной основы экономических отношений между всеми людьми и всеми странами». Одновременно с этим была принята и соответствующая «Программа действий». Сама эта программа представляет собой скорее изложение основных принципов или план дальнейшей работы, чем документ, предназначенный для претворения в жизнь. И мнения по поводу ее содержания резко разделились. Между тем необходимость срочно изменить структуру мировой экономики и вдохнуть в нее новую жизнь действительно существует, и проблема эта вполне реальна. Однако такая реформа затрагивала бы насущные и – если смотреть на это с различных точек зрения – вполне законные, хотя и несовместимые между собой интересы широких групп мирового населения. Так что решение этой проблемы, к которой неизбежно примешиваются эмоциональные элементы, сильно осложняется из-за отсутствия ясного видения того, что в нынешних условиях осуществимо, а что нереально, что и когда именно следует претворять в жизнь и чего следует по возможности избегать.

Мы должны осознать, что вот уже в четвертый раз за это столетие человеческая система обнаруживает признаки крайнего напряжения и требует кардинальных перемен. Но, как свидетельствует наша летопись, мы не слишком-то преуспели в реформах: даже в лучших случаях век их оказывается недолог. Вот как описали недавно это американские представители движения «всемирных федералистов»: «...Первое поражение мы потерпели в 1914 году: тогда, из-за того что международная система не нашла средств приспособиться к нуждам только набравших силу промышленных стран, значительная часть мира оказалась ввергнутой в первую мировую войну. Во второй раз мы вновь проиграли в конце 1920-х годов: оказавшись перед лицом небывалого по масштабам глобального экономического кризиса, страны мира погнались за химерами узких, краткосрочных преимуществ и не смогли объединиться против общей беды. В результате весь мир охватила депрессия, лишившая работы миллионы людей и приведшая, в конце концов, к кровавой бойне и разрушениям второй мировой войны. В третий раз страны мира приняли вызов времени: они смогли заняться восстановлением опустошенной Европы и удовлетворить требования миллионов, находившихся под колониальным господством. Вследствие этого мир охватило увлечение международными организациями – была создана Организация Объединенных Наций со всеми ее специализированными учреждениями, включая такие экономические структуры, как Международный банк и Международный валютный фонд. Сегодня мы в четвертый раз вступаем в период кризиса, и перед нами вновь открывается возможность с честью выйти из него. На сей раз этот вызов громче и настойчивее, а последствия поражения обещают быть куда разрушительнее, чем когда бы то ни было раньше в истории человечества. Но и шансы на успех тоже достаточно велики» (U. S. Federalists. Federalist Letter. New York. April 1975. 184).

Как и следовало ожидать, планы и предложения о вариантах перестройки экономического порядка росли как грибы. Стоит миру обнаружить аппетит, как перед ним тотчас появляется сотня поваров, каждый со своим коронным блюдом. Однако положение оказывалось слишком серьезным: здесь было не до партизанщины и не до экспромтов. На сей раз над миром нависла зловещая, но вполне реальная угроза беспрецедентной по масштабам прямой конфронтации между отдельными группами стран. Ведь даже затянувшиеся пререкания между ними о том, кто прав, кто виноват, могли, в конце концов, ввергнуть и без того напряженный мир в пучину всеобщего бедствия. Новый мировой порядок – если он рассчитан на долгие времена – не может быть введен за счет случайного перевеса при голосовании или навязан силой, даже если в какой-то момент в мире действительно существовал такой перевес или кто-то реально обладал такой силой. Он может утвердиться в международных отношениях в том, и только в том случае, если в силу самой своей логичности и справедливости будет добровольно принят широкими слоями мировой общественности; и этот порядок в состоянии на деле обеспечить новый путь к лучшему будущему лишь при условии, что он окажется функциональным.

Поскольку ни одно из известных мне предложений не представлялось достаточно приемлемым и разумным, я решил, что Римскому клубу следует организовать разработку подобного проекта. Я считал, что проект должен быть, с одной стороны, достаточно всеобъемлющим и глубоко новаторским, а с другой – вполне реалистичным и осуществимым в нынешних условиях. И его надо было вынести на широкое общественное обсуждение, прежде чем ситуация еще более ухудшится и наши рекомендации утратят актуальность и устареют. Так что здесь необходимо было выиграть время. Поэтому я в надежде на последующее одобрение моих коллег срочно предпринял несколько шагов, чтобы обеспечить скорейшее осуществление задуманного. Во главе проекта должен был встать человек с солидной научной репутацией, опытом в области планирования и широким, международным экономическим видением. Я не знал никого, кто бы больше подходил для этой роли, чем лауреат Нобелевской премии Ян Тинберген. В сентябре того же года я обсудил с ним эту идею, он согласился принять участие в ее осуществлении и через несколько недель представил план проекта, назвав его «Перестройка международного порядка» (РИО).

Мы были совершенно единодушны в том, что, делая основной акцент на проблемах экономического порядка, проект вовсе не должен обходить стороной связанные с этим вопросы социально-политического характера. Из этих соображений мы решили, не расширяя и без того уже достаточно обширного круга вопросов, которые мы хотели обсудить в проекте, просто выкинуть слово «экономический». Проект этот по своей природе сильно отличался от всех наших предшествующих мероприятий, которые в значительной степени основывались на научных исследованиях. Здесь не так уж много надо было изучать чисто научными методами, зато требовалось знание мировой экономики, ее функционирования и ее неполадок. Возможным результатом проекта могли бы стать конкретные рекомендации тем, кто принимает решения, и представителям отдельных социальных групп, отражающих те или иные интересы. В ходе работы над проектом могли быть выработаны определенные принципы поведения и деятельности и основные направления политики, а также предложения о создании новых или реорганизации существующих учреждений. Все эти меры должны быть в конечном счете ориентированы на то, чтобы обеспечить условия для более сбалансированной, устойчивой эволюции человеческой системы. Так что документ неизбежно приобретал большое политическое звучание. И как таковой, вне зависимости от того, к каким конечным выводам приводил, он немедленно становился предметом жестоких и яростных атак буквально со всех сторон. В нашем мире, полном контрастов, неоправданных иллюзии и претензий, критикуют любой политический документ – консерваторы всегда находят его слишком уж радикальным, новаторы – недостаточно новаторским. Насколько я знал Тинбергена, он был готов ответить на это спокойно, убежденно и со свойственной ему учтивостью. А я со своей стороны всегда был готов оказать ему поддержку и прийти на помощь независимо от моего личного отношения к окончательным выводам проекта. Все наши ожидания потом полностью сбылись.

Тем временем события стремительно развивались, и заключение нового международного социального контракта стало настоятельной политической потребностью нашей эпохи. На эту тему появилось уже великое множество разного рода деклараций и манифестов. Следом за первомайской декларацией ООН появилась «Хартия экономических прав и обязанностей государств», поставленная на повестку дня Генеральной Ассамблеи ООН по инициативе Мексики и принятая в декабре того же года подавляющим большинством голосов. Еще раньше, в октябре, в результате совместного заседания двух специализированных учреждений ООН – (ЮНЕП – United Nations Environment Programme – Программа ООН по окружающей среде) и ЮНКТАД (ЮНКТАД – United Nations Conference on Тrаde and Development – Конференция ООН по торговле и развитию) – вышла так называемая «Кокойокская декларация». Затем появились одна за другой «Резолюции о сырьевых материалах», которые были приняты в Дакаре и Алжире Конференцией неприсоединившихся стран и главами государств – членов ОПЕК (ОПЕК – Организация стран-экспортеров нефти) в январе и в марте 1975 года, заявление ЮНИДО (ЮНИДО – United Nations Industrial Development Organization – Организация ООН по промышленному развитию) – «Декларация о промышленном развитии и сотрудничестве» – и еще один документ неприсоединившихся стран – «Программа взаимопомощи и сотрудничества». Два последних документа были приняты в апреле и августе в Лиме. Примерно в то же самое время с заявлениями и декларациями о новом международном экономическом порядке выступили такие различные по сфере деятельности и организационной структуре учреждения, как Третий всемирный форум, Межпарламентский союз, Международная конфедерация свободных профсоюзов и Секретариат Британского содружества наций. Будут, несомненно, и другие – вряд ли поток их в ближайшее время оскудеет.

Большинство всех этих деклараций и документов содержало прямые или косвенные, умышленные или непреднамеренные выпады в адрес развитых стран. И объектом критики с самых различных позиций и точек зрения стало то нетерпимое привилегированное положение, которое вопреки духу времени они занимают в нынешних экономических отношениях. В данный момент под обстрелом оказались пока только богатые страны Запада и Япония, однако, в конечном счете, это будет распространено на все промышленные страны, которые практически монополизировали право пользоваться достижениями научно-технической революции. И здесь надо внести некоторую ясность. Это всемирная социально-политическая революция бедных. Она будет набирать силу, движимая не столько теми или иными положениями идеологического порядка, сколько гневом, возмущением и протестом против несправедливости. Миллиарды людей будут настойчиво требовать перераспределения власти, богатств и доходов. Невозможно предсказать, какие именно формы примет в дальнейшем это движение, и какова будет реакция на него более благополучных стран, несколько ошеломленных натиском и не имеющих единой тактики действий. Однако можно с уверенностью утверждать, что эти революционные процессы невозможно остановить и что самые бурные события еще ждут нас впереди.

Проект быстро продвигался вперед. Разработанные Тинбергеном предложения были немедленно одобрены, и он тотчас же приступил к работе, собрав группу из двадцати первоклассных ученых, представлявших различные научные дисциплины и страны с разными политическими системами. Нашел он себе и весьма опытного и знающего директора – Яна ван Эттингера из Роттердама. Довольно значительная финансовая поддержка проекта была обеспечена голландским правительством – лишнее подтверждение его политической дальновидности в сравнении с другими богатыми правительствами, которые не только слышать не хотят ни о каких изменениях, но и не склонны оказывать поддержку их изучению. По плану проект должен был быть завершен к середине 1976 года (Доклад Я. Тинбергена «РИО» – перестройка международного порядка» (Tinbergen I. (Coordinator). RIO – Reshaping the International Order. New York, 1976) был представлен на специальной встрече Римского клуба «Новый международный порядок», созванной в октябре 1976 года в Алжире по инициативе правительства этой страны). Однако мы понимали, что перестройка международного порядка будет непрерывным, длительным процессом: многие месяцы интенсивной работы займет один только критический анализ и обсуждение рекомендаций проекта «РИО» и путей его последующего претворения в жизнь. Поэтому мы наметили на 1977 год целый ряд различных встреч и совещаний, на которых предполагалось обсудить результаты работы.

В момент, когда я пишу эти строки, проект находится лишь в середине подготовительной стадии. Так что я могу комментировать только некоторые его общие принципы и направления. Отправным пунктом анализа международных отношений служит положение, что главная цель мирового сообщества состоит в настоящее время в значительном улучшении условий жизни наших самых обездоленных собратьев или, говоря словами Тинбергена, в обеспечении «достойной жизни и умеренного благосостояния всем гражданам мира».

На основании данных за 1970 год Тинберген показывает, что средний реальный доход на одного представителя наиболее богатой десятой части мирового населения в тринадцать раз превышает соответствующий показатель для беднейшей десятой части жителей планеты. Разрыв между наиболее высоким доходом богатых стран и самым низким для беднейших будет, разумеется, еще во много раз выше. Однако снижение степени неравенства в распределении доходов в пределах той или иной страны – это внутреннее дело самой страны. Здесь речь идет о том, чтобы уменьшить зазор между средними уровнями доходов в международных масштабах. Для того чтобы достигнуть этой цели, «РИО» предусматривает различные темпы среднегодового роста доходов на душу населения в развитых и развивающихся регионах мира. Если его среднегодовой рост в развивающихся странах должен достигнуть весьма значительного уровня – 5% в год, то есть удваиваться каждые 14 лет, то в развитых странах прирост должен либо остаться на нынешнем уровне, либо даже уменьшиться. На эти процессы, однако, будет оказывать воздействие целый ряд самых различных факторов, наиболее важные из которых – темпы роста численности населения и уровень производства продовольствия.

Период, рассматриваемый в проекте, охватывает ближайшие 40 лет. За это время разрыв в доходах между бедными и богатыми должен быть сокращен с 13:1 до 3:1 – последнее представляет «предельно допустимое» соотношение, существующее ныне между богатыми и бедными районами Европейского экономического сообщества. Рассматривается, однако, также и другая, более реальная альтернатива – сократить этот разрыв с 13:1 лишь до 6:1.

Достижение этих целей – при всей их кажущейся на первый взгляд умеренности – потребует совместных усилий на глобальном уровне на протяжении всего указанного периода. И осуществление их возможно лишь при условии кардинального изменения структуры власти в мире во всех областях: технической, экономической, политической и военной, – а также реформы и обновления практики международных отношений и деятельности соответствующих учреждений, рыночной системы и многих вещей, касающихся каждой из стран в отдельности. Грандиозность и чрезвычайная сложность поставленной задачи очевидна, однако ее необходимо, во что бы то ни стало решить. Тщательно проанализировав множество самых различных идей и предложений, группа Тинбергена сформулировала новые, оригинальные и весьма убедительные подходы к решению широкого круга выделенных проблем. Они включают следующие вопросы: стратегии достижения необходимых изменений; валютная система; перераспределение доходов; финансирование развития; индустриализация, торговля и международное разделение труда; производство и распределение продовольствия; энергия и сырье; управление использованием океана; транснациональные предприятия; научные исследования и техника, сокращение вооружений. Все эти различные элементы должны быть объединены в едином контексте. Так, технические и технологические факторы во многом способствуют усилению централизации и специализации, увеличивают степень взаимозависимости между отдельными звеньями и сферами. Эти процессы, однако, находятся в компетенции отдельных стран, и воздействие на них блокируется барьерами суверенитета. Вместе с тем свойственные человеку стремления к самовыражению, активной деятельности и личному участию благоприятствуют развитию тенденций к самоопределению и опоре на собственные силы, что, в конечном счете, предполагает децентрализацию процесса принятия решении и максимально возможное его приближение к операционному уровню. А каждое суверенное государство склонно интерпретировать этот уровень соответственно своим нынешним границам. В проекте «РИО» предпринята попытка совместить и примирить противоположные тенденции – к централизации и децентрализации, функциональному коллективизму и индивидуализму, всеобщей взаимосвязанности и разнообразию.

«РИО» предстоит продумать, как обеспечить отток производственной деятельности от перенаселенных, высокоразвитых в промышленном отношении районов, или «центров», к отдаленной «периферии», где оказываются более благоприятными некоторые факторы производства и где, к тому же, настоятельно необходимы самые срочные меры, направленные на удовлетворение основных человеческих потребностей и обеспечение законного права на труд. Я надеюсь, «РИО» сможет доказать «центрам», что в их же собственных долгосрочных интересах проявить сейчас просвещенную щедрость, чем потом быть вынужденными пойти на те же самые уступки; и убедить представителей «периферии», что если они отправятся в одиночестве в свой трудный путь к развитию – как они порой уже пытаются делать в порыве отчаяния и безысходности, – то могут, в конце концов, лишь ухудшить свое и без того тяжелое положение.

Воспитательная роль в решении этой и многих других проблем современности – далеко не последний по важности результат, которого можно ожидать от проекта «РИО». Возвращаясь к уже затрагиваемой выше теме, хочу еще раз выразить уверенность, что проект сможет показать всем людям и странам, что – хотят они того или нет – им придется жить в условиях глобальной взаимозависимости. И научиться жить в этом мире – трудное искусство, которое потребует не только изменения наметившихся ныне тенденций, но и кардинальной перестройки политического мышления и той политической практики, которая так скверно направляет развитие современного мира. Управление взаимозависимостью вместе с управлением изменениями и управлением сложностью на глобальном уровне составляют триаду, без которой нам не обойтись, если мы хотим выжить и улучшить качество своей жизни в век империи человека.

В ближайшие годы в исследованиях по проекту «РИО» должны принять более непосредственное участие представители социалистических стран. Пытаясь у себя на Западе найти подходы к решению проблематики будущего на «глобальном» уровне, мы – величающие себя Первым миром – обычно либо вовсе не принимаем в расчет, либо уделяем недостаточно внимания огромной части человечества, которая населяет обширную территорию, начиная от Восточной Европы через Советский Союз до Китая и Северной Кореи, включая район Юго-Восточной Азии, и зовется Вторым миром. Да и Третий и Четвертый миры, требуя нового порядка, редко прямо обращаются ко Второму миру; именно Первый мир они считают главным ответчиком по этому вопросу – и, возможно, в этом они правы. Тем не менее, выработка общих принципов подхода к новому международному экономическому порядку – явно не тот вопрос, который мог бы быть решен без активного участия социалистических стран.

При всех тревогах и заботах, которые могут в наше время внести в человеческую систему беспокойные революционные социально-политические процессы, их все-таки следует рассматривать скорее как положительное явление, ибо они – свидетельство жизнеспособности нашей системы. Новый экономический к – на который нацелена сейчас вся борьба и осуществление которого, возможно, со временем направит ее в русло конструктивной, созидательной деятельности – представляет собой не что иное, как лишь временную, промежуточную стадию эволюции человечества, ибо в основе этого порядка будет лежать система множества в значительной степени суверенных государств. И здесь возникает два вопроса. Осуществима ли вообще – пусть даже как заведомо промежуточный шаг – подобная трансформация мировой экономической системы, учитывая, что ей суждено брать старт в обстановке всеобщего беспорядка? И сможет ли новая система со временем эволюционировать в таком направлении, чтобы, в конечном счете, отвечать требованиям воистину глобального сообщества многих миллиардов людей?

Лично я скорее склонен дать положительные ответы на оба эти критических вопроса, при условии, однако, что параллельно с реформой системы будут меняться и сами люди, что они, наконец, поймут, что в их же собственных интересах научиться приспосабливать свое поведение и пути своего развития к поведению и развитию других людей. Это, конечно, весьма существенное «если» – и все-таки мой ответ положителен, ибо, как я уже сказал, люди способны изменить и свое бытие, и свои действия, если они поймут, что в этом их единственный путь к спасению. И многие признаки говорят нам о том, что такие процессы в сознании многих людей уже происходят.

И мы вновь – уже в который раз – возвращаемся к нашей исходной мысли – все зависит от самого человека. Или, проще говоря, судьба любого нового мирового порядка – потерпит ли он крах, или ему суждено долгая жизнь – будет зависеть от качеств людей, которым он служит.

4. О продовольствии, энергии и сырье

Хотя Римский клуб с самого начала решил ограничить свою деятельность лишь главными, фундаментальными проблемами человечества, к нему часто обращаются с просьбой принять участие и в обсуждении других актуальных вопросов. В принципе я не против этого. при условии, разумеется, что у Клуба есть время и возможность внести действительно оригинальный, конструктивный вклад в разработку этих вопросов и что подход к ним осуществляется на долгосрочной, глобальной основе. Говоря «долгосрочной», я подразумеваю тот временной интервал, который используется в прогнозах ООН об удвоении мирового населения, а именно ближайшие 30-40 лет. Этот период приблизительно соответствует времени, необходимому и для смены поколений в управлении миром.

Мне известно, что сейчас все более и более широкое распространение получает идея, что такой быстрый рост мирового населения нереален из-за опережающего развития ограничивающих его внешних факторов. И все-таки вряд ли правомерно с такой легкостью исключать возможность, что в начале следующего столетия нас будет уже 7 или 8 миллиардов – ведь нельзя, чтобы подобная ситуация застала человечество врасплох. (В данном случае лучшим способом предупредить материализацию этих прогнозов является трезвый анализ того, к чему в действительности может привести удвоение мирового населения, ибо такой анализ, несомненно, покажет, что это слишком много для нашей старой доброй матушки-Земли, и что куда лучше заблаговременно и обдуманно ограничить число за счет ограничения рождаемости, чем допустить действие не поддающихся контролю эпидемий, голода и войн, предоставляя им работу по регулированию населения за счет увеличения смертности.)

Чтобы возбудить интерес ко всем этим проблемам, я подготовил и передал ряду людей, включая и тех, кто не являлся членом Клуба, документ, где изложил свои соображения и поставил несколько чрезвычайно интригующих, с моей точки зрения, вопросов. Например, можно ли за столь короткое время удвоить всю физическую инфраструктуру мира – не только дома, а целиком населенные пункты и, может быть, даже города плюс промышленные предприятия, дороги, порты и прочие средства и виды обслуживания, необходимые для жизни современного человека? Каким образом можно обеспечить необходимую для этого промышленную базу и источники финансирования, учитывая, что общий объем строительных работ за какие-то три-четыре десятилетия был бы в этом случае близок к тому, что сделано человечеством за последние десять или двадцать столетий? Где можно разместить еще один мир, сотворенный руками человека? Может ли быть обеспечено одновременное увеличение производства продовольствия, товаров и услуг, способного удовлетворить растущие потребности огромной массы людей? И можно ли достигнуть такого уровня производства, не нанося непоправимого ущерба экосистеме? Реально ли вовлечь в это колоссальное предприятие всех без исключения обитателей планеты, не оставляя, как сейчас, за бортом сотни миллионов «лишних» людей?

Я вовсе не так наивен, чтобы надеяться сразу получить ответы на все эти вопросы, и все-таки я считал необходимым прямо их поставить, хотя бы для того, чтобы постепенно искать возможные ответы и решения. Я обратился к Яну Тинбергену с просьбой помочь мне организовать их изучение, и он посоветовал поручить первый из такого рода проектов профессору Амстердамского университета Хансу Линнеманну, сам же выразил готовность участвовать в нем как консультант. Линнеманн собрал группу, в которую вошли представители его университета, а также Сельскохозяйственного университета города Вагенингена (Голландия) и гаагского исследовательского Института экономики сельского хозяйства. Сообща они взвесили свои относительно скромные материальные возможности и решили для начала сконцентрировать усилия своей небольшой группы на анализе самой базовой из всех человеческих потребностей – потребности в пище. Сам Линнеманн любит повторять слова Махатмы Ганди: «Если бог является бедняку, то только в виде хлеба и обещания работы».

Следуя завету «сначала о главном», проект сфокусировал основное внимание на том, как обеспечить продовольствие для удваивающегося мирового населения. На начальном этапе – завершившемся в декабре 1975 года – анализировались главным образом причины голода и недоедания в мире; не подлежало сомнению, что они носят в основном социально-экономический характер. Для описания всех сложных взаимосвязей и соотношений, определяющих мировую продовольственную ситуацию, включая и поведение так называемых актеров – субъектов действия, к которым относятся производители, потребители и правительства, – была построена комплексная математическая модель. С ее помощью предполагалось проследить и проанализировать год за годом, до 2010 года, развитие мирового сельскохозяйственного сектора. Более 100 стран были объединены в десять обширных геоэкономических регионов. Группа рассчитывала, что окончательные результаты исследований позволят показать, какие именно политические решения и действия – как в рамках отдельных стран, так и на уровне мира в целом – благоприятствуют решению этой кардинальной проблемы и каких, напротив, следует избегать.

Независимо от модельных исследований был теоретически рассчитан абсолютный максимум возможного производства продовольствия на планете при идеальных условиях. Как и следовало ожидать, оказалось, что Земля в состоянии прокормить гораздо больше людей, чем предрекают даже самые смелые прогнозы, – особенно если человечество только тем и будет озабочено, как набить себе желудок. Расчеты подтвердили также и то, что достигнутый ныне уровень производства продовольствия вполне достаточен, чтобы обеспечить надлежащее питание жителям планеты – при условии, разумеется, что вся наличная пища будет распределяться между людьми по справедливости и в соответствии с их потребностями.

Предварительные результаты исследований были представлены Римскому клубу на специальной конференции, организованной в июне 1975 года Обществом австрийских колледжей в уже упоминавшемся местечке Альпбах. Несмотря на обнадеживающие возможности планеты в производстве продовольствия, первые прогоны модели показали весьма печальную картину – масштабы голода в мире будут со временем еще больше увеличиваться. Понятием «голод» выражалось такое положение, когда действительное среднее потребление продовольствия на одного человека в рассматриваемом регионе оказывалось ниже минимального расчетного стандартного уровня, взятого для того же самого региона. На той стадии исследований было выявлено ожидаемое к 2010 году увеличение масштабов голода в мире более чем в три раза.

И ни одна из рассматриваемых в настоящее время стратегий или их комбинаций – которые наряду с прямым увеличением производства продовольствия предполагали также создание запасов, продовольственную помощь и регулирование или стабилизацию цен на мировом рынке – не обеспечивала возможности покончить с голодом. Единственная политическая альтернатива, которая обещала хоть как-то облегчить нехватку продовольствия в мире, заключалась в том, чтобы возложить на крупнейших мировых производителей и экспортеров так называемые буферные функции. Иными словами, эти страны – то есть практически, как отмечалось, США, Канада и, возможно, несколько других – должны были бы взять на себя ответственность за обеспечение мира продовольствием и, таким образом, корректировать в обозримом будущем производственную и торговую политику, чтобы в первую очередь гарантировать соблюдение интересов мира в целом, даже в ущерб своим собственным национальным интересам. Тем самым выводы группы Линнеманна представляли еще одно грозное предостережение – необходимо что-то срочно предпринять, чтобы избежать всеобщей, глобальной катастрофы.

Сейчас еще рано предсказывать окончательные выводы этого проекта. Однако если подтвердятся его предварительные результаты, то они со всей очевидностью покажут, что даже для того, чтобы навеки изгнать с планеты голод, необходимы качественно новые нормы взаимоотношений между людьми, основанные на принципах солидарности и сотрудничества. Вместе с тем, если трезво смотреть на вещи, кажется весьма маловероятным, чтобы в наше время несколько стран, исходя из альтруистических побуждений, добровольно взвалили на свои плечи беспрецедентные экономические обязательства, да вдобавок к этому, по-видимому, еще и определенные финансовые тяготы. Да против этого немедленно выступит общественность этих стран, восстанут налогоплательщики, и подобные поползновения – если даже они всерьез у кого-то и возникнут – будут в самом зачатке блокированы и в конечном счете пресечены, хотя бы из-за необходимости поддерживать равновесие между различными политическими силами, которые обязательно скрестят шпаги по этому поводу.

Но если это «буферное» решение, которое должно осуществляться за счет добровольной инициативы нескольких стран, является единственным выходом из создавшегося положения и если оно при ближайшем рассмотрении оказывается нереальным, то что же тогда будет? Неужели вслед за вооружением и нефтью продовольствие тоже превратится в политическое оружие и средство политического давления, и нам из-за своего же собственного безрассудства суждено, в конце концов, стать свидетелями такого «решения» проблемы, как возрождение феодального, монопольного права сортировать людей и целые народы и решать, кто получит пищу и, следовательно, будет жить. Здесь мы имеем дело с одной из тех безнадежных дилемм, о которых стараемся просто не думать, что, как известно, служит самым надежным способом превратить их в неразрешимые. Вот такими-то средствами и вымощен нынешний путь человечества к катастрофе, и мы должны свернуть с этого пути. Я не думаю, что этот процесс относится к числу мероприятий, которые осуществимы на высшем уровне; он должен быть основан на изменениях в сердцах самих людей – но об этом несколько позже.

Если использовать методы, разработанные в рамках обсуждаемого проекта для изучения мировой продовольственной ситуации, применительно к анализу всего мирового промышленного производства, то он, скорее всего, покажет, что, как я уже отмечал, для того, чтобы мировая промышленная система действительно служила нуждам многих миллиардов потребителей, необходимо фундаментальным образом изменить всю ее структуру. И эта задача, пожалуй, потруднее, чем решение продовольственной проблемы. Ведь идеальный набор промышленных товаров определить куда сложнее, чем обусловленный вполне осязаемыми факторами физиологического характера минимальный рацион питания. Не говоря уже о поистине громадных по масштабам частных капиталовложениях и частнопромышленных интересах, с которыми придется считаться всякому, кто решится хотя бы подступиться к этой сложнейшей из проблем.

И, тем не менее, изучение мировой промышленности превратилось сейчас в одну из важнейших задач. В разных местах я уже касался отдельных граней целостного промышленного комплекса, который требует тщательного и всестороннего исследования. К ним, в частности, относятся такие вопросы, как относительная роль частного и общественного секторов в мировом промышленном производстве; трансформация многонациональных корпораций и методы регулирования их взаимоотношений с государствами; возможные коллективные функции и коллективная ответственность крупных компаний и, наконец, основные принципы и направления, в соответствии с которыми должна решаться проблема реорганизации и рационализации мировой промышленной системы. При изучении последнего вопроса можно для начала ограничиться рассмотрением достаточно широкого круга ключевых секторов промышленности. Я бы очень хотел участвовать в организации такого рода проекта, и даже не обязательно под эгидой Римского клуба. Собственно говоря, за последние годы я уже несколько раз пытался подготовить для этого почву, но пока безуспешно. Сегодня потребность в подобном исследовании стала еще более настоятельной, и к нему нужно приступить как можно скорее, ибо его результаты должны помочь нам пересмотреть устаревшие взгляды в соответствии с изменившейся действительностью. В дальнейшем я остановлюсь на этой теме более подробно.

Вскоре после выхода в свет доклада «Пределы роста» Римский клуб начал искать возможности провести специальное исследование, посвященное роли науки и техники в решении проблем современности. Причиной этому послужили многие критические замечания в адрес проекта, упрекавшие его в недостаточном учете возможностей науки и техники, которые – при соответствующей ориентации – могли бы, по мнению авторов этих замечаний, решить многие проблемы, связанные, в частности, с нехваткой природных ресурсов. В конце концов, мы предложили возглавить этот новый проект Деннису Габору (Габор Деннис – физик (Великобритания), лауреат Нобелевской премии 1971 г. за открытие голографии – Прим. ред.) и Умберто Коломбо (Коломбо Умберто – итальянский экономист – Прим. ред.), имевшему большой опыт в сфере промышленного управления и в то время занимавшему пост председателя Комиссии по вопросам политики в области науки и техники при ОЭСР. Оба они приняли наше предложение.

После консультаций с рядом видных ученых тематика обследования была несколько изменена; с одной стороны, в известной мере расширена, а с другой – более четко ориентирована. Перед проектом была поставлена цель – оценить, достаточно ли – с учетом нынешнего состояния и перспектив развития науки и техники – на планете ресурсов, чтобы удовлетворить базовые потребности растущего населения в энергии, продовольствии и сырье на многие десятилетия или даже столетия вперед. Была собрана большая группа всемирно известных экспертов, – которых в шутку называли «технологическими оптимистами» – во главе с Габором и Коломбо, согласившимися вдвоем руководить работами. Щедрая финансовая помощь министерства по делам науки и техники Канады позволила покрыть все расходы по осуществлению проекта. Доклад этой рабочей группы скоро будет опубликован под заголовком «За пределами века расточительства» – название, продиктованное желанием напомнить о нашей святой обязанности – бережно и рачительно относиться к земным богатствам и помнить об интересах тех, кто придет после нас.

Исследование со всей очевидностью показало, что все три области объединены сложной сетью взаимосвязей в единую систему, требующую глобального подхода к своему изучению. При рассмотрении каждой из областей в отдельности создается впечатление, что при известных условиях наука и техника могут дать человеку все необходимые сырьевые материалы, и в огромных количествах. На самом же деле указанная уже взаимосвязь между ними кардинально меняет картину: успешные исследования и разработки в одной из них зависят, и часто решающим образом, от сопутствующего прогресса в других областях, причем, отнюдь не ограничиваясь тремя рассматриваемыми. Не имея возможности представить здесь все результаты этого в высшей степени интересного исследования, я ограничусь лишь некоторыми наиболее важными выводами.

В отношении продовольствия исследование в значительной степени подтвердило выводы Линнеманна о центральной роли факторов социально-экономического и культурного характера. Что касается научно-технических знаний, необходимых для освоения под сельское хозяйство новых земель и увеличения плодородия почв, то практически все они уже получены. Продвижение фронта научных исследований требуется лишь в отдельных областях, таких, как использование водных ресурсов, опреснение воды, оптимизация применения удобрений, методы закрепления в почвах азотных соединений, а также производство моноклеточных белков из химических продуктов и отходов сельскохозяйственного производства.

Еще меньше оснований для беспокойства представляет, в общем и целом, проблема минеральных ресурсов. Хотя в ближайшие десятилетия ожидается истощение практически всех ныне известных и наиболее доступных для разработки месторождений, потенциальные запасы соединений почти всех необходимых человеку химических элементов достаточно велики и обеспечение ими не вызывает серьезных сомнений. Вместе с тем отмечается возможный недостаток таких действительно редких элементов, как, например, серебро, ртуть, золото, платина и гелий, они-то и могут оказаться узким местом для развития некоторых важных технологических процессов и промышленных методик. Другим абсолютно незаменимым и существенным для жизнедеятельности человека элементом является фосфор – ключевой компонент всех минеральных удобрений. И хотя вряд ли есть основания ожидать существенных перебоев в обеспечении им, возможно, было бы целесообразно принять определенные меры, регулирующие его потребление на глобальном уровне, с тем, чтобы предотвратить превращение его в фактор, лимитирующий развитие сельскохозяйственного производства. Необходимость такого рода мер диктуется, в частности, тем обстоятельством, что темпы роста мирового потребления фосфора почти в три раза обгоняют темпы роста численности населения планеты. Наука и техника могут сыграть важную роль в решении многих проблем, связанных с обеспечением сырьевыми материалами. К числу таких проблем относятся экономия и сохранение материалов, миниатюризация оборудования, использование вторичного сырья, разработка новых технологических процессов, получение новых материалов и т. д. Основные выводы проекта вкратце сводятся к тому, что проблема обеспечения сырьем лимитируется скорее вопросами стоимости, транспортировки и организации, чем физическим недостатком ресурсов.

Что действительно представляет серьезную проблему, так это энергия. При наличии достаточно дешевых, не загрязняющих среды, ботатых источников энергии можно было бы относительно легко найти технические решения продовольственной и сырьевой проблем. Однако перспективы овладения такими источниками весьма малоутешительны: в ближайшее время вряд ли следует рассчитывать на широкое использование способов производства энергии одновременно недорогих и приемлемых как с социальной, так и с экологической точек зрения. И, учитывая длительный путь от научных исследований и разработок до широкого промышленного использования, нет оснований ожидать появления новых источников энергии, и мир должен будет, по меньшей мере, еще три-четыре десятилетия полагаться главным образом на ископаемое топливо, в основном нефть и уголь. Более того, прежде чем человечество овладеет практически неисчерпаемыми энергетическими источниками, ему, возможно, предстоит еще пережить периоды острой нехватки энергии. При этом придется позаботиться и о сохранении видов ископаемого топлива для использования в других целях, не связанных с энергетическим производством. Вследствие этого особенно важно ускорить по возможности внедрение программ, направленных на постепенное замещение обычных источников энергии какими-то иными системами энергоснабжения. Так что прежде чем можно будет надеяться на окончательное улучшение мировой энергетической ситуации, надо быть готовым к любым трудностям и непредвиденным осложнениям.

Доклад утверждает, что в скором времени не следует рассчитывать ни на какие возобновимые или практически неисчерпаемые источники энергии, а широкое применение некоторых из них к тому же оказывается сопряженным с достаточно серьезными проблемами. До сих пор еще не доказана реальная возможность производства энергии за счет термоядерного синтеза, необходимо интенсифицировать научные исследования и разработки в этой области, но пока что рано связывать с этим какие бы то ни было планы на будущее. Весьма ограниченной считается и возможность широкого использования геотермальной энергии, она будет существенно зависеть от успешного решения проблемы извлечения тепла из земной коры. Сомнительными с экономической точки зрения представляются пока авторам доклада и перспективы широкого применения для производства электроэнергии или обогрева солнечной энергии: прогресс в этой области требует преодоления ряда трудностей технического и технологического характера. Единственным способом производства энергии, на который можно рассчитывать в длительной перспективе уже при нынешнем уровне научно-технических знаний, остается атомная энергетика, основанная на реакций деления ядер. Доклад отмечает, однако, что и здесь существует ряд проблем социального характера и, кроме того, не решены еще вопросы, связанные с обеспечением безопасности и надежности атомных электростанций. А для широкого внедрения реакторов-размножителей предстоит преодолеть и некоторые чисто технические трудности.

Должен сказать, что лично я придерживаюсь в отношении ядерного решения энергетической проблемы куда более пессимистических и радикальных позиций, чем мои ученые коллеги. Ведь в настоящее время это решение, по сути дела, означает широкое использование атомных электростанций обычного типа – основанных на расщеплении тяжелых ядер. Я не берусь судить, насколько реально сделать их чистыми, надежными и приемлемыми для человеческого общества, и не берусь оспаривать это, коль скоро в этом так уверены многие серьезные ученые, почти все политические деятели и представители промышленных кругов. В чем я лично действительно не уверен, это в возможности сделать чистым, надежным и безопасным само современное человеческое общество. Я уже посвятил много страниц описанию того состояния хаоса и беспорядка, в котором оно пребывает, его неуправляемости и неспособности к рациональным и гуманным поступкам, царящих в нем непреодолимых противоречий, с которыми оно не в состоянии справиться. Можно ли позволить такому обществу стать ядерным? Трудно представить себе, чтобы в ближайшие несколько десятилетий это общество образумилось и смогло бы стать надежным хозяином и защитником нескольких тысяч огромных ядерных электростанций и к тому же обеспечить ежегодную транспортировку через всю планету и переработку таких количеств смертельно опасного плутония-239, которые в десятки тысяч раз превышают дозу, способную уничтожить всех нынешних жителей Земли. Человечество поступило бы в высшей степени опрометчиво и безрассудно, если бы стало ядерным, предварительно не подготовив для этого всю человеческую систему. И проблемы здесь встают отнюдь не технического или экономического, а политического, социального и культурного характера. И те, кто, потеряв голову от небольшой дозы сильнодействующего ядерного наркотика, стремится протолкнуть ядерные программы, направленные на распространение этого зла по всему обществу, должны ясно отдавать себе отчет, что тем самым они, по сути дела, обрекают своих преемников на тяжелую и неизлечимую ядерную наркоманию.

Я прекрасно понимаю, сколь важно для человеческой системы на нынешней стадии ее эволюции в изобилии обеспечить себя энергией, и эта поистине первостепенная задача должна быть так или иначе решена. Но надо еще доказать, что ядерное решение представляет собой действительно единственное из возможных – по крайней мере на некий промежуточный период – решений. И если это и в самом деле единственный выход из положения, тогда наш величайший долг и святая обязанность – заняться сначала изменением самого нашего общества, подготовить его в культурном и многих других отношениях к важному и ответственному шагу. Правда, у нас осталось прискорбно мало времени. И все народы должны четко осознать, что если уж они решили встать на этот путь, то должны быть готовы потратить на соответствующую социальную и культурную подготовку общества не меньше времени, сил и умения, чем на разработку научно-технических и промышленных аспектов ядерной энергетики.

Эта социальная и культурная переориентация общества должна осуществляться не только на уровне отдельных стран, но и в международных масштабах. Наступил момент для объединенных действий человечества, и энергетическая проблема представляет сейчас одну из первоочередных задач, требующих такого объединения. Энергетические программы планеты должны определяться при участии всех без исключения групп и слоев населения и активной роли мировой общественности. Если не будут до конца продуманы социальные и культурные аспекты этих программ, то просчеты могут оказаться роковыми для человечества, и ядерная эпопея превратится в одну из самых страшных катастроф в его истории.

Итак, человечество стоит сейчас перед выбором дальнейших путей своего энергетического развития, – путей, которые во многом предопределят на десятилетия вперед его образ жизни, а возможно, и саму его судьбу. И поэтому долг каждого политического руководителя – еще и еще раз серьезно подумать над решением этой проблемы не только с точки зрения своей страны, а с позиций интересов всего человечества. Необходимо еще раз взвесить целесообразность ядерного пути. Возможно, при тщательном рассмотрении более разумным окажется ориентация на широкое промышленное применение солнечной энергии, пусть даже этот вариант будет в чем-то проигрывать перед ядерным. Я уверен, что при разумном подходе и трезвой оценке возможных альтернатив мировая общественность все-таки отдаст предпочтение солнечному, а не ядерному обществу.

5. Пора подумать о целях

Встречи на высшем уровне не редкость в наше время. Однако – как это ни странно – в их повестке дня не часто встретишь упоминание о том сгустке проблем, природу, взаимосвязь и развитие которых пытается понять и вынести на широкое общественное обсуждение Римский клуб. А если подобные вопросы случайно и затрагиваются на межправительственных конференциях и встречах, то, как правило, вскользь и исходя из краткосрочных интересов участников. Как это ни парадоксально, но никогда еще важнейшие для всего человечества проблемы не оказывались главной целью таких высоких встреч. Официальные представители народов мира, кажется, абсолютно уверены, что будущее человечества находится вне сферы их компетенции, поэтому в лучшем случае они могут позволить себе роскошь бегло коснуться его в конце переговоров, обсудив все важные, с их точки зрения, проблемы, к которым относятся любые вопросы и даже мельчайшие детали, затрагивающие их престиж или краткосрочные политические интересы.

Думая об этом, я всегда вспоминаю специальную встречу Римского клуба, которая состоялась в июле 1975 года в мексиканском городе Гуанахуато. Идея этой встречи родилась еще в Зальцбурге, где президент Мексики Эччеверриа предложил провести ее на мексиканской земле в надежде, что вошедшее в поговорку гостеприимство этой страны сделает более непринужденным и продуктивным новый обмен мнениями между представителями политических кругов и Римского клуба. Этому должна была способствовать и сама атмосфера славного своими боевыми национально-освободительными традициями Гуанахуато – ныне прелестного, безмятежного города, жители которого так бережно хранят памятники колониальной старины. Кроме двадцати членов Римского клуба и нескольких ученых, сюда собрались личные представители глав государств или правительств двадцати двух стран. В соответствии с основной темой этой встречи – «Солидарность во имя мира и развития» – была подвергнута пересмотру вся мировая проблематика. По материалам дискуссий Римский клуб подготовил документ под названием «Размышления из Гуанахуато». Для меня самым важным его пунктом была констатация «необходимости полного и всестороннего развития возможностей и способностей всех людей планеты, как непременного условия преодоления существующего неравенства и обеспечения здоровой и достойной жизни для каждого. Именно этим целям должны быть подчинены все стратегии, политические программы и перспективные планы развития в национальных и глобальных масштабах». Затем мы попросили двух наших коллег по Римскому клубу подготовить более развернутый документ, в котором необходимо было подчеркнуть особую важность и актуальность подобной встречи в тот момент, когда все народы мира должны разделить ответственность за решение общих проблем, определяющих долгосрочные судьбы планеты. В этом смысле встреча в Гуанахуато могла стать неким промежуточным этапом на пути к более конкретному транснациональному диалогу между рядовыми гражданами и политическими деятелями. И тот факт, что люди самых различных культур, традиций и мировоззрений, собравшиеся сюда с разных континентов, все-таки смогли – при всех существующих между ними расхождениях – прийти к единому мнению по целому ряду важных проблем, свидетельствует о внутреннем стремлении человечества к объединению.

В августе 1974 года меня посетил Эрвин Ласло – бывший концертирующий пианист, человек разносторонних интересов и многогранных талантов: философ, специалист в области кибернетики, эссеист. Он поделился со мной одной идеей, которая оказалась очень созвучной моим собственным мыслям. Смысл ее сводился к следующему. Размышляя о будущем, люди, как правило, акцентируют внимание главным образом на отрицательных тенденциях нынешнего развития, на нерешенной проблематике, на тех изменениях, которые необходимы для выживания человеческого общества, оставляя в стороне и практически не принимая во внимание существующих в нем здоровых, положительных начал. А между тем, возможно, именно на них и нужно если не опираться, то, во всяком случае, рассчитывать, планируя те или иные изменения. «Фокусируя внимание на болезни, мы апеллируем в первую очередь к страху, а основанное на нем поведение трудно направить по желаемому руслу. Фокус на здоровье, наоборот, мотивирует поведение, ориентированное на положительные цели; и тогда любое достижение рассматривается не просто как удача в стремлении избежать несчастья, а как победа» (Laszlo E. Goals for Global Society. – In: «Main Currents in Modern Thought», vol. 31. 1975.), – писал он позднее. «Человек взбирается на Эверест, потому «что видит в этом выражение человеческой изобретательности и стойкости. Скажи ему, что он должен сделать то же самое, чтобы выжить или обрести свободу, и он воспримет это как тяжелую нечеловеческую работу».

Я разделял эту точку зрения. Действительно, пора было перейти от стадии обычного шока – который был необходим, чтобы привлечь внимание людей к близящейся опасности, – к новому этапу позитивного взгляда на то, чего реально может достигнуть в обозримом будущем человечество в ходе своей эволюции. К несчастью, среди экономистов и техников встречаются еще глупцы, верящие, что именно их науки способны найти тот магический философский камень, который исцелит человечество от всех его недугов. К тому же в мире существуют влиятельные силы, заинтересованные в продолжении прежнего курса, так что рано пока прекращать шоковое лечение. И все-таки цели человечества не могут ограничиваться лишь стремлением избежать катастрофы, обеспечить возможности для выживания и потом влачить прозаическое и ущербное существование в своем полуискусственном мирке. Нужно поднять дух человека, ему необходимы идеалы, в которые он мог бы действительно верить, ради которых он мог бы жить и бороться, а если понадобится, и умереть. И идеалы эти должны произрастать из его осознания своей новой роли на планете – той роли, о которой я уже так много говорил.

После того, как мы с Ласло подробно обсудили все эти вопросы, он изъявил готовность взяться за осуществление проекта о целях современного человечества при условии, что ему будет оказана поддержка Римского клуба и будут выделены необходимые финансовые средства. Не сомневаясь в одобрении моих коллег по Клубу, я гарантировал ему нашу поддержку и помог уладить финансовые вопросы. Основная задача проекта сводилась к определению целей, которые должно поставить перед собой человечество на нынешней стадии своего развития. Эти цели предполагалось вывести в итоге сравнительного анализа современного положения и перспектив развития человечества, с одной стороны, и тенденций развития различных философских школ, культурных традиций, ценностей и мотиваций на протяжении всей истории человеческой цивилизации – с другой. В качестве исходного материала, характеризующего нынешнее положение человечества, планировалось использовать результаты уже проведенных исследований, в том числе и проектов Римского клуба. «Сегодня, – сказал Ласло, – перед нами стоит задача отыскать такие идеалы, которые могли бы на глобальном уровне выполнять функции, эквивалентные функциям местных и региональных мифов, религий и идеологий в здоровых общественных системах прошлого», И здесь первостепенное значение придавалось именно общемировому, глобальному подходу.

До настоящего времени традиционными источниками идеалов всегда были религиозные и гражданские системы взглядов и мировоззрения. Сейчас на наших глазах зарождаются два новых источника: ощущение глобальности, о котором я буду говорить ниже, и сознание новой роли человека как лидера всей жизни на Земле. И перед всеми нами стоит задача найти такое созвучное чувствам современного человека соединение этих проистекающих из разных источников идеалов, чтобы создать в нем необходимые для самоудовлетворения моральные стимулы и творческие стремления и направить их на достижение целей, соответствующих духу и потребностям нашего времени. Призванный открыть широкое обсуждение этой проблемы новый проект – «Цели для глобального общества» – был начат в конце 1974 года. Ласло удалось собрать неплохую группу, и они планировали к лету 1976 года завершить первый этап работы над проектом (В настоящее время доклад уже опубликован: Laszlo E. et al. Goals for Mankind, New York, 1977).

Тем временем я все думал, как бы использовать приближавшееся двухсотлетие американской революции 1776 года, чтобы привлечь внимание мировой общественности к обсуждению идеалов, стремлений и беспрецедентных возможностей современного человека, и при этом особо подчеркнуть его новые обязанности. Отважные люди, которые поднялись 200 лет назад на борьбу за свое достоинство и свободу, четко осознавали и последовательно добивались того, что в их понимании означало новый мир. Bce было против них, но они выстояли и одержали победу, ибо знали, чего хотят. Их пример важен для тех, кто живет сегодня. Какой же урок мы можем из него извлечь? Сейчас, в 1977 году, борьба против несправедливых ограничений и привилегий стала намного сложнее, и приобрела гораздо большее значение, чем 200 лет назад. И тем более важно, чтобы и наши действия были тоже освящены глубоким человеческим сознанием и ясным видением целей. Ведь сегодня нам вновь предстоит создать новый мир, – мир, который соответствовал бы масштабам и условиям нашего времени.

Как частное лицо и как член Римского клуба, я часто получал приглашения принять участие в различных международных мероприятиях, посвященных празднованию двухсотлетия американской революции. С инициативой проведения одной из таких специальных программ выступил в середине 1974 года Институт электротехнического и электронного машиностроения (IEEE) – самое крупное инженерное общество в мире. Основанный в Филадельфии в 1884 году, этот Институт всегда занимался активной общественной деятельностью, уделяя большое внимание вопросам оздоровления общества, рационального использования природных ресурсов, созданию более благоприятных для жизни условий. Позднее к ним подключились еще две крупные филадельфийские организации: Институт Франклина и компания «Фёрст Пенсильвания корпорейшн» – одно из старейших в США и первое в Филадельфии банковское учреждение.

Я много беседовал с директорами этих трех организаций. В результате мы приняли решение организовать в апреле 1976 года в Филадельфии специальную встречу Римского клуба, тема которой – «Новые горизонты для человечества» – была, как нам казалось, созвучна традициям этого города. Ведь именно здесь два столетия назад родилась Декларация независимости. Мы надеялись, что это обстоятельство поможет нам создать на нашей встрече атмосферу ответственности и игры, понимания и великодушия и передать эти чувства другим людям. Многие участники этой встречи, среди которых были видные гуманисты, ученые и политические деятели из разных частей света, говорили потом, что и место, и событие сыграли свою роль и способствовали установлению именно такого духа. И уже это я считаю весьма важным результатом нашей деятельности. Ибо в наш век – решающий век во всей человеческой истории – определяются не только образ и стиль жизни многих поколений, которые придут после пас, но и тенденции развития самой жизни на планете. И многое здесь будет зависеть от того, какие между нами установятся нормы взаимоотношений и сможем ли мы создать ту атмосферу, в которой можно будет совместно решать стоящие перед нами проблемы.

Ведь если человек проникается таким духом, он рано или поздно поймет, как многого сможет достичь, если изменит свой нынешний способ существования и стиль жизни и осознает, что эти достижения стоят жертв, на которые ему ради этого придется пойти. И тут он, наконец, постигнет, что измениться-то, в сущности, предстоит ему самому, и воспримет это требование времени как самое значительное событие и увлекательное приключение в своей жизни.

Глава 7

Человеческая революция

1. Революционный гуманизм

Неуправляемое развитие человечества достигло переломного момента. Будущее грозит ему невиданными доселе бедами и в то же время манит соблазнительными горизонтами. И современный человек не имеет сейчас права ошибаться, ибо от того, насколько осознает он важность наступившего момента, какие примет решения и какое изберет поведение, зависит не только судьба его самого и тех, кто его окружает, но и судьба всего рода человеческого. Я уверен, что, оказавшись перед столь ответственным выбором, человек просто не может не почувствовать необходимости как-то изменить прежний курс развития общества. Опрометчивость безоглядного доверия к тому, что сулит дальнейший научно-технический и промышленный прогресс, стала в последнее время тем более очевидно, что этот прогресс медленно, но верно ускользает из-под контроля человека. Вряд ли он может в этих условиях хоть сколько-нибудь серьезно рассчитывать найти выход из положения за счет простой переориентации развития мировой системы, ибо эти процессы слишком сложны, непонятны и далеки от сферы повседневных жизненных интересов рядового человека.

Ни у кого сейчас, разумеется, уже не вызывает сомнения необходимость и неизбежность прогресса и всего, что с ним связано; и вместе с тем растет ощущение, что этого явно недостаточно, чтобы справиться с возникшими затруднениями. Ибо корень их во внутреннем кризисе самого человека, его разладе с реально существующим миром, – миром, как никогда стремительно и радикально меняющимся прямо на глазах. И человек волей-неволей вынужден признать, что ключ к спасению заложен в нем самом, в его собственной внутренней трансформации. Именно здесь, а не где-то во внешнем мире должен он черпать силы для борьбы с трудностями современной жизни. А источником этих сил станет ясное и недвусмысленное понимание того, как жить в гармонии с непрерывно меняющимся миром.

Сейчас мы находимся лишь в самом начале процесса глубоких изменений и должны сами позаботиться о том, как направить его дальнейшее развитие и расширение. Человек подчинил себе планету и теперь должен научиться управлять ею, постигнуть непростое искусство быть лидером на Земле. Если он найдет в себе силы полностью и до конца осознать всю сложность и неустойчивость своего нынешнего положения и принять на себя определенную ответственность, если он сможет достичь того уровня культурной зрелости, который позволит выполнить эту нелегкую миссию, тогда будущее принадлежат ему. Если же он падет жертвой собственного внутреннего кризиса и не справится с высокой ролью защитника и главного арбитра жизни на планете, что ж, тогда человеку суждено стать свидетелем того, как станет резко сокращаться число ему подобных, а уровень жизни вновь скатится до отметки, пройденной несколько веков назад. И только Новый Гуманизм способен обеспечить трансформацию человека, поднять его качества и возможности до уровня, соответствующего новой возросшей ответственности человека в этом мире.

Этот Новый Гуманизм должен не только быть созвучным приобретенному человеком могуществу и соответствовать изменившимся внешним условиям, но и обладать стойкостью, гибкостью и способностью к самообновлению, которая позволила бы регулировать и направлять развитие всех современных революционных процессов и изменений в промышленной, социально-политической и научно-технической областях. Поэтому и сам Новый Гуманизм должен носить революционный характер. Он должен быть творческим и убедительным, чтобы радикально обновить, если не полностью заменить кажущиеся ныне незыблемыми принципы и нормы, способствовать зарождению новых, соответствующих требованиям нашего времени ценностей и мотиваций – духовных, философских, этических, социальных, эстетических и художественных. И он должен кардинально изменить взгляды и поведение не отдельных элитарных групп и слоев Общества – ибо этого будет недостаточно, чтобы принести человеку опасение и вновь сделать его хозяином своей судьбы, – а превратиться в неотъемлемую, органическую основу мировоззрения широких масс населения нашего ставшего вдруг таким маленьким мира. Если мы хотим поднять уровень самосознания и организации человеческой системы в целом, добиться ее внутренней устойчивости и гармонического, счастливого сосуществования с природой, то целью нашей должна стать глубокая культурная эволюция и коренное улучшение качеств и способностей человеческого сообщества. Только при этом условии век человеческой империи не превратится для нас в век катастрофы, а станет длительной и стабильной эпохой пo-настоящему зрелого общества.

Революционный характер становится, таким образом, главной отличительной чертой этого целительного гуманизма, ибо только при таком условии он сможет выполнять свои функции – восстановить культурную гармонию человека, а через нее равновесие и здоровье всей человеческой системы. Эта трансформация человеческого существа и составит Человеческую революцию, благодаря которой, наконец, обретут цели и смысл, достигнут своей кульминации остальные революционные процессы. В противном случае им так и суждено зачахнуть, не расцветши и не оставив после себя ничего, кроме невообразимой и недоступной разуму помеси добра и зла.

Конечно, революционные изменения в материальной сфере принесли человеку немало пользы. И все-таки промышленная революция, которая началась полтора столетия назад на Британских островах с применением механических ткацких станков и паровых машин, а потом, стремительно разрастаясь, обрела, в конечном счете, свой нынешний гигантский, поистине устрашающий облик современной промышленной системы, создает гораздо больше потребностей, чем способна удовлетворить, и поэтому сама нуждается в коренной перестройке и переориентации. Пришедшая вслед за нею научная революция повсеместно распространяла научные методы и подходы, чрезвычайно расширила наши знания о самых различных процессах и явлениях физического мира, однако и она не прибавила человеку мудрости. Что же касается технической революции, то именно она-то – при всех материальных благодеяниях, которые она обрушила на человека, – как раз и оказалась главным источником его внутреннего кризиса. Изменив отношение к труду и создав миф роста, она, кроме того, не только существенно трансформировала средства ведения войны, но и в корне изменила саму ее концепцию. А дорогостоящая военная техника, обладание которой могли себе позволить лишь сверхдержавы, в немалой степени способствовала нынешней политической поляризации мира.

Вряд ли есть смысл оспаривать, что созданный человеком научно-технопромышленный комплекс был и остается самым грандиозным из его творений, однако именно он-то, в конечном счете, и лишил человека ориентиров и равновесия, повергнув в хаос всю человеческую систему. И грядущие социально-политические революции могут разрешить лишь часть возникающих в связи с этим проблем. Ибо, как бы хорош ни оказался новый порядок, за который сейчас ведется такая упорная борьба, он все-таки затронет только отдельные стороны нынешней международной системы, оставив без изменения лежащий в ее основе принцип суверенитета национальных государств и не коснувшись многих насущных человеческих проблем. Даже при самом благоприятном развитии событий эти революции не смогут свернуть человечество с пагубного пути. Наблюдающееся в обществе сильное брожение умов, разобщенное и беспорядочное, необходимо направлять, планировать и координировать. Так же как и все прочие революционные процессы, эта революция так и останется незавершенной и не воплотится ни в какие реальные деяния, если не вдохновить и не оживить ее чисто гуманистическими человеческими идеалами. Ибо только они придадут революционным процессам общую направленность и универсальные цели.

Для меня наибольший интерес представляют три аспекта, которые, на мой взгляд, должны характеризовать Новый Гуманизм: чувство глобальности, любовь к справедливости и нетерпимость к насилию.

Душа гуманизма – в целостном видении человека во все периоды его жизни – во всей ее непрерывности. Ведь именно в человеке заключены источники всех наших проблем, на нем сосредоточены все найти стремления и чаяния, в нем все начала и все концы, и в нем же основы всех наших надежд. И если мы хотим ощутить глобальность всего сущего на свете, то в центре этого должна стать целостная человеческая личность и ее возможности. Хотя мысль эта, вероятно, уже навязла в зубах и порою кажется просто трюизмом, но факт остается фактом: в наше время цели практически любых социальных и политических действий направлены, как я уже говорил, почти исключительно на материальную и биологическую стороны человеческого существования. Пусть человек и вправду ненасытен, но нельзя же все-таки, следуя такому упрощенному подходу, сводить к этому его жизненные потребности, желания, амбиции и устремления. И что еще более существенно, такой подход оставляет в стороне главное достояние человека – его собственные нереализованные, невыявленные или неверно используемые возможности. А между тем именно в их развитии заключено не только возможное разрешение всех проблем, но и основа общего самоусовершенствования и самовыявления рода человеческого.

С этим тесно связана и другая важная мысль – мысль о единстве мира и целостности человечества в эпоху глобальной человеческой империи. Вряд ли надо еще раз повторять, что, подобно тому, как биологический плюрализм и дифференциация способствуют стойкости природных систем, культурное и политическое разнообразие обогащает человеческую систему. Однако последняя стала сейчас столь интегрированной и взаимозависимой, что может выжить, только оставаясь единой. А это предполагает взаимно совместимое и согласованное поведение и отношения между отдельными частями этой системы. Всеобщая взаимозависимость процессов и явлений диктует еще одну необходимую для формирования чувства глобальности концепцию – концепцию системности. Без нее невозможно представить себе, что все события, проблемы и их решения активно воздействуют и испытывают такое же воздействие со стороны всего остального круга событий, проблем и решений.

Все эти аспекты новой глобальности тесно взаимосвязаны и соотносятся с двумя другими, продиктованными особенностями нашей эпохи, концепциями. Эти новые концепции касаются соотношения времени и целей и проистекают из того факта, что благоприобретенное могущество человека ускорило ритм событий и увеличило неоднозначность и неопределенность нашего будущего. Это вынуждает человека смотреть дальше вперед и ясно представлять себе свои цели и задачи. Человек, по выражению Денниса Габора, не в состояние предсказать свое будущее, зато он может его построить. И гуманистическая концепция жизни на нынешней, высшей стадии эволюции человека требует от него, чтобы он перестал наконец «заглядывать в будущее» и начал «создавать» его. 0н должен смотреть возможно дальше и в своих действиях уделять одинаковое внимание как нынешним, так и отдаленным во времени последствиям, включая весь тот период, в течение которого эти последствия могут проявляться. Поэтому он должен хорошенько подумать и решить, каким бы он хотел видеть будущее, и в соответствии с этим регулировать и регламентировать свою деятельность.

Я полностью отдаю себе отчет в том, как трудно нам, при всем различии наших культур, воспринимать концепцию глобальности, – концепцию, связывающую воедино личность, человечество и все взаимодействующие элементы и факторы мировой системы, объединяющую настоящее и будущее, сцепляющую действия и их конечные результаты. Эта в корне новая концепция соответствует нашему новому сложному и переменчивому миру, – миру, в котором в век глобальной империи человека мы оказались полновластными хозяевами. И чтобы быть людьми в истинном значении этого слова, мы должны развить в себе понимание глобальности событий и явлений, которое бы отражало суть и основу всей Вселенной.

2. Основа всего – социальная справедливость

Социальная справедливость составляет главную цель человеческой революции. Раз начавшись, кризисы, скачки и перемены могут в дальнейшем лишь набирать скорость, наращивать способность к дальнейшим мутациям. Точно так же и идеи. И одну из таких могучих идей представляет упомянутая идея социальной справедливости, ставшая одним из самых страстных стремлений современного человека. Именно она вдохновила движение за новый мировой порядок и стала важнейшим принципом нового гуманизма.

Во многих странах социальная справедливость уже давно признана одним из основополагающих принципов общественного устройства, хотя не всегда можно считать удовлетворительным его реальное воплощение в жизнь. Что касается международного уровня, то здесь идея социальной справедливости во взаимоотношениях между всеми группами людей стала серьезно обсуждаться лишь в связи с начавшимся после второй мировой войны бурным процессом деколонизации и вплоть до настоящего времени встречает порою осуждение со стороны тех, кто считает, что она подрывает устои существующего порядка. А иногда приходится слышать совсем уже нелепые утверждения, что сохранение и закрепление существующего неравенства между различными членами человеческого сообщества в распределении силы, власти, богатств, доходов, влияния и возможностей служит важным фактором разнообразия, гетерогенности всей системы в целом, а это в свою очередь способствует ее устойчивому развитию. Нет, для того чтобы действительно могли цвести сто цветов человечества, необходимо, прежде всего, более равноправное общество на всех без исключения уровнях человеческой организации.

Господствующие ныне законы и правила, управления обществом – весьма близкие к законам джунглей – совершенно непригодны для того, чтобы обеспечить развитие массового и в то же время разнообразного сообщества людей – как групп, так и отдельных личностей – которое действительно позволяло бы им жить плечом к плечу, невзирая на расовые, идеологические и культурные различия, оказывать все более активное воздействие на развитие событий. Сегодня это социальное и политическое неравенство – которое было, возможно, допустимо и в силу необходимости приемлемо в предшествующие эпохи – стало абсолютно нетерпимым, а завтра оно может сыграть роковую роль в развитии человечества. Ибо создание поистине равноправного общества – даже оставляя в стороне этические и моральные его аспекты, которые должны тем не менее составлять нашу главную цель, – служит, кроме всего прочего, и основной политической предпосылкой для решения всех остальных человеческих проблем, как в рамках отдельных стран, так и на глобальном уровне. Ведь, в сущности, если смотреть на будущее в долгосрочной перспективе, без справедливости нет и не может быть никакого стабильного мира или безопасности, никакого социального развития, никакой свободы личности, человеческого достоинства или приемлемого качества жизни для всех. Справедливость становится, таким образом, в новую эпоху условием sine qua non (лат. – непременное условие) самого существования человеческого общества.

Концепция справедливости приобретает сейчас все более широкое, отличное от прежнего толкование. Это связанно с растущим осознанием необходимости более равномерного распределения власти и доходов между всеми гражданами, группами и странами. С моей точки зрения, широкая, либеральная трактовка этого принципа предполагает обязанность общества неукоснительно следить за тем, чтобы действительно все обеспечиваемые системой блага – включая товары и услуги – предоставлялись в распоряжение всех без исключения членов общества, и при этом каждый имел бы достаточно реальную и равноправную возможность для раскрытия заложенных в нем способностей.

Точнее говоря, я считаю, что некий гарантированный минимальный уровень жизни должен стать неотъемлемым правом любого родившегося на свет гражданина. Такой социальный минимум, исходящий из учета человеческих потребностей в пище, жилье, медицинском обслуживании, образовании, информации, коммуникациях, средствах передвижения и, возможно, еще в каких-то дополнительных благах, будет, по-видимому, зависеть от конкретных климатических условий и традиций данного региона, сложившихся привычек и образа жизни.

Этот минимум должен, конечно, быть оправданным с физиологической точки зрения и способствовать культурному развитию личности – он должен стать нормой, достойной жизни человека, а не жалкого ущербного существования на грани допустимого уровня. Следовательно, он должен быть существенно лучше тех условий, в которых прозябают сейчас миллионы мужчин и женщин, принадлежащих к так называемым обездоленным слоям населения. Думаю, что право на такой социальный минимум станет главным пунктом нашего будущего общественного договора – основой общественных отношений, – и гарантом этого права должно стать мировое сообщество или его члены, все вместе и каждый в отдельности.

Как показали результаты некоторых исследований, проводимых под эгидой Римского клуба, столь сложная и грандиозная задача не может быть решена сразу и немедленно – ее постепенное осуществление потребует, возможно, нескольких десятилетий, и даже при этом условии она будет сопряжена с рядом поистине невиданных, ошеломляющих проблем. Ведь прежде всего необходимо определить, что должен на деле представлять собой этот социальный минимум, затем изыскать пути и средства, которые позволили бы со временем обеспечить реальный доступ к нему многих миллиардов жителей планеты. И все-таки, несмотря на трудности, я не вижу, как можно избежать необходимости решить эту задачу; поэтому нужно немедленно приступать к изучению конкретных путей и подходов к ее решению. Человечество оказалось сейчас перед острой дилеммой. И либо оно сможет обеспечить всем людям планеты весьма скромный, но абсолютно необходимый исходный уровень благосостояния и достойной жизни, либо оно рискует оказаться разорванным на части в результате не поддающихся контролю внутренних напряжений.

Еще более сложным оказывается вопрос о социальном максимуме, возникающий параллельно с проблемой обеспечения минимального уровня жизни всей жителям планеты, но затрагивающий прямо противоположные тенденции нынешнего развития. Речь идет о тех верхних пределах, за которыми потребление и расточительство становятся предосудительными, даже преступными и должны наказываться и пресекаться. Как сказал индийский журналист и писатель Ромеш Тапар, «современные общества потребления, основанные на ненасытном стремлении обладать все большим и большим количеством тех благ, которых, в сущности, никто и не хочет, способствуют формированию ложных ценностей л их насаждению в невиданных доселе масштабах». Не надо быть провидцем, чтобы, прямо взглянув правде в глаза, предсказать возможность превращения этой проблемы в условиях ограниченности ресурсов в одну из самых острых политических проблем нашего разделенного на части мира.

Таким образом, нынешняя борьба за более равноправные международные отношения включает наступление на максимум как часть защиты прав на социальный минимум. Причем совершенно ясно, что уточнение понятия социального максимума и введение соответствующих ограничений будет сопряжено с гораздо более сложными проблемами, чем определение минимума. Однако настало уже время заняться более глубоким изучением и этого вопроса, что особенно касается богатых, развитых стран, ибо именно они должны в первую очередь подумать, как постепенно ограничить свои экстравагантные расточительные привычки и умерить неуемную страсть к потреблению И их морально-политические позиции перед лицом мировой общественности сильно пошатнутся, если они не смогут представить достаточно веских доказательств того, что они предприняли значительные усилия в этом направлении. Эта проблема имеет самое непосредственное отношение ко всем людям планеты, ибо именно в промежутке между социальными экстремумами – минимальным и максимальным – лежит широкая область, где они могут применить свои творческие способности в поисках пути к равноправному, стабильному обществу, несущему благосостояние и благополучие всем его членам.

Существует широко распространенная точка зрения, что экономический рост сам по себе хорош уже потому,. что он автоматически предполагает большее экономическое равенство различных групп общества – чем больше пирог, тем большую часть из него можно уделить бедным, ничего не отнимая при этом у богатых. Действительность, однако, убедительно опровергает эти оптимистические теории. Опыт развитых и развивающихся стран со всей очевидностью доказывает, что рост государственного благосостояния или национального продукта вовсе не является гарантией более равномерного распределения доходов. Совсем наоборот, чаще случается так, что богатые при этом еще больше богатеют, а разрыв между ними и беднейшими слоями населения остается прежним.

И это вполне понятно. Ведь если главной целью национальной политики остается экономический рост, то попытки параллельного решения весьма сложных задач, связанных с более справедливым распределением доходов, наталкиваются на бесчисленные трудности и не приводят, как правило, к ощутимым результатам. Примером тому может служить, в частности, итальянское «чудо» 1950-х – начала 1960-х годов, достигнутое ценой резкого усиления неравенства внутри общества. Это неравенство подстегивало экономический рост и одновременно само возрастало как побочный эффект ускоренных темпов экономического развития. Совершенно противоположная картина складывается тогда, когда равенство становится основной целью социального развития страны: в этом случае экономический рост оказывается подчиненным этой цели, что автоматически приводит к ослаблению стимулов роста ради роста. В Италии же все ошибки и перекосы, допущенные в период бурного расцвета, проявились в полную силу после 1967 года, сведя на нет все это так называемое «экономическое чудо».

Завершая беглое обсуждение этого в высшей степени сложного вопроса соотношения справедливости и роста, хочу заметить, что истинно справедливое общество придает, как правило, гораздо меньше значения нуждам чисто материального характера, ибо вся совокупность господствующих в нем мотивов развития, критериев и стимулов лежит в иной сфере, нежели чистый рост ради роста. И именно по этой самой причине такое общество оказывается одновременно и более здоровым, особенно в нынешних условиях, когда человеческая система стремительно приближается к пределам своего расширения.

В заключение хочу подчеркнуть, что отныне и впредь идея и условия достижения справедливости должны превратиться в одну из основ дальнейшего развития человеческого общества. Ценность этой идеи в том, что она содержит позитивные, творческие элементы. Вместе с тем многие возникающие в связи с этим проблемы относительно новы и мало изучены, поэтому необходимо активизировать научные исследования в той области, подвести под идею достаточно солидную теоретическую базу, обновив и приблизив к современности традиционную концепцию социальной справедливости и проанализировать конкретные пути и принципы ее претворения в жизнь. В этой связи в 1970 году был организован – сперва под эгидой Римского клуба, а затем независимо от него, за счет аргентинского Фонда Барилоче, – новый проект под названием «Альтернативное будущее мира». Целью проекта была подготовка научно аргументированного ответа на вопрос, в состоянии ли человеческая система в своем нынешнем виде гарантировать определенный социальный минимум всему мировому населению. Ответ был в принципе положительный, при условии, что будет существенно изменена вся структура современного общества.

3. О свободе и насилии

Свобода для всех граждан и всех видов сообществ представляет важнейшую основу гуманистического возрождения. Однако даже эта идея допускает сейчас множество самых различных толкований и интерпретаций. Что касается моих личных взглядов, то для меня – в силу особенностей полученного мною воспитания, культурных традиций и жизненного опыта – свобода личности является самой главной из человеческих ценностей. Но моя страстная любовь к свободе во всех ее проявлениях несколько омрачается осознанием того печального факта, что, до тех пор пока общество не достигнет достаточно высокого уровня зрелости и устойчивости, оно будет неизбежно вынуждено так или иначе ограничивать и ущемлять личные свободы.

Мы много обсуждали вопрос о соотношении свободы и справедливости в период Сопротивления. И я всегда отстаивал мнение, что, покуда в обществе не заложены справедливые основы, в нем не может быть никакой истинной свободы или эта свобода неизбежно оказывается прерогативой меньшинства. В нынешних условиях полная свобода в самом прямом смысле слова будет обязательно порождать господство сильных, а они со своей извечной склонностью к несправедливости рано или поздно задушат свободу. И избежать этого порочного круга можно, только признав приоритет справедливости по отношению к свободе, пусть даже зная заранее, что первая сама по себе вовсе не обязательно гарантирует последнюю.

Думаю, что эту взаимосвязь особенно остро чувствуют те, кто боролся накануне и в период второй мировой войны с фашизмом и нацизмом, даже если они делали это во имя идеалов свободы. Освободительное движение «Джустиция э либерта», к которому принадлежал и я сам, состояло главным образом из либерально настроенной интеллигенции, рабочих и студентов. Название свое движение унаследовало от тех, кто столетие назад боролся за освобождение Италии от иностранного господства. И даже тогда патриоты, готовые умереть ради свободы, сознавали, что прежде всего они должны преклонить головы перед справедливостью.

Борьба за справедливость часто сопровождается насилием; и вместе с тем только отрицание насилия может в конечном счете служить надежной гарантией ее защиты. Должен честно признаться, что я вовсе не убежден в справедливости утверждений – научных или каких бы то ни было других, – что агрессивность внутренне присуща человеческой натуре, и насилие – неизбежное зло, порождаемое любой социальной системой. Я скорее склонен считать, что многое из ошибочно приписываемого нашим генетическим качествам является на самом деле порождением определенных отклонений культурного характера. Поэтому я глубоко убежден, что лучший антипод насилия – это культурное развитие и что философия отрицания насилия должна стать одним из принципов Нового Гуманизма.

Именно насилие составляет главное зло, с которым нам предстоит вести борьбу; причем насилие угнетателей, а не тех, кто восстал против угнетения. Историки сослужили нам здесь весьма плохую службу, соотнося человеческую историю главным образом со сменой династий и войнами, а не с эволюцией человеческой мысли. Не менее пагубным был и подход тех, кто, исследуя вопросы морали, обращал свое негодование главным образом не против насилия системы, а против форм насилия, сопровождавших протест против нее.

Обстоятельства нашей жизни таковы, что именно богатые и сильные первыми использовали насилие и принуждение – и вовсе не обязательно чисто физическое – для установления и поддержания своего превосходства и власти над другими, защиты своих привилегий и комфорта. И именно здесь следует, вообще говоря, искать первичный источник развившихся впоследствии циклических процессов насилия, однако мы готовы признать это только ретроспективно. Мы допускаем правомерность, оправдываем и даже придаем некий священный характер имевшему место в прошлом насилию хижин и деревень против навязываемых им дворцами порядков. Но как же меняются наши подходы, когда мы обращаем свой взор к событиям наших дней.

И, возвращаясь к настоящему, мы вынуждены признать, что являемся свидетелями резкого увеличения разнообразных видов насилия, совершенствования его средств и методов, расширения сферы его применения. причем не только в военной, но и в гражданской области. На всем, что творится в недрах наших сообществ, отражаются нормы межгосударственных отношений. И вслед за роковым термоядерным оружием появляется холодящий душу широкий выбор уже применяемых или готовых к использованию жестоких, откровенно бесчеловечных «миниатюрных» средств уничтожения людей, таких, как разрывные бомбы, кассетные снаряды, мощные мины с небольшим радиусом действия и т. д. Многие правительства, при открытой поддержке или молчаливом попустительстве политических лидеров и правящих кругов этих стран и других государств мира, широко применяют пытки и террор, абсолютно игнорируя какие бы то ни было права человека. При этом они лицемерно дезинформируют или грубо обманывают общественность, не брезгуя никакими средствами и широко используя прямой подлог, и фальсификацию, и умолчание, и откровенную ложь.

Почему же не последовать примеру сильных и власть имущих голодному, озлобленному маленькому человеку, особенно если у него есть шанс остаться безнаказанным? Почему тому, кто оказался обманутым, покинутым или раздавленным этим бездушным, черствым обществом, не попытаться взять реванш или отомстить за свою искалеченную жизнь? Тем более что ежедневно возникает великое множество ситуаций, которые не только позволяют, но зачастую просто провоцируют такого рода поступки. С другой стороны, наше в высшей степени интегрированное индустриальное общество оказывается настолько уязвимым по отношению ко всякого рода диверсионным акциям, саботажу, шантажу и вымогательству, что порой просто невозможна устоять перед соблазном.

Кризис понятия власти, доверия к ней, а также ее полномочий и законности в условиях хаотически меняющегося общества, наличие в ряде крупных городов установленных или подозреваемых связей между организованной преступностью и представителями политической власти, слепое подавление любых новых стремлений во имя устаревших сложившихся норм, бессилие власти и закона перед такими нарушениями, как налеты, бандитизм и похищение людей, – вот лишь немногие из косвенных побудительных мотивов, позволяющих превращать подспудное недовольство жизнью в откровенное насилие.

Совершенно очевидно, что никакие юридические меры не могут обеспечить достаточно эффективного выхода из этой ситуации. Ведь, в сущности, они представляют собой не что иное, как ставший уже традиционным метод бороться с симптомами недуга, не стремясь вскрыть и устранить его причины. Все это в разной мере относится и к сфере международных отношений. Надо атаковать истоки, корни болезни, а они кроются в дефектах культурного развития и несправедливости общественного устройства. Насилие, его идеология и его проявления – вне зависимости от конкретных побудительных мотивов – являются проявлением культурной или социальной патологии, и их не излечить никакими гомеопатическими средствами. Только принципы и подходы, исключающие насилие как средство решения каких бы то ни было проблем, могут создать в обществе условия, показывающие насилие в его истинном свете – как извращение и отклонение от нормы человеческих взаимоотношений. Мир не станет лучше, если пытаться изменить его с помощью насилия, это могут сделать только исключающие насилие методы и подходы. Я абсолютно уверен в истинности этого фундаментального принципа. Только устранив из общественной жизни причины нынешней эндемической склонности к насилию за счет установления в обществе разумных, справедливых, а значит, и здоровых основ, можно заставить всех граждан, все группы, действующие на социальной сцене, уважать закон и порядок и превратить это в естественную норму человеческих взаимоотношений. А ведь именно в этом-то и состоит одновременно и основная цель – ожидаемое гуманистическое возрождение.

Дни, проведенные в тюрьме, дали мне возможность прочувствовать на собственном опыте, что значит жестокое насилие, вероломство которого становилось еще более очевидным оттого, что оно было замешано на ненависти и фанатизме. Я обратился здесь к этим воспоминаниям не столько затем, чтобы вновь осудить жестокое обращение с беззащитными узниками – от которого, кстати, сами тюремщики порой деградируют гораздо больше, чем жертвы, – а скорее потому, что, наблюдая тогда своих товарищей, я видел, сколько благородства и непреклонной моральной стойкости проявляет даже в этих крайне тяжелых условиях человек, если он действительно верит в свои идеалы и готов отстаивать их до конца. Эти воспоминания заставляют меня еще больше верить в человека, и от этого растет моя убежденность, что стоит дать ему возможность развить и развернуть все лучшее, что в нем заложено, все подспудно таящиеся в нем качества и способности, – постепенно исчезнет зло и многие беды.

Однажды я оказался непосредственно связан с трагическими событиями похищения моего близкого соратника и друга Обердана Саллюстро – генерального управляющего фирмы «Фиат» в Аргентине. В марте 1972 года он был похищен группой людей, принадлежащих к организации неотроцкистского толка под названием «Народно-революционная армия» (НРА). Хотя в стране и до этого царила атмосфера насилия, это был первый случай похищения по политическим мотивам, и он вызвал большие волнения и замешательство. В ту же ночь, когда эта весть достигла Италии, я немедленно вылетел в Буэнос-Айрес и тотчас же выступил по телевидению. Обратившись к похитителям Саллюстро как бывший участник подпольной борьбы, я призвал их обращаться с пленником как с политическим заключенным, заявив, что готов в любое время встретиться с кем угодно и где угодно и обсудить условия его освобождения. Правительство немедленно заняло бескомпромиссную позицию. Тем не менее, мне удалось окольными путями установить связь с «народными революционерами», о чем тотчас же стало известно полиции. И всякий раз, когда мы были близки к тому, чтобы договориться с похитителями моего друга, неизменно вмешивались власти.

Тем не менее, мне удалось удостовериться, что он жив, и что с ним достаточно хорошо обращаются – насколько, разумеется, вообще можно говорить о хорошем обращении в столь крайних обстоятельствах. Более того, с помощью тайных каналов, установленных в Аргентине и Европе, мне удалось добиться достаточно ответственных гарантий его освобождения. Три полные драматизма недели продолжалась эти то затухающие, то возобновляющиеся переговоры, напоминавшие порой игру в прятки. Утром 10 апреля ход событий внезапно ускорился. В ночь накануне я получил шифрованную информацию, что на следующий день мне, наконец, предоставится возможность непосредственно связаться с похитителями, и доказательством правомочности этого канала связи должно быть письмо от Саллюстро. Однако цепь роковых событий расстроила этот план, которому так и не суждено было осуществиться.

В то утро был убит один из видных военачальников, и это еще больше накалило обстановку. И надо же было случиться, что, как раз тогда, во время обычного объезда одного из предместий Буэнос-Айреса, полицейский патруль случайно натолкнулся на подпольную тюрьму, где НРА прятала узника. Испугавшись, что они обнаружены и окружены, вооруженный тюремщик немедленно позвонил мне и попросил тотчас же явиться – «в противном случае мы убьем Саллюстро». Они были готовы идти на переговоры. Я лично позвонил министру внутренних дел, попросив его отдать полицейским приказ «жизнь за жизнь», который позволил бы избежать жертв, как с той, так и с другой стороны, и немедленно помчался на автомобиле к месту происшествия. Не зная, разумеется, обо всех этих переговорах, один из патрульных полицейских решил тем временем. постучаться в дверь тюрьмы, вызвал огонь со стороны запершихся внутри охранников. Последовала быстрая перестрелка, из которой тюремщикам Саллюстро стало ясно, что они имеют дело всего лишь с одним полицейским автомобилем, и что путь к отступлению через задний двор свободен. И в тот самый момент, когда я, полный надежд на скорое освобождение своего друга, мчался по улицам Буэнос-Айреса, они убили его и исчезли.

У него было найдено письмо, которого я так ждал – исполненные достоинства строки были написаны рукой человека, чьи единственные надежды на спасение были связаны со мной. «Я верю, что ты, как всегда, найдешь способ решить все проблемы спокойно и справедливо... Будь уверен, что и я вполне спокоен...» И я действительно делал все, что было в моих силах, но потерпел поражение. Страсти и предрассудки страны, оказавшейся в тисках насилия, вместе с роковым стечением обстоятельств подписали его смертный приговор. Этот трагический финал вызвал взрыв возмущения в самых различных частях планеты, и меня не раз по обе стороны Атлантики просили его прокомментировать.

То, что я говорил тогда, глубоко скорбя об утрате близкого друга, полностью отражает мое отношение вообще к насилию: «Глубокий смысл и урок, который мы должны извлечь из смерти Саллюстро, в том, что виновны в ней мы все. Это событие – один из всплесков глубокого революционного процесса, который имеет место сейчас буквально в каждой стране. И либо мы сможем создать более справедливое общество, либо будем обречены вновь и вновь переживать подобные потрясения, ибо система, в которой мы вынуждены жить, столь сложна и уязвима, что мы не в состоянии противостоять даже таким иррациональным, крайним ситуациям. До тех пор пока наше так называемое технологическое общество не станет одновременно и человеческим, в нем будет продолжаться триумфальное шествие насилия, и мы, по-прежнему не понимая, откуда оно идет, будем бороться с его частными проявлениями, так и не затронув его причин».

Мы все действительно виновны в охватившем мир насилии, и наш долг – способствовать созданию условий, в которых не сможет цвести этот цветок зла, губящий наши души.

4. Человеческое развитие

Позвольте мне кратко резюмировать то, что представляется мне главным вопросом нынешней стадии человеческого развития. Человек обладает ныне решающей властью над событиями и от того, как он будет ее использовать, зависит все его будущее. Однако сама человеческая жизнь обрела такую сложность, что человек оказался культурно не подготовленным даже к полному и ясному осознанию своего изменившегося положения. И вследствие этого нынешние его затруднения не только все более и более углубляются, но и – учитывая ускоряющийся темп событий – могут в не столь отдаленном будущем разрастись до размеров поистине катастрофических.

Остановить и повернуть вспять этот стремительный бег навстречу гибели может только Новый Гуманизм, основанный и направленный на культурное развитие человека, или, иначе говоря, существенное улучшение человеческих качеств всех жителей планеты.

Человеческое развитие представляет собой, таким образом, ту цель, на достижение которой должны быть в ближайшие годы и десятилетия направлены концентрированные, совместные усилия всего человечества. Это развитие поистине революционное, так как оно должно охватить все стороны человеческого существования, всех без исключения жителей планеты. Такая человеческая революция сможет наполнить единым смыслом, придать гармонию и направить на разумные цели все остальные революционные процессы нашего времени.

В этом смысле понятие человеческого развития оказывается более широким и, что особенно важно, качественно отличным от того, что обычно подразумевается под просто развитием, даже если в него вкладывают значение «развитие человека». В сущности, понятие развития – как бы ни пытались расширить его смысл – все равно обычно воспринимается как нечто связанное и в некотором роде неотделимое от концентрации человеческих потребностей и их удовлетворения. В последнее время в связи с распространением уже упомянутого принципа опоры на собственные силы несколько видоизменилась и сама постановка проблемы удовлетворения потребностей: если раньше основной акцент делался на помощь извне, то теперь он переместился на собственные усилия и личный вклад. При этом, однако, сохраняется явно утилитарная ориентация развития. Это обстоятельство оказывается вполне закономерным следствием борьбы за лучшую жизнь, которую ведет ныне мировой пролетариат, стремящийся полагаться главным образом на собственные силы и видящий в этом средство самоутверждения и свидетельство своей независимости от цитадели власти и привилегий современного мира.

Однако я настаиваю на необходимости как можно скорее перейти от концепции, ориентированной на человеческие потребности и их удовлетворение, к другому понятию, в основе которого лежало бы человеческое развитие, а главной целью стало бы самовыражение и полное раскрытие возможностей и способностей человеческой личности. Я буду еще не раз возвращаться к этому вопросу, здесь же считаю необходимым отметить, что, каковы бы ни были потребности человека, никто, кроме него самого, не в состоянии их удовлетворить; так что и путь к их удовлетворению лежит в конечном счете только через улучшение человеческих качеств и способностей.

Эта концепция совершенно правомерно ставит в центр всех проблем человека способ его существования и образ жизни. Она предполагает, как я уже отмечал, что в человеке сокрыты огромные невыявленные душевные и культурные возможности и их можно полностью раскрыть, если внимательно и методически заниматься их развитием. Прогрессивное развитие человека и параллельное улучшение его качеств принесет с собой радикальный пересмотр восприятия человеком самого себя и человека вообще, его роли и ответственности. И это единственный способ не только удовлетворить растущие потребности человека, но и дать человеку определенную возможность разумно (планировать свое будущее. Таким образом, смещаются акценты и в понимании общего развития: вместо того, чтобы концентрировать все интересы вокруг наших желаний и поисков средств получить желаемое, мы фокусируем внимание на том, что есть мы сами и чем мы можем стать.

Есть и другие факторы – чисто человеческого, этического, политического и психологического характера, – которые также говорят в пользу этой концепции и превращают поиски путей наиболее полного раскрытия человеческих способностей в императив мирового развития. И самым важным среди них является то, что только развитие человеческих качеств позволит широким массам людей – а, возможно, когда-нибудь и всем жителям планеты – обрести цель, смысл и внутреннее удовлетворение, участвуя в управлении делами человеческими и внося свой личный вклад в служение всеобщим интересам. И в этом смысле оно отвечает желанию многих людей во всех частях мира, которые хотят сделать что-то нужное и важное, найти способ более полно и с большой пользой выразить себя. Я думаю, что в современном мире такую потребность испытывают сотни миллионов людей и число их непрерывно растет. Однако для большинства жителей планеты подобные великие человеческие стремления остаются пока чем-то весьма далеким, лежащем скорее в области утопии.

Я позволю себе в этой связи процитировать свое собственное высказывание. В книге «L'heure de la verity» («Час истины») я писал: «Я вижу огромное море людей – волны и потоки их бегут в самых разных направлениях, охватывая всю планету. Это рядовые граждане мира, осознавшие, что настало время изменений. Они принадлежат к различным общественным группам, движимы самыми разными, разобщенными и на первый взгляд никак не связанными между собой целями. Это – инициаторы и участники движения за мир, различных освободительных движений, разнообразных групп, выступающих за охрану природы и защиту окружающей среды, эмансипацию женщин и контроль за численностью населения, ассоциаций, защищающих интересы меньшинств, права человека и гражданские свободы; они выступают за очеловечивание техники и гуманизацию труда на промышленных и других предприятиях, они занимаются общественной деятельностью и являются активистами движений за социальные перемены, они защищают интересы потребителей, протестуют против насилия и отказываются по политическим мотивам идти на военную службу. Их много – молодых и старых, мужчин и женщин, – и всех их объединяет забота об общем благе, та моральная ответственность, которая для них важнее и значительнее всех других их обязанностей. Движимые самыми высокими побуждениями, солдаты этой огромной армии по традиции весьма плохо экипированы; они выигрывают мелкие перестрелки и терпят поражения в крупных баталиях, что же касается больших столкновений стратегического характера, то тут их грубо топчут безжалостные башмаки консерваторов – и все-таки окончательная победа именно за ними, ибо они шагают в ногу с историей». Эти рядовые люди, а вместе с ними широкие круги представителей мира искусства, сферы образования, рабочих, интеллигенции, студентов и ученых не стремятся к тому, чтобы больше иметь, они хотят быть чем-то большим и лучше служить людям. Их побуждения мотивированы совершенно иной системой ценностей, в корне отличной от той, которая принята современным человеческим обществом.

Просто поразительно, что буквально повсюду, даже в странах, где не обеспечен еще социальный минимум для значительной части населения, растет неудовлетворенность смыслом и содержанием, которые вкладывают ныне в понятие развития, и возникает потребность как-то его дополнить и расширить. И сейчас нам необходимо ясно отдавать себе отчет, что если каждый из нас не сможет совершить этот качественный скачок, то, возможно, мы и достигнем новых успехов в области техники, добьемся определенного экономического развития мира, может быть, нам даже удастся улучшить политическую структуру и социальное законодательство, но мы никогда не преуспеем в главном – прогрессе человеческой личности и его самоусовершенствовании. И тогда граждане города будущего – пусть более просторного и совершенного, чем нынешние города, – будут совершенно безучастны к тому, что творится вокруг них, да ни у кого к тому времени уже и не возникнет ни потребности, ни желания принимать участие в каких бы то ни было общественных делах; будут выработаны более четкие и всеобъемлющие правила и законы, регулирующие совместное существование людей, но ни у кого уже не останется внутреннего стремления достойно жить сообща, так что некому окажется оценивать мудрость этих законов или применить их на практике. И никто в этом холодном мире сложных машин и мудрых законов не сможет в благоговейном восторге склониться перед расцветшим цветком, увидев в нем дивное чудо природы, – его безжалостно сорвут, чтобы воткнуть в петлицу или изучить его химический состав. И если случится именно так, то проблема человека останется абсолютно неизменной и абсолютно нерешенной.

Но как же все-таки дать толчок развитию самого человека, а не окружающего его мира?

То, что, по моему глубокому убеждению, для этого требуется, одновременно и предельно просто, и чрезвычайно сложно: с одной стороны, гарантировать некий минимальный уровень образования и полезную работу всем без исключения членам общества, а с другой – научиться приспосабливаться и жить в симбиозе с непрерывно меняющимся внешним миром человека, окружающей его средой. Можно, конечно, просто объявить эту цель в принципе недостижимой и считать, что проблема вообще не имеет решения, однако было бы в высшей степени неразумно и безответственно настаивать на таком негативном подходе – ибо у нас просто нет иного пути справиться с общими, всех нас затрагивающими трудностями. И мы должны заставить себя свыкнуться с мыслью, что именно этим путем – как бы странен и труден ни казался он на первый взгляд – нам всем предстоит идти. Давайте же попытаемся кратко проанализировать высказанные идеи и представить себе конкретные подходы к их осуществлению. Всеобщее образование и полная занятость представляют собой два основополагающих требования, входящих в социальный минимум. По меньшей мере 40% взрослого населения планеты сегодня неграмотны, и каждый год непрерывно растет число тех, кто практически осужден на это уже с самого момента его явления на свет. Более того, в мире сегодня насчитывается свыше 700 или 800 миллионов человек, лишенных возможности приобщиться к процессу производства и потребления из-за тою, что никто не помог им развить врожденные способности к полезной деятельности и не научил сознательно трудиться. Эти ужасающие цифры далеко не отражают истинных размеров бедствия и не дают реального представления о том, что нам в действительности предстоит сделать, ибо еще больше мужчин и женщин планеты вынуждены существовать в сумерках полуневежества или неполной, случайной занятости. Ясно, что положение в нашем обществе уже сейчас весьма неблагополучно. Можно ли в таких условиях ставить вопрос о каких бы то ни было планах на будущее? Наша задача – кардинально изменить создавшуюся ситуацию, обратить в достоинства наши слабые стороны. Впрочем, у нас, в сущности, и нет иного выбора: мы просто обязаны решить проблему любыми доступными способами.

До тех пор пока мы не приобщим обездоленных людей хотя бы к минимальному образованию и участию в активной, полезной деятельности, они будут отрезаны от основного потока мировых событий, представляя нечто гораздо большее, чем просто пассивное бремя на плечах собратьев по планете. Жалкие условия их существования – не только огромная человеческая трагедия и в высшей степени бессмысленное растранжиривание ресурсов нашего расточительного общества; это одновременно и вполне реальная угроза самому существованию общества. Можно ли ждать, чтобы люди, живущие в полном невежестве и безнадежности, подчинялись чужим правилам и законам? Однажды они восстанут со всей силой своей безысходности, и от этого взрыва пошатнутся устои человеческой системы. Во всяком случае, уж оружия-то для этого в мире более чем достаточно. Так что дело здесь не только в этической и гуманистической стороне вопроса – это еще и важнейшая политическая проблема, затрагивающая интересы мирового сообщества. И мы во что бы то ни стало должны сами, пока не поздно, вызволить людей из заточения, предупредить опасность взрыва и помочь им стать полноправными гражданами планеты.

Конечно, эта грандиозная задача на первый взгляд кажется почти невыполнимой. Однако я повторяю, что у нас нет другого выхода, иной альтернативы – и нам все равно так или иначе придется ее решать. Обеспечение общего образования и полезной работы для всех без исключения граждан планеты является непременным условием дальнейшего развития человечества и всех, связанных с этим процессов.

Я предвижу основное возражение: даже если допустить, что удовлетворение этих требований есть непременное условие выживания человеческой системы, все равно непонятно, как осуществить его на практике. Но такого рода прагматический подход – хотя он и претендует на то, чтобы вещать с позиций здравого смысла, – смещает проблему из области принципиальной постановки в сферу поисков практического решения, а это-то как раз здесь абсолютно неуместно. Ибо, прежде всего – к чему и сводится суть моего утверждения – нам необходимо четко и ясно осознать первичность и императивность этих задач. Ведь никакие политические действия и конкретные программы не получат должного приоритета до тех пор, пока мировое сообщество не примет как непреложный факт их необходимость и неизбежность, и не поймет, что только через них лежит путь к миру и прогрессу.

При всей важности рассмотренных выше фундаментальных основ развития человечества сами по себе они вовсе еще не гарантируют необходимых изменений качественного характера. Для этого требуется нечто большее, чем просто всеобщее образование, профессиональное обучение и производительная занятость.

Ведь, в сущности, сейчас даже самые благополучные люди – вполне грамотные, устроенные и имеющие удовлетворяющую их работу – живут не в таком уж хорошем согласии с нынешней действительностью, а чаще всего еще весьма далеки от этого. И именно они – гораздо в большей степени, чем их менее искушенные собратья, – повинны и ответственны за те многочисленные неполадки и несуразности, которыми изобилует наш современный мир. Их разлад с реальной действительностью и непонимание предъявляемых ею требований – факт, вызывающий самое серьезное беспокойство. Истинная причина, по которой переживаемые человечеством затруднения приобрели сейчас такие огромные, поистине устрашающие масштабы, как раз в том и заключается, что никто из нас еще до конца не приспособился ни психологически, ни функционально к изменившемуся миру и новому положению в нем человека. И это, в сущности, даже в большей степени относится к представителям интеллигенции, ученым, политикам и вообще всякого рода лидерам – промышленным, профсоюзным, религиозным, – чем к рядовым представителям всех слоев общества как развитых, так и развивающихся стран. Суть проблемы как раз и заключается в несоответствии между созданной человеком действительностью и тем, как он ее воспринимает и как учитывает в своем поведении.

Один из документов ЮНЕСКО гласит: «Африканский крестьянин, устремившийся в город в поисках работы, оставшись без защиты охранявшей его прежде родовой общины; восставший против "системы" студент; мелкий провинциальный торговец, безжалостно зажатый между сборщиком налогов и открывшимся рядом с его лавчонкой новым современным супермаркетом; техник преклонных лет, вынужденный либо менять специальность, либо вовсе покинуть работу; революционер, стремящийся ниспровергнуть общество, кажущееся ему невыносимым; почтенный горожанин, вдруг обнаруживший неприемлемость той системы ценностей, которая представлялась ему единственно возможной с самого момента рождения, – все эти люди, вынуждаемые к переменам, пытающиеся им противиться или беспомощно бьющиеся в их сетях, есть не что иное, как жертвы стресса перемен». Ни один из них, в сущности, не нашел способа адаптироваться к новым условиям; а между тем именно такая адаптация дала бы им заветный ключ, чтобы вырваться из этого страшного, безвыходного тупика.

Умение приспосабливаться к изменениям составляет главный секрет жизни, без этого она уже давно иссякла бы на планете. Те поистине удивительные способы, которые находит жизнь, чтобы адаптироваться и продолжать эволюцию, на самом деле являются результатом сложного и весьма болезненного процесса. Как я уже отмечал, у нашедших способ приспособиться и выжить неодомашненных животных и растений он приобретает форму генетической эволюции и естественного отбора, для нас же, человеческих существ, такого рада природные или биологические процессы оказались бы сейчас слишком медленными. Поэтому мы в основном вынуждены полагаться на свой разум. И уникальным прибежищем во всех чрезвычайных обстоятельствах стала для нас культурная изобретательность и культурная адаптация – впрочем, это, в сущности, единственное средство, которое нам сейчас доступно.

Следовательно, культурная эволюция является важнейшей целью и основой человеческого развития. Для нас это единственный путь сохранять постоянный паритет с изменяющейся Вселенной. И здесь я считаю нужным вновь повторить, что судьбы человечества определяются в конечное счете именно тем, насколько нам удастся установить и поддерживать соответствие с действительностью, в которую все мы погружены, и, что весьма важно, в то же самое время оценивать и мудро регулировать изменения, которые мы сами в нее привносим.

И здесь мы оказываемся перед еще более важной дилеммой, – дилеммой, которая, если заглянуть в ее суть, полна скрытой роковой иронии. Либо мы окажемся на высоте положения и сможем так развивать имеющиеся у нас качества, чтобы они гармонировали с вызываемыми нами же самими определенно направленными изменениями, касающимися как всех нас, так и окружающего нас мира, либо, отчужденные и вытесненные продуктами своего же собственного гения, будем постепенно сползать в направлении ко всеобщей, определенно направленной катастрофе.

Я позволю себе в последний раз подчеркнуть то, о чем уже неоднократно упоминал выше. По мере того как естественная древняя среда обитания человека все более приобретала нынешний вид «цивилизованного жилища», сам он все менее и менее зависел от своей чисто биологической стойкости и процессов биологической эволюции, все больше полагаясь на покровительство ремесел и изобретений культуры. Поскольку теперь он мог опираться на поддержку и защиту разного рода технических средств и достижений – ставших возможными благодаря овладению огнем, созданию оружия, возведению укреплений, убежищ и укрытий, приручению и одомашниванию животных, а также одежде, языку, социальным организациям и т. д., – человек уже мог позволить себе ослабить качества, которые были ранее необходимы, чтобы выстоять в борьбе за существование. И одновременно, чем больше он совершенствовал свой искусственный мир, тем больше приходилось ему развивать свои личные и коллективные качества, чтобы заставить этот мир работать на себя. Я уже сравнивал процесс технического подъема с восхождением по шатким ступенькам высокой и неустойчивой лестницы, где каждый новый пролет требует свежих усилий, культурной адаптации и известного времени, чтобы осмотреться и перевести дыхание.

Сейчас, достигнув за несколько десятилетий прогресса, сравнимого с итогами многих предшествующих столетий, мы совершили поистине гигантский рывок в техническом и материальном восхождении и оказались просто не в состоянии подтянуть к этим бешеным темпам свое культурное развитие. Безудержно меняющаяся на наших глазах действительность, за которой мы не успеваем уследить, мучает и пугает нас. Ведь все наше мироощущение, все стимулы нашего поведения, все ценности, вся система учреждений и институтов и весь наш образ жизни, в сущности, остались нам в наследство от предшествующих веков. И, чувствуя себя явно не в своей тарелке, мы робко и безуспешно пытаемся приспособиться к новым условиям, уже неспособные более жить в прежнем, естественном мире, но и не готовые еще к тому, чтобы полностью акклиматизироваться в новой, в высшей степени ненатуральной среде, которую мы сами и создали. От всего этого глубоко страдает наша психика и здоровье, ослабевает способность к здравым оценкам и суждениям, и подавленные, сбитые с толку всей этой лавиной изменений, мы никак не можем выработать правильную и последовательную линию поведения – то впадаем в панику я начинаем предпринимать какие-то судорожные, конвульсивные меры, то инсценируем беспомощные и безадресные протесты, то замираем в покорном смирения. Такая реакция лишь увеличивает опасность, что мы вновь окажемся абсолютно неподготовленными к новым волнам перемен, которые продолжаем неустанно и безответственно вносить в этот мир. Вот он, дьявольский порочный круг человеческих затруднений.

Чтобы разорвать этот круг, необходима кардинальная культурная перестройка и организационные мероприятия, которые по затрате усилий не идут ни в какое сравнение с мерами по обеспечению всеобщего формального образования и полезной занятости для всех жителей планеты. Да и времени для этого потребуется куда больше: по-видимому, различные этапы такой трансформации займут несколько десятилетий. Ведь в общем и целом речь здесь идет о беспрецедентной культурной перестройке многих миллиардов жителей планеты – на всех без исключения уровнях социальной иерархии, – с тем чтобы внутренне подготовить их и дать им реальную возможность сознательно и ответственно участвовать в делах человеческих и решении судеб Земли. И нам все равно этого не избежать: проблема эта с одинаковой силой давит на всех нас и требует конкретных действий. Конечно, легче всего утверждать, что духовный подъем человека представляет собой практически неосуществимую задачу. Но заявлять это, по сути дела, означает признать окончательное поражение перед лицом стоящих проблем – а я со своей стороны пока что не готов смириться с капитуляцией. Неприемлемой мне кажется и точка зрения, что эта задача слишком грандиозна по масштабам и потребует слишком много усилий и изменений, чтобы ее можно было реально решить в нынешних условиях. Все эти рассуждения не что иное, как различные формы эскапизма, стремления уйти от действительности и диктуемых ею проблем, ибо совершенно очевидно, что масштабы и сложность самих проблем, а также мероприятий, необходимых для их решения, со временем лишь непрерывно возрастают.

И вопрос сводится к тому, как убедить людей в различных уголках мира, что именно в усовершенствовании их человеческих качеств лежит ключ к решению проблем, что это отвечает нашим общим интересам и что только мобилизация усилий и энергии на глобальном уровне создаст необходимые для этого условия. В критический час человеческой истории первым и самым главным долгом всего мирового сообщества на всех уровнях – включая отдельные страны, их сообщества, компании и, наконец, семью – является улучшение всеми доступными путями и способами личных качеств всех его членов. Надо, чтобы необходимость развития и совершенствования личной и коллективной готовности к предстоящим трудным временам и грядущим проблемам проникла в умы и сердца всех простых людей планеты, стала решающим фактором деятельности всех политических лидеров, правительств, учреждений и организаций. Именно этому следует отдавать абсолютный приоритет в человечески делах, не жалея на возвышение и одухотворение человека ни времени, ни средств, ни душевных сил.

Не менее серьезные усилия потребуются и для того, чтобы заставить человечество осознать невозможность продолжения наметившихся ныне тенденций технического развития, или так называемого «прогресса», - этого лавинного и абсолютно анархического процесса, не поддающегося никакому внешнему регулированию и совершающего все новые и новые гигантские скачки вперед без всякой реальной связи с потребностями общества, невзирая ни на непосредственную полезность, ни на возможные отдаленные последствия для развития жизни на планете. Даже сознавая практическую неосуществимость «технического моратория», я все-таки считал бы полезным поставить этот вопрос на широкое обсуждение мировой общественности, пусть не как реальную меру, а как средство показать драматизм сложившейся в этой области ситуации. Мне кажется, что инициатива установления определенного кодекса, регулирующего границы и ответственность за научное и техническое развитие и внедрение, должна исходить прежде всего от самих представителей научной общественности. от ученого сообщества. Ученые, конечно, не могут отделить свою собственную ответственность за применение научных открытий от ответственности всех занятых в сфере исследований и разработок, а также тех, кто занимается использованием научных результатов, представителей промышленности и политических кругов, особенно если речь идет о таких их открытиях, которые не только не способствуют поддержанию человеческой жизни, а скорее представляют для нее реальную угрозу. Известно, что сегодня в мире больше ученых, чем было за все предшествующие века. Как социальная группа они представляют сейчас достаточно реальную силу, чтобы недвусмысленно и во весь голос заявить о необходимости всесторонне оценивать технический прогресс и потребовать постепенного введения контроля за его развитием в мировых масштабах.

Только тот прогресс и только такие изменения, которые соответствуют человеческим интересам и находятся в пределах его способностей к адаптации, имеют право на существование и должны поощряться – таков логический вывод и естественное следствие всего хода развития человечества; и именно в этом ключе следует решать вопрос о регулировании процесса изменений. Если с этих позиций оценивать научные изыскания, технические исследования и разработки, то окажется, что некоторые из них необходимо всемерно стимулировать, другие – замедлить, третьей – немедленно прекратить и не возобновлять до тех пор, пока соответствующее развитие человеческих качеств не создаст условия для восприятия и полезного применения новых доз прогресса.

Я уже неоднократно подчеркивал, что нам никогда не преодолеть возникших перед человечеством затруднений, если мы прежде со всей ясностью не осознаем, что единственный путь к спасению лежит через то, что я называю человеческой революцией, – через Новый Гуманизм, ведущий к развитию высших человеческих качеств. А как только мы в действительности это поймем, мы – я осмелюсь утверждать это со всей ответственностью – уже наполовину одержим победу. Ибо всякий, кто осознает это, будет готов и дальше двигаться в новом, оправданном требованиями времени направлении, отказавшись от хаотического стремления к любым целям, лишь бы они сулили ему немедленные, сиюминутные и чаще всего материальные выгоды. Речь здесь, по сути дела, идет о полном перевоспитании человечества, необходимом, чтобы жить в эпоху глобальной империи человека.

Человеческая революция – это процесс, небывалый по масштабам и сложности: мир поистине не знал еще столь грандиозных, головокружительных планов. И все-таки они не так уж фантастичны. Свидетельство тому – растущее осознание миллионами простых людей планеты задач и требований, которые предъявляет к ним окружающий их реальный сегодняшний мир. Поверив в возможность перестройки, которая позволит жить в этом мире, полностью раскрыв свои творческие способности и поняв свою возросшую ответственность, люди увидят мир преображенным, а свое существование – наполненным.

Глава 8

Идеи в движении

1. Измениться или исчезнуть

С гордостью и восхищением взирал человек вплоть до недавнего времени на происходившие вокруг бурные перемены; несмотря на временные трудности, он считал их свидетельством своего величия и символом могущества. А опасности, появлявшиеся время от времени на горизонте, казались в общем и целом вполне преодолимыми и не вызывали серьезного беспокойства. Так, считалось, что Земля вполне сможет прокормить еще 10 или 15 миллиардов человек; что, отчисляя дополнительную долю из национального дохода, можно без труда предотвратить или устранить загрязнение среды; что отходы можно с успехом перерабатывать и вновь использовать, извлекая при этом еще и чистую прибыль; что постиндустриальная цивилизация не только не обезличивает человека, но, напротив, скорее освобождает его от тяжелого ручного труда. И даже опасность ядерной катастрофы казалась в условиях существующего баланса супердержав скорее теоретической гипотезой, чем реальной угрозой.

Благодаря проектам Римского клуба и другим исследованиям, предпринятым вслед за ними в различных уголках мира, все более широкие слои мировой общественности начали понимать, что положение на самом деле много сложнее, чем представлялось ранее, и будущему действительно угрожают небывалые доныне беды. Разросшись количественно и приобретя огромную силу и власть, население планеты вызвало к жизни невиданные изменения, которые могут, как бумеранг, ударить по человечеству, поэтому необходимо всесторонне оценивать социальные и другие жизненно важные аспекты любых более или менее важных действий, ведущих к имеющим глобальные последствия изменениям. И обеспокоенность этой ускользающей из-под человеческого контроля ситуацией способствовала развитию в людях нового, необходимого им в этот мятежный переходный период качества – чувства перемен.

Истоки этого явления относятся к 1960-м годам, когда все очевиднее становилось вредное воздействие некоторых видов промышленной деятельности и отдельных достижений технического прогресса, когда потребитель все глубже ощущал свою слабость и беззащитность, когда все настоятельнее проявлялась необходимость защиты окружающей среды и более разумного использования мировых ресурсов. И именно мировая общественность заставила тогда неповоротливый истэблишмент что-то предпринять в этих областях. Теперь уже совершенно ясно, что принятых мер недостаточно, чтобы распутать чудовищный клубок сложных проблем, в котором прихотливо сплетаются, воздействуя друг на друга в невиданных доселе масштабах, взрыв народонаселения и беспорядок в социальной и экономической областях, неравномерность в распределении доходов и безработица, невежество и предрассудки. И чтобы разрубить этот гордиев узел, необходимы более кардинальные изменения, затрагивающие самые основы человеческой системы. Впервые в истории люди разных уголков мира одновременно почувствовали – пусть в различной степени и в разных формах – настоятельную потребность в переменах, в основе которой лежало подспудное недовольство действительностью и скрытое беспокойство. И это их единое желание стало характерной чертой нашего времени.

Думаю, что именно такое неспокойное состояние умов во многом способствовало установлению нового духа во взаимоотношениях между государствами. Так состоявшаяся в сентябре 1975 года Специальная сессия ООН не вылилась вопреки ожиданиям в обычные препирательства и конфронтацию, а привела к установлению временного перемирия между Севером и Югом. Эта же неудовлетворенность и потребность в переменах подготовила почву и для новой формы диалога между различными континентами. Самый яркий пример тому – открывшаяся в конце 1975 года в Париже конференция двадцати семи стран мира, представивших весь спектр уровней развития, от самого высокого до самого низкого – по вопросам энергии, сырья, развития и финансов. Конференцию было решено продолжать и в следующие годы. Можно ожидать, что этот, пусть пока еще не слишком очевидный поворот в руководстве делами человеческими приведет и к другим, не менее благоприятным последствиям и результатам.

Один из них заключается в том, что развитые страны, наконец, поняли – хотя и не до конца, – что не в их силах остановить мощное движение за изменение существующего мирового порядка. Они еще пытаются как-то затормозить его, изобретая все новые и новые технические приемы и дипломатические увертки, но уже признали его необходимость. Развивающиеся страны со своей стороны начали понимать, что разобщены не меньше своих противников и – сколь бы правомерны ни были их требования – вряд ли можно рассчитывать на немедленную полную победу и длительный перевес в решении мировых дел. Поэтому и они уже готовы пойти на определенные уступки и пока только на частичное удовлетворение своего билля о правах. Наконец, сегодня пересматривают некоторые свои позиции и социалистические страны, также стремящиеся к активному и полноправному участию в обсуждении важных мировых проблем, не укладывающихся порой в идеологические схемы этих стран.

Расширяющиеся переговоры – не просто диалог между отдельными странами: это диалог между различными структурами власти, и возможен он стал как раз благодаря активному стремлению миллионов простых людей мира к переменам. Конечно, те, кто стоит сегодня у кормил власти, предпочли бы решать свои внутренние проблемы и удовлетворять требования своих народов без ущерба для их позиций на международной арене. Однако, видя, что многие из нынешних мировых проблем уже не разрешимы какими бы то ни было односторонними действиями и требуют координированных совместных усилий, они вынуждены идти на создание неких временных компромиссных «священных» союзов, основанных на общности их интересов относительно той или иной проблемы. Довольствуясь такой ограниченной, куцей солидарностью, они и не пытаются по-настоящему вникнуть в нужды и стремления других народов, способствовать их сближению или решать задачи, которые могут хоть как-то ущемить их собственные интересы в мире. Сколько участившихся ныне межправительственных встреч так и остались безрезультатными только из-за того, что в ходе переговоров оказались затронуты те или иные внутриполитические проблемы одного из участников; как часто решение острых международных проблем откладывается по мотивам, связанным с внутренним партийно-политическим расколом или борьбой за голоса избирателей! До каких пор принцип «ты – мне, я – тебе», вряд ли уместный при решении такого рода вопросов, будет играть определяющую роль в преобразовании мировой системы? Дальше я буду еще не раз касаться этой темы. Здесь же лишь подчеркну, что, пока не будет существенно перестроена внутриполитическая структура в рамках отдельных государств, нет и не может быть речи ни о каком новом международном порядке. И эта закономерность не осталась незамеченной широкой мировой общественностью.

Надежды на светлое будущее человечества вселяет и еще одно новое явление – сознание того, что коль скоро все вокруг охвачено явным духом перемен, то и сам человек не может более оставаться исключением и тоже должен стать другим. Рядовые люди планеты все отчетливее понимают, что, неузнаваемо изменив мир, перемены не могут не коснуться их самих, и внутренне готовятся к этому. Однако предполагаемые изменения не могут происходить автоматически, пассивно, они должны развиваться по воле человека, в соответствии с его намерениями и желаниями, вобрав в себя все его творческие способности. Человек должен разумно управлять событиями, идти на жертвы ради достижения поставленных целей. Все больше людей переоценивает сейчас в этом свете свои ценности, принципы и поведение. В самих себе ищут они ответа на мучительный, роковой вопрос, где же выход из тупика, в котором оказалось сегодня человечество. И я уверен, что все они приходят к одному и тому же главному выводу – только через усовершенствование самих людей – всех мужчин и женщин, населяющих планету, – лежит в конечном счете путь к созданию лучшего мира.

Все больше и больше людей понимает сегодня – чтобы быть органической частью непрерывно меняющегося мира, необходимо и самим людям стать другими. Долгие годы человек непрерывно утрачивал контакты с бездумно создаваемым им же самим реальным миром; сейчас, осознав, наконец, опасность этого пути, он ужаснулся и хочет немедленно восстановить разорванные связи с действительностью и приспособиться к ее изменившемуся облику.

Начавшееся более столетия назад в наиболее развитых в промышленном отношении урбанизированных странах движение за обновление и гармонизацию общества сопровождалось пробуждением классового сознания масс. И именно оно направляло и вдохновляло целые поколения на историческую борьбу за социально-политические перемены. Но это не затухавшее годами восстание мировой бедноты было лишь прелюдией к разгоревшейся в глобальных масштабах борьбе. Однако сегодня люди по обе стороны баррикад начинают все отчетливее видеть мрачные тучи, сгустившиеся над всей человеческой семьей.

Это, разумеется, вовсе не означает, что внутренние социальные противоречия утрачивают ныне свою актуальность и остроту, что они будут затухать сами по себе или что их следует так или иначе искусственно затушевать, вовсе нет. Хочется верить, что наше поколение сможет перед лицом общей опасности проявить больше доброй воли в урегулировании своих внутренних противоречий и споров. Но сейчас особую важность приобретает стремление человека срочно найти удовлетворительный ответ на жизненно важный для него вопрос, небывалый по значимости и сложности. Достигнув апогея своего могущества, человек впервые с ужасом осознал таящиеся в этом могуществе опасности и вновь бьется над развитием самосознания всего рода человеческого, приспосабливая его к изменившемуся миру.

Он уже понял, что либо он должен измениться – как отдельная личность и как частица человеческого сообщества, – либо ему суждено исчезнуть с лица Земли. И само это сознание уже служит свидетельством начала столь необходимой всем нам глубокой культурной эволюции человека. Почувствовав, что ему угрожает сейчас смертельная опасность и что отныне все, в сущности, зависит от его собственных действий, он мобилизует дремлющие в нем физические и умственные способности, все свои скрытые потенции и хочет развить в себе качества, которые позволят ему вновь стать хозяином положения, подчинить себе ход событий – и выжить. И я не сомневаюсь, что, если человек будет действовать быстро и решительно, у него есть все шансы выиграть этот трудный бой.

Мы являемся свидетелями самого начального этапа процесса пробуждения человечества, некоего мутационного периода, знаменующего зарождение новых идей, которые буквально повсюду приходят в движение и получают все большее распространение. Это свидетельствует о том, что человек стоит на пороге перемен, однако это не более чем семена. Наша непосредственная задача – посеять эти семена и сделать так, чтобы они дали дружные всходы – обеспечить полное и всестороннее развитие описанной мной человеческой революции. Ибо только такая революция может усилить внутренние качества, присущие человеку как виду, и не только спасти его от самоуничтожения, но и дать ему возможность достичь и преодолеть более высокие пороги в своем восхождении. Так, сам выбирая и создавая свое собственное будущее, человек, наконец, сможет управлять своей судьбой.

Для того чтобы лучше понять, что же в действительности сегодня происходит на наших глазах, мы кратко рассмотрим новые мысли и идеи, появившиеся в четырех тесно связанных между собой проблемах: роста, суверенитета, населения и ресурсов.

2. От роста к развитию

Как мы уже отмечали, сам по себе рост не расценивается более как бесспорная и самодовлеющая общественная цель. Концепция роста ради роста уже на закате, и, хотя во многих странах, включая и наиболее процветающие, за ней все еще сохраняется достаточно высокий приоритет, на смену примитивным целям, направленным на чисто материальный рост, приходят новые, более широкие и всеобъемлющие концепции и ориентиры. Всегда ли правомерно, однако, отождествлять понятие «много» с понятием «хорошо», а «рост» рассматривать как символ «достижений»?

Одной из сторон синдрома роста служит убеждение, что, если не обеспечить непрерывного увеличения человеческого населения, оно неизбежно придет к упадку, и коль скоро естественные этические нормы призывают нас бороться со смертью и способствовать продолжению жизни, то и контроль за рождаемостью должен тоже вводиться в весьма ограниченных масштабах и формах. Сюда же относится и вера, что непрерывная экспансия является обязательным атрибутом здоровой экономики и поэтому нужно мобилизовать лучшие умы общества на дальнейшее совершенствование разного рода технических приспособлений и технологий, все большего увеличения производства и стимулирования потребления.

Все это и превратило экономический рост в предмет гордости и символ превосходства. Причем, акцентируя способность «роста» освобождать человека от забот, обычно игнорируют ту социальную и экологическую цену, которую часто приходится за это платить. Рыцарей роста прославляют как поборников добра и прогресса; правительства проповедуют рост как новоявленное откровение и именно в нем ищут ключ к решению возникающих проблем; для того, чтобы стимулировать его расширение и пожинать его плоды, создана целая сеть мощных политических, промышленных, финансовых, научных институтов; множество людей пропагандируют его достоинства и преимущества. Вот почему предостережение «Пределов роста» о том, что дальнейший экспоненциальный рост неизбежно приведет всю систему к катастрофе, было воспринято не более чем еретическая и основанная на ложной информации клевета.

И все-таки дебаты, разгоревшиеся после выхода в свет этой книги, оставили след в умах людей. Как часто бывает на исходе долгого периода идолопоклонничества, большие массы людей во многих развитых странах, особенно в Европе и Японии, начали сомневаться в незыблемости достоинств роста. Правда, не сразу удалось заполнить вакуум, образовавшийся после ниспровержения культа роста, но уже были попытки найти иные, не связанные с ростом способы вознаграждения и удовлетворения людей. Этим в значительной степени объясняется растущее стремление к экономическим гарантиям и качеству жизни.

С этим же, мне кажется, связано и изменение настроений среди рабочих некоторых промышленно развитых стран, сопровождающее падение веры в возможности экономического роста. С этим связаны такие явления, как прогулы, нежелание работать сверхурочно, требования о сокращении рабочего времени и введении гибкого, подвижного рабочего графика, увеличении периода отпусков и изменении сроков пенсионного возраста. К числу процессов, свидетельствующих о тех же тенденциях, относится и борьба за более человеческие условия труда и более содержательную работу, требование социальных льгот и гарантий, требование обеспечения гарантированного уровня годового заработка, введения отрицательного налога на доходы и политики регулирования доходов в национальных масштабах. Конечно, рано еще считать, что культ роста навсегда ушел в прошлое, но эти тенденции вряд ли можно не заметить.

При всем желании возродить золотые дни ничем не сдерживаемого роста индустриальное общество, наконец, осознало, что продолжение его в прежних формах и с той же скоростью невозможно. И рабочий класс этих стран стремится объединить усилия и использовать преимущества новой ситуации, когда потолок роста уже достигнут.

Существенно иная, хотя и не менее важная эволюция идей происходит и по другую сторону той сейсмической трещины, которая расколола современный мир на две большие группы: «имущих» и «неимущих». И сюда докатились волны надежд на изобилие и отзвуки культуры роста. И хотя эти надежды становятся реальностью пока что лишь в отдельных, немногочисленных слоях общества, средства массовой информации неустанно несут в каждый дом соблазнительные, порой вульгарные картинки роскошной, «красивой» жизни «имущих», включая и тех, кто наслаждается изобилием в самих бедных странах.

А между тем вовсе нет никакой уверенности, что надежды на рост осуществимы – даже при наличии активных мер в национальных и международном масштабах – во всех без исключения, а не в отдельных странах развивающегося мира. Легко видеть, что даже новый мировой экономический порядок не сможет, несмотря на все заманчивые обещания, в ближайшие годы существенно изменить сложившуюся в мире несправедливую и совершенно нетерпимую ситуацию. И доступ большинства населения планеты даже к умеренному уровню достатка – не говоря уже о каком бы то ни было изобилии – будет осуществляться куда медленнее, чем этого бы хотелось. Возможно, разрыв между ожиданиями и реальностью и станет самой печальной западней, в которую в погоне за ростом добровольно загнало себя человечество.

Понимая, быть может, какую бомбу замедленного действия представляют эти обреченные ожидания, лидеры бедных стран проявляют сегодня благоразумие и чувство меры в подходе к решению многих острых проблем. Провозгласив настоятельную необходимость нового порядка, они вместе с тем прекрасно понимают, что он может оказать конкретное воздействие на рост лишь в результате длительных и сложных процессов; и поэтому они поступили весьма мудро, выдвинув принцип опоры на собственные силы. Это лишь подтверждает, что такие важнейшие условия нормальной жизни, как занятость, питание, жилье и т. д., обеспечиваются прежде всего за счет собственных усилий тех, кто в них нуждается; именно коллективная опора на собственные силы должна стать основой мировой взаимозависимости в новой, справедливой и исключающей эксплуатацию международной системе, которую нам предстоит создать.

Все эти идеи могут показаться на первый взгляд несколько наивными. Даже если предположить, что медленный рост за счет собственных возможностей приносит больше морального удовлетворения, чем быстрый рост за счет помощи извне, все равно никакая опора на собственные силы не в состоянии сама по себе вывести многие страны из крайней, ужасающей нищеты, в которой они сейчас пребывают. И все-таки этот принцип верен: борясь за более высокий уровень жизни, люди должны прежде всего полагаться на свои собственные силы. Этот принцип может сыграть и большое воспитательное значение, воздействуя на трудовую этику и практику, направленную на поддержание безудержного экономического роста Северной Америки, Европы и Японии. Он вводит в сугубо материальную количественную концепцию роста политические и этические мотивы самоуважения и самосовершенствования в отношении к работе и оценке ее результатов. Чтобы эта новая тенденция не привела назад к кризисам и разочарованиям, необходимо вовлекать развитые страны в широкое международное экономическое и техническое сотрудничество.

Сегодня можно уже сказать, что посеянные семена дали сильные, дружные всходы и обещают хороший урожай. Сразу же оговорюсь, что никто, в сущности, не отрицает того факта, что мировая экономика еще долгие годы будет продолжать развиваться и расширяться. В числе главных причин, оправдывающих эту необходимость, следует прежде всего указать неудовлетворительный уровень жизни значительной части нынешнего населения планеты, а также стремительные темпы его увеличения. Все это делает непрерывное расширение производства важным фактором сокращения разрыва в распределении дохода и богатств между отдельными странами. И все же ни один здравомыслящий человек не сможет сегодня безоговорочно отстаивать традиционную примитивную концепцию роста и способы его искусственного стимулирования или доверять прежним критериям его измерения и оценки. При этом все более широкое распространение получает точка зрения, что, в каких бы формах ни осуществлялся экономический рост, он должен быть непрерывным процессом, без конвульсивных скачков и остановок и без чередующихся циклов подъема и спада. И продолжение его возможно лишь до тех пор, пока это совместимо с «хозяйским отношением к Земле». Так появилась концепция допустимого роста.

Изучение этого вопроса начато уже во многих местах. Хотя исследования находятся пока в эмбриональном состоянии и страдают от национальной разобщенности, уже само признание необходимости взвешивать формы и темпы экономического развития (не только в зависимости от экологической приемлемости, но и с точки зрения допустимого периода времени, в течение которого развитие может продолжаться без ущерба для планеты) служит явным свидетельством положительного сдвига во всем стиле нашего мышления. В дальнейшем эти идеи должны включить в себя более целостный подход к самому явлению роста, основанный не на механистических рассуждениях о росте как таковом, безразлично его конкретным формам, а на концепции органического роста. Это различие было подчеркнуто Месаровичем и Пестелем в «Человечестве на перепутье».

Если задуматься над процессами, протекающими во всех без исключения живых организмах или системах: нашем собственном организме, животных или растениях, в лесу, реке, пруду или море, – то концепция органического роста представляется предельно простой и самоочевидной. Рост каждого из компонентов обусловлен состоянием всех остальных частей и неизбежно предполагает последующее замедление. Рост в одном месте вызывает рост, спад или изменения в другом, и наоборот; в своем циклическом развитии жизнь и смерть неразрывно сплетены друг с другом, и без смерти невозможно возобновление и эволюция жизни. В живых организмах или системах просто не существует таких понятий, как «постоянный рост» или «нулевой рост»; более того, рост не играет в их эволюции центральной роли – главное место принадлежит жизненной силе и способности к выживанию, то есть качественному усовершенствованию и оптимальному приспособлению к окружающей среде.

Конечно, правомерность подобных аналогий имеет свои пределы, и не следует ими слишком увлекаться, однако они помогают яснее представить себе, насколько сбилась с пути в своем развитии человеческая система вследствие своей пагубной склонности к росту. Направляемая властью человека, она поднималась как на дрожжах, нарушая основы жизни на планете и подавляя естественное взаимодействие сил, поддерживающих существование всех живых организмов, в том числе и человека. И теперь, чтобы не исчезнуть окончательно как вид, человек должен не только оправиться с раздирающими его внутренними противоречиями, но и достигнуть гармонии со своей внешней биофизической средой. Так постепенно обретает очертания концепция динамического равновесия, весьма сходная с принятым в физике состоянием «устойчивого равновесия».

Под обществом, достигшим состояния «устойчивого равновесия», следует понимать общество, которое в ответ на изменения внутренних и внешних условий способно устанавливать новое, соответствующее этим изменениям равновесие как внутри себя, так и в пределах всей среды своего обитания. Примером динамического равновесия в международной политике может служить так называемый баланс силы между великими державами – легко увидеть, к каким последствиям может привести нарушение этого баланса. Так же как и политический баланс сил, всеобщая человеческая система нуждается для поддержания и восстановления соответствующего социального и экологического равновесия в постоянном руководстве человека, и этим она отличается от любых живых систем, наделенных самой природой естественной неотъемлемой способностью к самоуравновешиванию за счет соответствующих гомеостатических свойств. И сейчас люди начинают все глубже осознавать, что одна из главных новых обязанностей человечества как раз в том и состоит, чтобы поддерживать состояние надежного, устойчивого равновесия как внутри глобальной человеческой системы, так и в ее взаимоотношениях с экосистемами.

Применив немного здравого смысла, мы достаточно логично перешли, таким образом, от роста вообще к росту, основанному на собственных силах, затем к допустимому росту, а далее к органическому росту и динамическому равновесию. Не менее важна и другая открывшаяся нам истина, которую мы забыли в своей лихорадочной погоне за ростом любой ценой, – что корень добра таится именно в равновесии. Наряду с этими идеями, касающимися всего человеческого общества, становится все более очевидным, что у равновесия есть и еще одна важнейшая составляющая, и связана она с внутренним миром человека как отдельной личности.

Удовлетворив определенный набор своих минимальных жизненных потребностей и достигнув физического благополучия, человек выдвигает ряд новых нужд, желаний и стремлений, касающихся его безопасности и гарантий, удобств и комфорта, веры, самовыражения, социального положения, а также того, что обычно называют качеством жизни. Говоря о разумной степени удовлетворения всех этих человеческих запросов, сейчас чаще используют слово «развитие», которое быстро вытесняет понятие роста.

Здесь уже действительно можно говорить об определенных улучшениях качественного характера. Конечно, понятие развитие до сей поры остается еще весьма расплывчатым, и в центре его, как и следовало ожидать, по-прежнему лежит стремление к повышению материального уровня жизни. Тем не менее весьма знаменательно, что именно развитие является сегодня ключевой политической целью даже в развивающихся странах, что свидетельствует об отходе от доминирующей в прошлом жесткой и бескомпромиссной ориентации на рост. И я уверен, что это еще только начало: в будущем мы увидим, как один за другим будут падать барьеры, удерживающие нас в плену узких, устаревших представлений. Как показали уже оценки, проведенные – хотя и в различных формах и на разных уровнях – во многих странах, развитие стало настоятельной потребностью, приобретающей поистине всеобщий характер, и должно стать коллективным делом всего глобального сообщества.

Настало время сделать последний, окончательный шаг в этой наметившейся уже эволюции. В распространенной ныне интерпретации слово «развитие» связывается обычно, как я уже отмечал, с «удовлетворением человеческих потребностей», и люди в соответствии с этим рассматриваются главным образом как просители и потребители. Такой упрощенный подход ошибочен и лишь сбивает нас с толку. Необходимо отказаться от него и понять наконец, что если рассматривать эту проблему в длительной перспективе и на глобальном уровне, то концепцию потребности надо соотносить с возможностью ее удовлетворения, а человеческие запросы подчинять возможности разумного их обеспечения. В противном случае нас не ждет впереди ничего, кроме хаоса и разочарований. Если выразить эту мысль более четко, она означает, что необходимым условием разумности человеческих запросов и умеренности надежд на их удовлетворение является развитие самих человеческих качеств и способностей.

Ведь, в сущности, первоисточником всего хорошего, так же как и плохого, оказываются прежде всего сами люди, и, следовательно, именно они в конечном счете – творцы своего собственного развития или неразвитости, какой бы конкретный смысл ни придавался этому термину. В них самих и в их потребностях скрывается суть этой проблемы, и только они – и никто другой – могут обеспечить ее решение, ибо они являются единственным источником, из которого черпаются средства, необходимые для удовлетворения всех их нужд и запросов. Так что если смотреть на развитие в истинном свете, то оно – так же как и любое другое человеческое достижение – может быть только таким, каким способны сделать его сами люди, применив все свои многогранные возможности, все свои духовные силы, свой ум, знания, изобретательность, мастерство, дар взаимопонимания и любви к ближнему, способность чувствовать прекрасное, ощущать поэзию жизни, все свои артистические и эстетические наклонности.

Для того чтобы поставить все на свои места, надо просто перевернуть нынешнее понятие развития, сфокусировав основное внимание не на потребностях человеческого существа, а на его способности вносить вклад в их удовлетворение, то есть на его собственных качествах и на его собственной изобретательности. Ведь чем больше будут развиты и возвышенны его внутренние достоинства, тем более высокого уровня и качества жизни он сможет достичь, не выводя из равновесия всю систему. В заключение хочу отметить, что было бы серьезным заблуждением считать человеческие потребности отправным пунктом новой фазы в эволюции человечества. Любые новые достижения человечества – включая и то, что обычно подразумевается под «развитием», – могут основываться только на совершенствовании человеческих качеств, и именно на этом мы должны сконцентрировать все свои усилия, если мы хотим действительно «расти».

Конечно, все эти идеи еще не получили должного распространения. Но пройдет время – они проникнут в умы людей, и человеческая революция будет выглядеть не такой уж утопичной. И если это осуществится, тогда действительно можно будет сказать, что человечество находится на правильном пути.

3. От суверенитета к сообществу

Активное брожение идей наблюдается и в международной жизни; здесь на смену концепции независимости приходит подход, основанный на признании многосторонней зависимости между всеми отдельными элементами международной системы. Это лишь первый, пусть скромный, но совершенно необходимый шаг вперед от нынешнего анархического и неуправляемого состояния в мире, в основе которого лежит так называемый «суверенитет» хаотического множества конкурирующих и ссорящихся государств, сначала к вынужденному, а потом и вполне сознательному сотрудничеству. Конечной целью такой эволюции станет истинное «сообщество» людей, объединенных взаимным уважением и общностью интересов. Вряд ли есть необходимость вновь подчеркивать, что национальный суверенитет представляет собой в век глобальной империи человека главное препятствие на пути к его спасению. И тот факт, что он упорно сохраняет свое значение как руководящий принцип государственного устройства человечества, представляет собой типичный синдром нашего ненормального культурного развития, а следовательно, и всех наших затруднений.

В этой связи позволю себе более детально коснуться некоторых вопросов, которые я уже обсуждал. До начала второй мировой войны в мире было около шестидесяти суверенных государств, некоторые из них – с обширными колониальными владениями. Сейчас 144 (в настоящее время больше) страны входят в Организацию Объединенных Наций. И все они: большие и малые, старые и молодые, одни – весьма монолитные и однородные, другие – в высшей степени гетерогенные по структуре, одни – представляющие рациональный единый организм, другие – носящие на себе отпечатки различного рода исторических, расовых, географических и культурных обстоятельств, оправдывающих их существование, – все они в высшей степени эгоцентричны и чрезвычайно ревностно относятся к прерогативам своего суверенитета. Границы одних многократно передвигались на протяжении столетий; неустойчивые и переменчивые, как ртуть, многие из них и сейчас еще служат предметом оживленных дискуссий. Другие упорно хранят традиции древних династических браков и альковных союзов или увековечивают прихоти картографов, перенесших на чертежную доску сферы влияния колониальных империй. И все-таки каждая из стран, даже замышляя планы захвата чужих территорий, провозглашает незыблемость и священную неприкосновенность своих собственных границ.

Если говорить о практической стороне дела, то для большинства относительно маленьких и слабых государств суверенитет остается в значительной степени номинальным, не говоря уже о введенной недавно концепции ограниченного суверенитета. По сути дела, перед лицом сверхдержав, крупных государств и даже могущественных корпораций положение маленьких стран представляется довольно-таки безнадежным. Однако даже и они, на собственном опыте испытав, что значит быть слабым перед лицом сильных, не уступают последним в жестокости, отказываясь признать за этническими и культурными меньшинствами, по капризу истории оказавшимися в пределах их территорий, те же самые права на самоопределение и независимость, которых требуют для себя на мировой арене. И всетаки, при всей своей этической, политической и функциональной неприемлемости и нелепости, суверенитет национального государства по-прежнему остается краеугольным камнем нынешнего мирового порядка. Более того, совершенно очевидно, что в последнее время наблюдается даже определенное возрождение культа суверенности, культа, который осудил А. Дж. Тойнби, назвав его «главной религией человечества, избравшей в качестве объекта поклонения кровавого бога Молоха, который требует от людей приносить в жертву своих детей, самих себя и всех своих ближних – представителей рода человеческого». Стоит ли удивляться, что структура нынешнего международного здания оказывается столь нестабильной и шаткой, если оно построено из старых негодных кирпичей – суверенных национальных государств.

Ничто, наверное, не показалось бы более странным и диким наблюдающему Землю со стороны умному инопланетянину, чем этот калейдоскоп всевозможных стран, разделивших на части континенты – кусочек тебе, кусочек мне, – а теперь стремящихся поделить между собой и моря! Инопланетянин еще более удивится, когда, приблизившись, увидит, какую изобретательность умудряются проявлять земляне, чтобы оправдать существование этой немыслимой структуры и управлять ею.

Чудовищный военный нарост, ежегодно поглощающий 6-8% общего продукта человеческого труда для разрушительных целей, далеко не единственный абсурдный побочный продукт этого бессмысленного разделения. К нему можно добавить и разросшуюся до неимоверных размеров систему дипломатических служб, пользы от которой сейчас не многим больше, чем от столь же разбухшей системы секретных разведывательных служб. Очевидно, что в наш век – век, когда системы телефонной, телеграфной и телевизионной связи, телексы, радио, пресса и охватывающие буквально весь мир авиалинии приносят в каждый дом все свежие новости, когда информация сама по себе без посторонней помощи путешествует по свету, когда журналисты не пропускают ни одного более или менее интересного происшествия, не осветив его на полосах газет, а спутники постоянно следят за тем, что делается на поверхности планеты, – значительная часть этих в высшей степени громоздких, манерных и безнадежно yстаревших служб, оставшихся нам от времен рыцарей меча и шпаги, оказывается совершенно лишней и неуместной.

Кроме явных, осязаемых и режущих глаз результатов деятельности всех этих служб и организаций, в частности, военных, изобретено множество мелких ухищрений, усложняющих и запутывающих современною жизнь. Чудовищно раздувая бюрократический аппарат, чиновники рассылают во все концы кипы зашифрованных сообщений, кодированных инструкций, вводящих в заблуждение докладов, перекрывающих друг друга и абсолютно друг другу противоречащих договоров, протоколов, составленных во изменение ранее подписанных, которые в свою очередь были предназначены для внесения поправок в прежние законы – также и в законы, которых вообще никогда не должно было бы существовать в природе. Создаются искусственные альянсы, о которых обычно тут же и забывают, разрабатываются международные законы, допускающие множество самых различных интерпретаций – впрочем, это не так уж и важно, поскольку их все равно никто никогда не соблюдает.

К счастью, в массе своей земляне не так уже безнадежно глупы, как могло бы показаться наблюдающему гипотетическому инопланетянину. Люди уже начинают сознавать не только бесполезность и бессмысленность, но и непомерную цену – в самых различных смыслах, – которую приходится платить за эти паразитические механизмы. Более того, сейчас широко распространяется убеждение в правоте Тойнби, отмечавшего, что «сила поклонения культу национального государства вовсе не свидетельствует о том, что национальный суверенитет действительно представляет собой удовлетворительную основу политической организации человечества в атомный век. Истина как раз в прямо противоположном... в нашу эпоху национальный суверенитет, по сути дела, равносилен массовому самоубийству».

То обстоятельство, что сегодня множество людей продолжает упорно отстаивать национальный суверенитет, вовсе не служит, по моему мнению, доказательством его целесообразности. Ведь до того момента, как мир получил возможность убедиться в ложности и коварстве мифа об экономическом росте, и он пользовался точно таким же единодушным поклонением. И так же как этот миф верно служил интересам мирового истэблишмента, помогая ему прикрывать свои огрехи и промахи, принцип национального суверенитета оказывается в первую очередь весьма выгодным его самым ревностным защитникам – правящим классам. Ведь суверенное государство – их вотчина. Вся помпезность и внешний блеск, все пышные слова и витиеватые украшения, скрывающие за собой узкий эгоцентризм, вкупе со связанными с этим имущественными интересами – все это как нельзя лучше служит корыстным целям правительств; ведь суверенное государство позволяет им, прикрываясь громкими фразами об отечестве и традициях, или отечестве и революции, или о чем-нибудь еще, защищать прежде всего свои собственные позиции. Более того, оно дает им все новые и новые средства, предлоги и поводы оказывать психологическое и политическое давление на своих сограждан, не останавливаясь перед тем, чтобы в нужный момент призвать на помощь старую испытанную уловку – разжечь в стране национализм и шовинизм. Вот почему еще ни один государственный деятель ни одной страны ни разу не встал и не провозгласил открыто и во всеуслышание, что ортодоксальная приверженность принципу государственного суверенитета в условиях современного мира становится не только опасной, но попросту нелепой и абсолютно неуместной.

И все-таки, несмотря на усилия его защитников, «сосуд суверенитета», по выражению гарвардского политолога Стэнли Хоффмана, «дал течь», и через его некогда совершенно водонепроницаемые стенки непрерывно и безудержно струится поток технологических инноваций. И вместе с ним медленно, но верно растет и ширится убеждение, что такое положение вещей ведет нас по неверному пути. А отсюда – уверенность в необходимости поисков и изучения новых транснациональных форм организации и способов сосуществования. Уже сейчас в тех кругах общества, которые наиболее чувствительны к новым требованиям нынешней эпохи, предпринимаются конкретные исследования, направленные на выявление структуры нового политического порядка на планете, свободного от императивов национального суверенитета. Так некогда шаг за шагом развеивался миф о росте и отмирала роль золота как единого денежного эквивалента. Теперь так же постепенно вызревает и обретает реальные черты идея необходимости отказа от принципа суверенности национального государства.

Инициатива первых шагов в этом направлении должна исходить от более старых и более сильных стран. Созданные в результате деколонизации и освободительного движения новые страны – случай существенно иного рода. Для них – в силу логики сложившегося мирового порядка – возможность создания независимого государства является неизбежным доказательством самоопределения, средством самоутверждения и национального единства, это возможность сказать свое слово при решении международных проблем, развиваться, опираясь на собственные силы, воспитывать свой собственный класс политических деятелей, способных управлять государственными делами. Наконец, это позволяет им оптимально приспособить друг к другу – не жертвуя при этом слишком ни тем, ни другим – свою традиционную культуру и современные методы управления. И как бы ни были нелепы ошибки, которые они уже сделали и еще не раз сделают в течение периода обучения и приспособления, в какую бы наивность и в какие бы излишества они ни впадали – опыт самоуправления совершенно необходим для их дальнейшего развития, и приобрести его они могут только под прикрытием суверенитета.

Что же касается стран, принадлежащих к так называемому Первому, развитому капиталистическому миру, то они-то как раз могут и должны проявить инициативу коллективного и добровольного отказа от части своих суверенных прав, показав тем самым миру, что это не сопряжено ни с какими трагическими последствиями для развития страны. И ведь эта идея не так уж нова, как может показаться на первый взгляд. Подобные попытки были впервые 40 лет назад предприняты в Европе, а ведь именно она считается колыбелью принципов суверенитета. В 1934 году решение об отказе от части своих суверенных прав и передаче их Лиге Наций приняло правительство Испанской республики, однако вскоре в стране разгорелась гражданская война, к власти при поддержке военных пришли националисты – и романтической инициативе так и не суждено было осуществиться. Если не считать этой попытки, европейцам понадобилось пережить еще одну, вторую мировую войну (которая, так же как и первая, протекала главным образом на их территории, безжалостно калеча Европу и ее народы), чтобы осознать, наконец, бессмысленность всех страданий, разрушений, моральных и финансовых жертв, которые принесли им склоки между обособленными национальными государствами. И вот в 1945 году, устав от этой войны, от тех, кто ее разжег, они наконец дозрели до мысли, что пора объединить усилия, и попытались создать новую, небывалую транснациональную и наднациональную организацию.

Понадобилось еще двенадцать лет, прежде чем были заложены реальные основы нынешнего Европейского экономического сообщества. Весьма примечательно, что подавляющее большинство западноевропейских стран изъявило тогда полную готовность к интеграции в экономической области, рассматривая ее как прелюдию к дальнейшему политическому объединению. Однако это логически неизбежное развитие процесса было нарушено и приостановлено изза отсутствия сильного единого руководства, из-за возрождения национализма – наиболее ярким, но не единственным примером которого является голлизм, – а также из-за местнических, узкоэгоистических интересов и действий представителей политических кругов. Определенные трудности возникли также и в связи с позициями, которые заняли по этому вопросу США и Советский Союз, озабоченные – хоть и по различным мотивам – перспективой появления нового экономического гиганта и конкурента и возможным перераспределением политической власти и влияния.

Конечно, столь медленное развитие процесса интеграции и бесчисленные проволочки, непрерывно возникающие на пути к его конкретному осуществлению, не могли не вызвать определенного разочарования и охлаждения к самой идее. К тому же переживаемое ныне странами Западной Европы состояние общего кризиса отнюдь не располагает к реализации крупных проектов, если они не обещают в скором будущем откровенно положительных результатов. Объединение разобщенного и разделенного на части континента – а именно такой была некогда Европа – было и остается чрезвычайно сложной задачей, и решение ее сопряжено с неимоверными трудностями; однако сейчас уже можно сказать, что ключ к ней найден, и сама логика вещей вынуждает Европу к объединению. В нынешнем десятилетии создались, на мой взгляд, очень благоприятные условия для осуществления многих не реализованных еще замыслов. Именно в этом направлении развиваются сейчас настроения большинства европейцев. Если эта идея и дальше будет обретать силу и поддержку – а я верю, что именно так и случится, – мы станем свидетелями решающего события для судеб всего мирового развития – создания первого истинного регионального союза или сообщества.

Надо сказать, что процесс объединения сам по себе не предполагает автоматического отказа от атрибутов суверенности, но способствует определенному растворению этого принципа, во-первых, распространяя его на значительно более обширные географические территории, а во-вторых – постепенно накладывая на них транснациональные узы и внедряя организации наднационального характера. Весьма интересно, что процессы, протекающие сейчас в Европе, вовлекают в создание новых учреждений и новых механизмов самые различные группы и слои общества. Строительство Сообщества осуществляется не по заранее запланированной программе, как это первоначально предполагалось, а главным образом a la carte, что не может в конечном счете не замедлять его темпов. И все основные социальные силы, не имея вопреки своему желанию возможности заранее и на достаточно солидной основе готовить и планировать действия, вынуждены чертить карты своего продвижения прямо на местах, выбирая формы и пути развития и по ходу дела приспосабливая их к изменяющейся действительности.

Параллельно с передачей в ведение Сообщества некоторых функций, находившихся прежде в компетенции отдельных государств, развивается и определенный обратный процесс децентрализации, сопровождающийся расширением местной автономии и полномочий учреждений локального уровня. Создание такой иерархической координированной системы, объединяющей на наднациональном уровне интересы и возможности различных групп и слоев населения и обеспечивающей распределение ответственности за принятие решений, оправдано сегодня в нашем усложняющемся мире как с политической, так и с функциональной точки зрения. В условиях Европы такая перестройка ведет к созданию Europe des regions, существенно отличной от Europe des patries, то есть суверенных государств.

Конструктивное влияние опыта Европейского экономического сообщества сказывается далеко за пределами континента. Заключенные Сообществом договоры о сотрудничестве с Грецией, Кипром, Турцией, Марокко и Тунисом, а также его экономическое партнерство с сорока шестью странами Африки, зоны Карибского бассейна и Тихого океана открывают миру путь к новым организационным формам сотрудничества. Под сенью таких договоров между группами суверенных государств устанавливаются многочисленные неправительственные связи и контакты в экономической, финансовой, технической и культурной областях. В результате этого тесного и жизнеспособного сплетения транснациональных интересов постепенно вытесняются и практически обрекаются на забвение зафиксированные в различного рода уставах и документах сакраментальные принципы суверенитета.

Глубоко новаторский характер этих процессов делает их объектом активного сопротивления со стороны различных социальных групп и политических сил. Однако я верю, что именно этим процессам принадлежит будущее. Думаю, что завтра многие страны, которых ныне связывают с Европейским экономическим сообществом узы простого сотрудничества, вступят в него как полноправные члены. Будут заключены соглашения с другими странами, и сфера новой солидарности будет расширяться, подавая хороший пример всем странам и народам. В частности, после многолетней паузы получит наконец дальнейшее развитие региональная интеграция стран Латинской Америки. Основой для возобновления действии в этой области послужит опирающаяся на прагматический принцип a la carte новая формула Латиноамериканской экономической системы, принятая странами зоны Панамского канала в августе 1975 года. Уже упомянутый мною проект, проводимый по инициативе Римского клуба в Венесуэле, поможет латиноамериканским странам понять, что будущее каждой из них неразрывно связано с судьбой всего континента, зависит от их способности действовать сообща, невзирая на разъединяющие их национальные границы.

Можно с уверенностью утверждать, что сознание необходимости решать ряд проблем, минуя уровень отдельных государств и не делая фетиша из их сакраментального суверенитета, и преодолевать недостатки национальной структуры за счет создания региональных и субрегиональных союзов непрерывно развивается, приобретая все новых и новых сторонников. Одним из свидетельств стремления вырваться из силков суверенитета является формирование добровольных нерегиональных коалиций. Раньше коалиции такого рода носили, как правило, военный характер. Теперь они стали совершенно необходимы для решения общих для различных стран и регионов мира проблем, требующих отказа от национального престижа и национальных прерогатив в пользу совместных, коллективных действий. К числу таких проблем относится, в частности, управление использованием некоторых видов природных ресурсов, развитие ряда технологий, отдельные стороны охраны окружающей среды, регулирование валютно-финансовых вопросов и т.д.

Наиболее широкоизвестную и лучше всего организованную коалицию подобного типа представляет в настоящее время организация стран – экспортеров нефти – ОПЕК. Она имеет явные преимущества перед своим предполагаемым двойником и антиподом – Международной энергетической ассоциацией. Другим примером может служить Организация экономического сотрудничества и развития – ОЭСР, обладающая в отличие от упомянутых ранее значительно более обширной базой и существенно иным набором целей и задач: она служит официальным форумом, а иногда и выразителем интересов рыночной экономики развитых стран. В ноябре 1975 года состоялась первая в истории экономическая встреча на высшем уровне. Подписанная шестью участвующими в ней крупнейшими промышленными странами ОЭСР Декларация Рамбуйе была главным образом посвящена нынешнему тяжелому экономическому кризису и совместным действиям, которые необходимы для его преодоления. Параллельно начала выкристаллизовываться и идея постоянно действующего «директората» «капиталистических» стран, полезность и эффективность которого трудно предвидеть заранее: она будет зависеть от того, какие конкретные формы это примет и какие силы его возглавят. На противоположном конце спектра находится «Группа-77» – уже упоминавшаяся мною коалиция, в которую входит около 100 наименее развитых стран. По-видимому, будет дальше развиваться и совершенствоваться и региональная экономическая ассоциация Советского Союза и стран социализма – Совет Экономической Взаимопомощи, или СЭВ.

Все эти тенденции свидетельствуют о явной неэффективности старой системы двусторонних отношений перед лицом мировой проблематики. С другой стороны, громоздкие международные организации, объединяющие около 150 государств, просто не в состоянии функционировать, не прибегая к посредничеству коалиций того или иного рода. И здесь вновь реальность оказывается сильнее устаревших принципов и структур, вынуждая правительственные круги и представителей политических верхов идти на создание объединений, игнорирующих государственные границы, и проводить курс на солидарность между народами. Эти процессы и тенденции весьма отрадны; однако для того, чтобы все это не вылилось в конечном счете в конфронтацию между отдельными коалициями, сейчас, как никогда ранее, необходима активная поддержка широкой мировой общественности.

Думаю, что региональные сообщества и нерегиональные коалиции – различные по природе, масштабам и задачам и существующие наперекор своим и чужим национальным границам, так жестко разделившим мир на экономические, политические и идеологические блоки и группировки, – будут играть в будущем все более и более важную роль. Одно из их преимуществ заключается в том, что они по самой своей форме гораздо менее монолитны, чем национальные государства, и следовательно, и более восприимчивы к новым возможностям, новому опыту, инновационным и творческим элементам и потребностям, чем официальные бюрократические учреждения типа научных академий, научно-исследовательских институтов, религиозных и неправительственных организаций. Таким образом, в исторически сложившейся иерархии учреждений и институтов создается новая возможность принятия решений, позволяющая управлять усложняющимся и все более интегрированным миром.

Другая область, где вызревает не менее обильный урожай идей, связана с прямо противоположной принципу суверенитета концепцией взаимозависимости. Руководитель Международной программы Аспеновского института гуманистических исследований Харлан Кливленд абсолютно прав, утверждая, что люди мира «взаимозависимы гораздо в большей степени, чем это отражено в нынешних национальных и международных институтах». Считая, что «гуманистическое управление международной взаимозависимостью представляет одну из важнейших политических и моральных проблем нашего времени», он приступил к осуществлению крупной программы, цель которой выявить, какие международные институты и соглашения могли бы наладить систему многостороннего управления деятельностью, связанной с удовлетворением человеческих потребностей.

Можно понять развивающиеся страны, если, выступая за «селективную» взаимозависимость, они заранее отвергают решения, которые им могут навязать более сильные страны. В сущности, они во многом правы. Ведь навязываемая насильно взаимозависимость в отношениях между неравными неизбежно превращается в свою противоположность, оборачиваясь зависимостью; здесь складывается ситуация, аналогичная случаю с котлетой из одного рябчика и одного коня – конечный продукт оказывается состоящим из сплошной конины. В этом ключе, помоему, следует оценивать и Хартию экономических прав и обязанностей государств, недвусмысленно подчеркивающую роль национального суверенитета. Гарантией прав малых и молодых государств должна служить не химера независимости, а утверждение и коллективные гарантии отсутствия зависимости от какого бы то ни было другого государства. Если подойти к этому условию с более общих позиций, оно требует установления более справедливых и равноправных уз взаимности и взаимозависимости между всеми без исключения странами, кардинального преобразования международной практики. Только тогда страны будут объединены узами действительно обоюдной зависимости. И другого пути у нас нет: мировая система вступила сейчас в фазу поистине эпохальных преобразований, и именно взаимозависимость представляет одну из ее определяющих основ.

Самое парадоксальное, что даже Организация Объединенных Наций – этот форум суверенных государств – постепенно расшатывает устои принципа суверенитета. Относительно менее могущественные ее члены долгие годы непрерывно сетовали на засилье в ООН больших стран, на то, что иногда имеет место злоупотребление правом вето, что Соединенные Штаты Америки вербуют себе большинство с помощью подкупа и других неблаговидных средств. В последнее время ситуация в корне изменилась, и теперь настал черед США выражать недовольство «тиранией большинства». Однако, каковы бы ни были благоприятные последствия этих сдвигов недовольства, ясно одно: пороки и причины недостаточной эффективности ООН связаны не столько с самой организацией, сколько с поведением ее членов, больше всего на свете озабоченных соблюдением своих собственных прав и суверенных интересов и не желающих замечать ничего другого.

Все единодушны во мнении, что система Объединенных Наций нуждается в серьезных реформах, в связи с этим была даже создана специальная комиссия, и ее предложения обсуждались на Специальной сессии в сентябре 1975 года. Но ведь ни одна сколь-нибудь реальная реформа Объединенных Наций не может не идти вразрез с философией суверенности. Со старыми структурами часто бывает так, что начатые в них мини-реформы приводят к необходимости глубоких макси-реформ, затрагивающих основы. В этой связи мне вспоминается история с моим другом, владельцем прекрасного дворца семнадцатого века на одном из венецианских каналов. О таких дворцах говорят, что они держатся только благодаря тому, что их скрепляет электрическая проводка. Так вот, однажды мой друг решил установить ванну и вызвал водопроводчика. Работы каким-то таинственным образом повлияли на состояние дверных проемов в противоположном конце здания, укрепление которых изменило равновесие крыши, а это в свою очередь подействовало на что-то в самом фундаменте дворца. В результате другу пришлось ремонтировать все здание. Я уверен, что нечто похожее может произойти и с Организацией Объединенных Наций. Ее перестройка убедит даже самых закоснелых консерваторов, что корень многих недостатков этой и других подобных организаций лежит именно в принципе и логике суверенитета.

Система Объединенных Наций сыграла важную роль и в выдвижении идеи о превращении мирового сообщества в целом взамен отдельных стран в субъект правового регулирования. Начиная со Всемирной конференции ООН слово «мир» стало наряду со словом «нация» обретать значение ключевого слова в мировой политике. Известно, что основная цель конференций направлена на пересмотр в глобальном масштабе наиболее острых проблем человечества, таких, как человек и окружающая среда (Стокгольм, 1973 год), народонаселение (Бухарест, 1974 год), продовольствие (Рим, 1974 год), использование морей и океанов (Каракас – Женева – Нью-Йорк, предполагается продолжить в ближайшие годы), человеческие поселения (Ванкувер, 1976 год), занятость (Женева, 1976 год), водные ресурсы (Буэнос-Айрес, 1977 год), наука и техника (1979 год). Список этот, по-видимому, будет продолжен. Примечательно, что, присутствуя на этих конференциях, даже самые консервативные представители официальных правительств, вечно озабоченные своими собственными делами и интересами, не могут не увидеть всеобъемлющего, поистине глобального воздействия проблем, отзвуки которых как эхо разносятся по миру, достигая самых отдаленных его уголков.

Мы уже привыкли, что группы чем-то озабоченных или против чего-то протестующих прогрессивных людей со всех континентов собираются вместе, организуя параллельно с межправительственными конференциями открытые обсуждения и свободные дебаты по тем или иным вопросам. Порой от них бывает больше шума, чем смысла, но чаще всего гораздо больше пользы, чем от официальных форумов, с которыми, кстати, они обычно бывают резко не согласны. Диалектика развития такого рода движений проста и понятна – это все более громкий и неумолимый Vox populi. С этим же связан и непрерывный рост числа неправительственных организаций, изучающих и пытающихся решить беспрецедентные по сложности проблемы нашего времени. Некоторые из них играют лишь вспомогательную или стимулирующую роль, восполняя недостаточную эффективность правительственной деятельности, однако есть и такие, которые можно было бы сравнить с антителами, выделяемыми организмом в период опасности. Это своеобразная защитная реакция нашего больного общества на отравление ядами суверенности, национализма, невежества, эгоизма, недальновидности, бюрократизма. К этой категории можно было бы с полным правом отнести и Римский клуб: не обладая структурой организации, он действительно стремится охватить современную проблематику во всех ее формах и проявлениях. Подобные полезные и нужные организации фокусируют внимание на острых проблемах современности. Из них непрерывным потоком бьет живительная струя свежих, действительно новаторских идей, и все вместе они влияют на официальную структуру правительственных и международных учреждений.

Между тем необходимость согласования в мировом контексте своих долгосрочных национальных и региональных планов начинают понимать и некоторые правительства. Всего лишь несколько лет назад никто, казалось, и не подозревал, что национальные интересы следует реально рассматривать и оценивать только на фоне более широких, всеобщих интересов. В конце 1960-х годов начались работы над «Проектом 2000 года» с целью изучения альтернатив будущего развития Европы и выбора тенденций, которые обеспечили бы ей стабильное процветание. У инициаторов проекта были благородные замыслы и широкие планы, но они рассматривали Европу как обособленную, замкнутую единицу, даже не обсуждая возможного воздействия на нее (до казавшегося далеким 2000 года) таких факторов, как ситуация в мире в целом и его развитие. В новом проекте Европейского сообщества – «Европа через 30 лет» – Европа выступает уже как часть общемировой окружающей среды, к которой она волей-неволей должна как-то приспосабливаться; цель проекта теперь сводится к поискам наилучшего возможного способа создать себе удобную экологическую нишу в пределах внешней среды.

Аналогичная история произошла и в США. В 1967 году там был опубликован памятный доклад авторитетной «Комиссии 2000 года», организованной по инициативе Американской академии искусств и науки. В начале исследования были представлены отдельно для каждой страны прогнозы и выраженные в количественных показателях перспективы экономического развития вплоть до конца текущего столетия. При этом молчаливо предполагалось, что нынешнее разделение мира – внутренне присущая ему черта, которая так и останется неизменной до скончания веков. Однако начертанные прогнозы – при всех своих исключительных достоинствах – после всех великих трудов были немедленно и начисто забыты. В дальнейшем доклад обсуждал будущее Америки, лишь бегло и по ходу дела ссылаясь на остальную часть мира как на некий придаток, главная функция которого – беспрекословно принимать и поддерживать американскую действительность. Насколько мне известно, до недавнего времени подобные ошибки при всем своем богатом и длительном опыте планирования допускал даже Советский Союз. Надеюсь, что советским специалистам уже удалось разработать методику долгосрочного планирования с учетом тенденций мирового развития. Думаю, что когда-нибудь в будущем в этом преуспеют и Соединенные Штаты. Но я абсолютно уверен, что в наши дни даже такие огромные и могущественные страны не могут позволить себе роскоши не понимать, что любой подобный план – если он действительно на что-нибудь годен – должен ориентироваться на ожидаемые тенденции общемирового развития и что если по такому пути пойдут две эти гигантские державы, то за ними, безусловно, последуют и все другие страны и регионы.

Понимание того, какие политические и этические последствия влечет за собой вступление человека в век своей глобальной империи, обязательно предполагает существенный, качественный скачок в этой области. Вполне логично, что в нынешних условиях каждая страна, сообщество или коалиция стремятся проводить именно ту политику, которая, по их мнению, соответствует их собственным непосредственным интересам. Уже разработаны методики – включая и метод моделирования Месаровича-Пестеля, – позволяющие лицам, принимающим решения, более всестороннее анализировать возможные перспективы мирового развития, оценивая в глобальном контексте пределы и условия осуществления тех или иных альтернатив национального или регионального развития. Использование таких методик дает возможность воочию увидеть, что планета не настолько велика и щедра, чтобы удовлетворить ожидания всех без исключения групп мирового населения. И если каждая из них будет стремиться урвать как можно больше, это в конечном счете приведет к катастрофе всю систему, обеспечивающую жизнь человека на Земле, и в результате никто не получит ничего из того, чего хочет и в чем действительно нуждается. Думаю, наиболее могущественным и ответственным группам человеческого сообщества – и в первую очередь Европейскому экономическому сообществу, Соединенным Штатам Америки, Советскому Союзу, Китаю, Японии и ОПЕК – настало время мобилизовать свои научно-технические средства и имеющуюся информацию на исследование истинного состояния глобальной системы. Оно, бесспорно, покажет, что состояние ее отнюдь не так благополучно, как хотелось бы, что заметна тенденция к еще большему ухудшению и что сохранить, а по мере возможностей и улучшить ее – в общих интересах всего человечества. Ведущие группы должны также показать пример другим – я постоянно подчеркиваю, что пример должен исходить именно от наиболее крупных и сильных, – взвесив и решив, что они сами, вместе и по отдельности, могут сделать для достижения этой цели и какие практические шаги должны предпринять, чтобы поправить сложившееся положение.

Мы приближаемся сейчас к такому периоду, когда придется изыскивать более разумные способы удовлетворения своих собственных интересов. И здесь важно понять, что благополучие всего мира в целом является необходимым условием благополучия отдельных его частей, и в том время как обратное вовсе не очевидно и должно проверяться в каждом конкретном случае. Благополучие человеческих обществ испокон веков основывалось на этических и моральных принципах. И сейчас один важнейших таких принципов гласит: ни одна – даже самая могущественная и процветающая – страна или коалиция не может надеяться не только преуспеть, но даже и просто выжить, если создастся опасная глобальная ситуация, ставящая под угрозу существование всех остальных групп человечества. А далее следует важнейший вывод: чем выше статус или уровень ожиданий, которые данная страна связывает с будущим, и, следовательно, чем большую долю она надеется получить от мирового обновления, тем большим должен быть ее собственный вклад в это обновление.

Какое же общее заключение можно сделать в результате обзора всех этих, казалось бы, разрозненных, не связанных между собой проблем? Насколько можно сейчас себе представить, создание нового общества на глобальном уровне потребует от нас гораздо большего, чем просто установление обсуждаемого ныне нового порядка; чтобы этот процесс действительно начался, человечество – освободившись, наконец, от мифа роста – должно теперь избавиться еще от одной ловушки, приманкой к которой служит национальный суверенитет. Именно он мешает человечеству полностью осознать логику взаимозависимости и готовиться к тому, чтобы стать глобальным сообществом. Чувствуя сгущающуюся опасность и переживая множащиеся трудности, люди мира постепенно сознают необходимость и неизбежность каких-то благоприятных перемен в организации общественного развития, способных изменить я улучшить их нынешнее положение. Они готовы даже пойти на значительные жертвы, чтобы содействовать этим переменам, лишь бы иметь шанс растить своих детей, обрести достоинство, радоваться жизни и участвовать в ее дальнейшем улучшении. Если мы сможем способствовать развитию этих настроений, перед нами откроются широкие горизонты. Но нам необходимо свыкнуться с мыслью, что в центре общественных преобразований неизбежно окажется суверенное национальное государство. Именно изменение принципов и характера национального государства станет основным условием успехов Человечества.

Преобразование международного порядка и структуры власти будет во многих случаях происходить путем мирной, хотя и трудной, гражданской эволюции; иногда, однако, оно будет приобретать достаточно бурный характер, порой даже перемещая внутрь самих государств расположенную ныне на границах между странами основную линию конфликтов. Надеюсь, что эти проблемы станут темой одного из будущих научных проектов Римского клуба, и он, я уверен, покажет, что этот переворот можно осуществить и без насилия – при условии, конечно, что граждане всего мира постепенно научатся реалистически смотреть на свои проблемы и на свои возможности. И здесь опять решающими станут качества и способности самих людей.

4. Право производить на свет себе подобных

Развернувшиеся по всему миру дебаты по поводу демографического взрыва были весьма своевременны и сыграли очень важную и полезную роль. Они повлияли не только на законодательство в этой области, но и на отношение к этим вопросам широких масс населения планеты. Удивленные и обеспокоенные растущим количеством себе подобных, люди пытались найти однозначный ответ на вопрос, существует ли абсолютный предельный максимум или оптимум численности людей, которых в состоянии выдержать на себе Земля. Теперь уже стало совершенно ясно, что этот вопрос чрезвычайно сложный, и ответ на него зависит от множества самых различных факторов, ибо соотношение между жизнью и смертью на планете включает пока непостижимые для нас переменные.

И здесь важны буквально все элементы человеческой системы. Природа представляет среду нашего обитания, однако она в действительности куда более ранима и уязвима, чем нам всегда казалось, к тому же и ресурсы ее истощаются с такой неожиданной скоростью, что это не может не вызывать у людей серьезного беспокойства. Техника призвана гарантировать безраздельное господство человека, как над окружающей его средой, так и над ее ресурсами, однако и она становится все сложнее, и требует слишком больших расходов и часто приводит к развитию вредных или побочных эффектов. Общество представляет собой те рамки, в которых протекают все виды нашей деятельности, однако все ощущают глубокое неудовлетворение, видя царящий в нем беспорядок. И наконец, сам Человек, его мироощущение, интеллект и поведение, уж он-то, казалось бы, должен был стать нашим основным ресурсом и последней надеждой, однако и он столь подавлен несметным количеством непрерывно усложняющихся проблем, что начинает приходить в замешательство и теряться.

Если уже сегодня мы не в состоянии обеспечить достойную жизнь всему населению, как же можем мы в такой ситуации оценить, сколько вообще людей сможет выдержать планета в будущем? И все-таки этот вопрос вполне правомерен, ибо две вещи можно считать сейчас несомненными: во-первых, то, что на планете действительно становится тесно – каждое десятилетие обещает приносить миллиард людей, – и, во-вторых, все более превращаясь в неких холодных суперменов, наши потомки, как мне кажется, будут больше использовать свое могущество во зло, чем во благо. Так что будущее грозит нам большими трудностями, чем настоящее, а отношения между людьми, индивидом и обществом, обществом и природой станут еще напряженнее. Коллективные потребности людей получат такой приоритет над благом отдельного индивидуума, что человеческое существо – даже в атмосфере большей, чем сегодня, социальной справедливости – может просто захлебнуться, раствориться или потеряться как анонимная безликая часть бездушной системы.

Уже сейчас число жертв социальной несправедливости, оказавшихся в нищете из-за внутренних раздоров и организационных неполадок системы, насчитывает сотни миллионов человек. Лишь незначительное меньшинство может наслаждаться радостями жизни во всем их богатстве и многообразии, а целые классы и даже народы не имеют ни малейшей надежды хоть на какое-то улучшение своего положения. В нашем нынешнем обществе, столь интегрированном и легко уязвимом, это чудовищное положение не только чревато политическими взрывами, но и нетерпимо с точки зрения гуманности и морали, поэтому так не может долго продолжаться. Притом, как я уже отмечал выше, если каждое десятилетие будет наблюдаться миллиардный прирост населения планеты, нас подстерегает другой дьявольский порочный круг – мы можем оказаться свидетелями того, как все наши потуги избавиться от невыносимых условий бедности и нищеты сведутся на нет или даже приведут к обратным результатам из-за дополнительного давления возрастающего потомства. Конечно, наиболее разумный путь облегчения этой человеческой трагедии, масштабы и последствия которой вряд ли сейчас можно полностью себе представить, состоит в том, чтобы ограничить размножение человечества. Но как?

Дальнейшее развитие и совершенствование человеческой системы при сохранении контроля человека над этими процессами срочно требуют активной атаки в сфере социальных инноваций и установления новых форм общественной организации. Естественная трансформация массового общества и повышение его чувствительности и восприимчивости к насущным задачам справедливости, обеспечение всеобщего образования и обогащения человеческой личности невозможны в условиях, когда важные социальные решения принимаются по воле незначительного меньшинства населения. Пока не будет обеспечено участие широких народных масс в принятии решений, нельзя всерьез говорить не только о международной солидарности, но и о предотвращении захвата власти авторитарными режимами.

Как отметил руководитель Международной программы Аспеновского института гуманистических исследований Харлан Кливленд, «в Афинах времен Аристотеля и конфуцианском Китае, Риме эпохи Цицерона, Европе Карла Великого и джефферсоновской Вирджинии – везде деятельность, относящаяся к сфере социального планирования и принятия важных перспективных решений, касающихся войны и мира, бедности и процветания, меры личной свободы и коллективного принуждения, прав меньшинства и законов большинства, монополизировалась горсткой образованных и богатых». С тех пор прошли столетия, но положение почти не изменилось. На протяжении моей жизни такие решения единолично принимались или оказывались в преимущественной компетенции представителей меньшинства общества, – беру наобум – «Comite des Forges». Генеральный штаб имперской Германии, Адмиралтейство, партия, Пентагон, ЦРУ, президент, многонациональные корпорации, «семь сестер», «цюрихские гномы», «полковники», ОПЕК и другие привилегированные, страдающие эгоцентризмом и, как правило, анонимные группы сильных мира сего.

Среди всех необходимых социальных преобразований, которые сегодня и вообще в нашу эпоху оказываются гораздо важнее научно-технических) наибольшую неотложность в этой связи приобретают как раз именно те, которые обеспечивают переход возможности принятия решений от узких, замкнутых учреждений к самим людям или по крайней мере дают им возможность принимать активное участие в оценке и выборе важных альтернатив, оказывающих решающее воздействие на жизнь и будущее всего населения, а в конечном счете и человечества в целом.

Было бы непростительно недооценить сейчас эту острейшую потребность или проигнорировать трудности, связанные с поисками адекватного решения проблем.

Для того чтобы это осуществить, потребуются преобразования на всех уровнях структурной иерархии, управляющей мировой системой. Легко понять, что, поскольку участие рядовых граждан в общественной жизни всегда было и остается поныне во многих странах весьма незначительным, нам предстоит совершить поистине грандиозный шаг вперед.

Несмотря на трудности, необходимо без промедления начать движение в этом направлении, изыскивая подходящие для каждого конкретного случая формы достижения целей, и срочность таких мер диктуется целым рядом различных причин. Одна из них состоит в том, что возникшие в настоящее время серьезные глобальные затруднения сделали беспомощность нынешних правящих элит еще более наглядной. Также важно осознание того, что поскольку принятие решений в этой области все равно неизбежно, то лучше разумно планировать все заранее, чем пускать на самотек. Миллиарды мужчин и женщин во всем мире постепенно все лучше понимают, каким важным для их собственных судеб может оказаться предстоящий в недалеком будущем решающий момент. И они не хотят пассивно ждать решения своей участи или передавать кому бы то ни было право принимать решения за них самих. Ощущая в себе новые силы, они по крайней мере могут теперь разрушить любой замысел, не впервые приносящий в жертву их интересы или способный увлечь всех в бездну. Вопрос в том, как направить энергию народных масс на решение позитивных социальных задач, как подготовить людей к созидательной роли ответственных за все граждан.

Именно в этом контексте следует теперь рассматривать проблемы народонаселения. Предварительные итоги весьма приблизительного анализа позволяют утверждать, что общее число людей, которое может принять Земля, зависит от условий жизни, на которые готовы согласиться все люди. Совершенно ясно, что при удвоении численности жителей планеты во столько же раз уменьшается жизненное пространство, среднее количество ресурсов и возможность общения каждого человека с природой. Однако, продолжая далее ход рассуждении, можно с такой же очевидностью представить себе, что условия и качество человеческой жизни на планете будут в не меньшей степени, чем от количества, зависеть также от качеств населяющих ее жителей и от их способности к самоуправлению. Стремительный и неумолимый рост численности населения подводит нас к необходимости самых срочных, незамедлительных и четко продуманных действий, обеспечивающих качественное улучшение широких масс населения. Если человеческая революция, направленная на развитие качеств отдельной личности и их коллективной готовности к будущему, произойдет с опозданием или потерпит неудачу, тогда у нас фактически не останется шансов обеспечить достойную жизнь даже нынешнему населению планеты. Если же мы в разумно короткие сроки поможем развить эти идеи, то люди смогут прочувствовать неотвратимость и неизбежность грядущих перемен, захотят оказать поддержку и принять участие в решении проблем, даже если это потребует от них определенных жертв. Любые рассуждения о судьбах человечества, не принимающие во внимание его качеств и способностей, не более чем пустые разговоры.

Чтобы заложить основы этих эволюционных изменений и обеспечить их начальные этапы, должен быть заключен новый общественный договор. Потребность в нем видна хотя бы на примере Всеобщей декларации прав человека. Ее торжественно приняли несколько десятилетий назад, и с тех пор рассматривают как некую святую заповедь, которую никто не решается открыто опровергнуть, но многие вполне безнаказанно игнорируют. Теперь, когда над правами граждан нависла новая угроза, связанная с перенаселенностью планеты и развитием супертехники, особенно важно более четко сформулировать Декларацию, чтобы она могла служить частью нового общественного договора.

Особую важность в связи с проблемой народонаселения приобретает уже обсуждавшийся мною выше вопрос о гарантии для каждого гражданина планеты некоторого минимального уровня жизни, или социального минимума. Такая гарантия должна стать краеугольным камнем любого современного билля о правах и предполагать, некие торжественные ответные обязательства со стороны граждан, включая и вопрос о потомстве. Рождение детей – это не только биологическая необходимость продления жизни, но и важная социальная функция человека.

Такой подход к этой очень важной проблеме согласуется с тезисом о новой – личной и коллективной – ответственности человека перед миром, в котором он живет. Сегодня все решения, касающиеся количества детей и возрастного промежутка между ними, лежат на «ответственности» родителей, хотя всем хорошо известно, что по тем или иным причинам практически нигде в мире не существует сейчас условий, которые позволили бы заинтересованным парам действительна «ответственно» принимать это важнейшее решение. Утверждение, что естественные регуляторы, ограничивающие стремление к созданию многочисленных семей, развиваются сами собой по мере возрастания уровня жизни и образования, служит весьма слабым и ненадежным моральным оправданием существующего положения вещей. Пущенное на самотек естественное развитие этих долгосрочных процессов не в состоянии предотвратить удвоения а, возможно, и утроения численности мирового населения уже на протяжении жизни тех, кому сейчас не минуло и двадцати лет.

Отношение мировых лидеров к проблеме народонаселения весьма различно. Одно из исключений представляет Китайская Народная Республика, где сложившиеся социальные ценности и жесткие формы организации определяют неукоснительное соблюдение железных правил в сфере регулирования рождаемости и планирования семьи. К сожалению, все это окутано такой таинственностью, будто речь идет не о контроле над рождаемостью, а о каком-то секретном оружии, и, кроме того, вряд ли китайское решение так или иначе применимо в других странах, с иными традициями и дисциплиной населения. Во многих, даже высокопрогрессивных странах, и поныне действует законодательство, стимулирующее увеличение рождаемости, не говоря о таких еще более печальных случаях массовой галлюцинации, когда всерьез считается, что, чем больше численность населения, тем могущественнее страна.

Против подобной моральной и политической безответственности сейчас активно выступают группы озабоченных создавшимся положением граждан, а также отдельные неправительственные организации. Лагерь их ширится и крепнет вместе с осознанием того, что если род человеческий окажется не в состоянии поставить под контроль рост численности своего населения, то он не сможет решить ни одной из стоящих перед ним важных проблем. В любом случае нынешние поколения не имеют никакого права вести себя так, будто им дана привилегия размножаться, как заблагорассудится, лишая тем самым прав на это своих же собственных потомков, которым волей-неволей придется ввести в будущем еще более жесткий контроль над рождаемостью.

Политические аспекты этих проблем обсуждались на прошедшей в августе 1974 года в Бухаресте Всемирной конференции ООН по вопросам народонаселения, и хотя вряд ли можно считать, что она действительно пролила свет на эти проблемы, ее тем не менее следует считать весьма полезной. В ходе дискуссий столкнулись две противоположные точки зрения: одна ратовала за введение жестких мер по ограничению рождаемости, пока ситуация окончательно не вышла из-под нашего контроля, другая отражала совершенно иной подход, отрицающий эффективность такого регулирования в решении мировых проблем, поскольку они являются побочным продуктом нынешнего несправедливого социально-политического порядка, который должен быть скорректирован в первую очередь. Победу одержала вторая позиция, однако даже самые стойкие с приверженцы не отрицали необходимости новой политики в области народонаселения – и такая политика уже молчаливо проводится в некоторых странах.

К весьма сходным результатам привела и созванная в июне 1976 года в Ванкувере конференция ООН но человеческим поселениям, или, короче, человеческому «жилищу». Я отмечал выше поистине устрашающие масштабы этой проблемы. Их можно оценить уже сегодня. Для того чтобы до конца нынешнего столетия расселить на планете еще 3 миллиарда людей, потребуются дополнительные поселения, эквивалентные 3000 новых городов, по 1 миллиону жителей каждый, – сегодня в мире насчитывается не более 300 городов с таким уровнем населения. Число детей, которые появятся за это время на свет, выживут и будут нуждаться в докторах, учителях, классных комнатах и площадках для игр, достигнет почти 5 миллиардов. И так далее. Как и следовало ожидать, эта конференция была тоже в высшей степени политизирована, и, хотя на ней обсуждалось множество очень важных и неотложных узкоспециальных проблем, члены официальных правительственных делегаций так и не осмелились прямо поставить перекрывающую частные вопросы главную, животрепещущую проблему: можно ли вообще найти на Земле место для всех ожидаемых новых жителей, не нарушив окончательно условий поддержания жизни на планете? Каждому из нас надо всерьез над этим призадуматься. И группы добровольцев, искренне озабоченных сложившимся положением и не разделяющих ставшую уже привычной конформистскую трактовку проблемы, должны приложить все усилия, чтобы она не была оставлена без внимания, а начала разрешаться немедленно. Позднее я еще вернусь к этому важному вопросу.

Сегодня в мире уже многие понимают, что угрожающую благополучию планеты «демографическую бомбу» надо как можно скорее обезвредить. Во многих странах и регионах часто – и отнюдь не только в академических кругах – прямо ставится вопрос об оптимальном и максимальном уровне населения, который можно планировать для каждой конкретной части мира, и о жертвах, на которые придется пойти для достижения таких показателей. Именно с такой постановки задачи и условий ее решения я начал рассмотрение этой проблемы. Никто пока еще ясно себе не представляет конкретных планов и реальных путей их претворения в жизнь. Однако я глубоко уверен, что планирование семьи станет одним из краеугольных камней общественного договора будущего, освятив законом принцип, что право давать жизнь нельзя безоговорочно отождествлять с правом деторождения, оно должно регулироваться исходя из общечеловеческих интересов.

В рамках отдельных стран практика планирования семьи должна стать предметом соглашения между индивидуумами или парами и коллективом людей в целом. Причем коллектив должен обеспечить каждому гражданину необходимое социальное, демографическое и сексуальное образование, которое станет составной частью общего образования; гарантировать в соответствии с либеральным законодательством необходимую для контроля за рождаемостью медицинскую консультацию и медицинскую помощь, включая аборты и стерилизацию; и, наконец, как мы уже видели, общество обязано гарантировать всем его членам определенный минимальный уровень жизни – от колыбели и до гроба. Вполне логично поэтому, что и гражданин со своей стороны должен принять на себя определенные ответные моральные, социальные и политические обязательства и не превышать допустимый уровень размножения. Специальный договор, санкционирующий эти взаимные обязательства, будет регулировать их до тех пор, пока его соблюдение не войдет в привычку как естественный элемент образа жизни.

Широкое осознание того, что мировое общество не сможет нормально развиваться при таком демографическом галопе, вызовет, я надеюсь, аналогичные процессы также и во взаимоотношениях между отдельными странами. Следовательно, нынешняя практика, при которой каждая страна самолично определяет свою демографическую политику так, будто бы все они в сумме не оказывают никакого воздействия на развитие и глобальном масштабе, обязательно должна быть изменена. Не сегодня, так завтра мы окажемся перед острейшей проблемой, как разместиться и ужиться в нашем становящемся все более тесном мире. Мы будем вынуждены пересмотреть хартию взаимных обязанностей и прав государств, приняв четкие соглашения по этим вопросам. Для этого недостаточно оговорить только общие принципы солидарности и экономического сотрудничества, которые должны развиваться, невзирая на межгосударственные границы. Ведь и эти принципы можно так же игнорировать, как это делают сейчас многие страны в отношении прав человека. Они должны включать в себя в качестве фундаментальной основы кодекс демографического поведения государств и формулировку целей и принципов демографической политики каждого из них. Конечно, при определенных условиях могут быть нарушены любые взаимные обеты государств, как бы ни были они торжественны и точны. И все-таки, пожалуй, было бы целесообразно поставить перед собой для начала как минимум три цели: дать мировой общественности возможность составить более ясное и полное представление об истинных масштабах проблемы народонаселения; выявить и указать – с помощью простого сравнения количественных показателей – страны, не поддерживающие сотрудничества в этой области или превышающие пределы собственных возможностей; и, наконец, подвергнуть такие страны международному осуждению, а возможно, и другим мерам наказания. Все это может на первый взгляд показаться излишне утопичным и наивным, однако лично я глубоко убежден, что совесть мира и мировое общественное мнение, в особенности в вопросах, связанных с народонаселением, превращаются сейчас в такую реальную силу, с которой уже не может не считаться ни одно государство или правительство.

Впоследствии, по мере того как нынешнее созвездие наций будет, как я надеюсь и верю, постепенно, шаг за шагом, превращаться в истинное мировое сообщество, параллельно будут развиваться и совершенствоваться необходимые соглашения. Сейчас важно уже то, что в эту область тоже входит свежая струя новых идей, направленных на обновление человеческой системы.

5. Глобальное управление природными ресурсами

Важные перемены в нашем образе мышления постепенно распространяются и на вопросы, связанные с природными ресурсами. Наиболее яркий пример – нефть. Внезапное трех-четырехкратное повышение цен на нее, превращение нефти в оружие политического давления, создание картеля производителей, серия бойкотов и эмбарго, альянс потребителей, угроза продовольственных, экономических и военных контрмер, вероятность распространения нефтяного синдрома на другие виды промышленного сырья – все это свидетельствует о том, что нефтяной кризис затронул нервный центр промышленной цивилизации. Запасы других видов сырья по сравнению с ранними оценками представляются сейчас более обширными, однако и они расходуются небрежно и расточительно, невзирая на возросшее население и его потребности. Никогда еще специалисты, эксперты по планированию и политики всего мира не прилагали таких усилий, чтобы понять суть происходящего и выяснить, к чему оно может привести. Это само по себе уже свидетельствует о происшедших в мире реальных изменениях.

Сегодня часто поднимается вопрос: кто и при каких условиях имеет право распоряжаться природными ресурсами, и какими именно? Вплоть до настоящего времени было принято приписывать почти священную неприкосновенность частной или государственной собственности на ресурсы, на эксплуатацию месторождений независимо от того, каким путем были приобретены эти права – за счет ли договоров, контрактов, концессий, наследства, завоеваний или каким бы то ни было другим путем. Сейчас эта неприкосновенность подвергается все большему сомнению, главным образом со стороны стран – экспортеров нефти, считающих себя ограбленными и обманутыми за счет притока иностранного капитала и вторжения иностранных компаний. Страны – производители нефти громко провозглашают свои суверенные и неотъемлемые права распоряжаться существующими на их территории природными ресурсами, и эта точка зрения получает широкое распространение. В этом – своеобразная защита слабых стран от алчных иностранных компаний, которые не раз в прошлом решали эти вопросы в свою пользу с позиции силы и, не останавливаясь ни перед чем, получали поистине чудовищные прибыли, беззастенчиво грабя тех, кому на самом деле принадлежали права на ресурсы. В соответствии с Хартией экономических прав и обязанностей государств «каждая страна ныне и впредь по собственному усмотрению пользуется полным и постоянным суверенитетом, включая владение, использование и передачу всех своих богатств, природных ресурсов и экономической деятельности».

Сейчас же возникла настоятельная необходимость резво оценить возможность заключения справедливых и разумных международных соглашений, которые гарантировали бы в долгосрочной перспективе и на глобальной основе права на мировые природные ресурсы всем без исключения гражданам планеты. И это должно касаться не только невозобновимых запасов планеты. Как я уже отмечал, так называемые «возобновимые ресурсы» вместе с «сопутствующими» им элементами, связанными с природными циклами воды, кислорода, углекислого газа и т. д., еще более нам необходимы и находятся в не менее серьезной опасности, чем «невозобновимые». Ведь, если разобраться, леса неизмеримо важнее для человеческой жизни, чем все нефтяные месторождения, или регенеративная способность морей в сравнении со всеми таящимися на их дне минеральными богатствами. Следовательно, управление совокупностью взаимоотношений человека с различными природными ресурсами должно основываться на здоровых, разумных принципах.

Вообще говоря, ведь нет ни морального принципа, ни естественного закона природы, из которых прямо следовало бы, что такие-то ресурсы принадлежат той или иной нации, на территории которой они оказались. Однако именно это случайное распределение ресурсов на Земле способствует разжиганию международных конфликтов и даже завоевательных войн. Тем не менее не проходит порой и месяца, чтобы мы не были свидетелями событий, иллюстрирующих эту мысль – и по мере того, как будет обостряться дефицит ресурсов, опасность будет все более возрастать. Даже у развивающихся стран нет особых оснований слишком горячо отстаивать этот аргумент, ибо основная часть мировых ресурсов – и особенно сельскохозяйственных – расположена отнюдь не на их территориях. Более того, это попросту обрекало бы на вечную нищету некоторые страны, обладающие весьма скудными запасами природных ресурсов. Мне кажется, что попытка трактовать право на ресурсы с внутригосударственных позиций противоречит не только марксистскому положению о коллективной собственности на землю и на средства производства, но и в еще большей степени – завтрашнему глобальному подходу. Следовательно, если смотреть на эту норму в широкой исторической перспективе, то она является временной мерой для защиты некоторых слабых групп человечества или попыткой, хотя и запоздалой, загладить определенные прошлые обиды и несправедливости. По природе своей она является типичным регулятором процессов, свойственных переходному периоду, ибо, рожденная под сенью прошлого или под давлением настоящего, она, безусловно, не предполагает никакого перспективного видения будущего.

Сейчас все шире распространяется мнение, что природные ресурсы представляют общее наследие всего человечества, постоянный резервный фонд, который должен передаваться из поколения в поколение как можно менее истощенным и загрязненным. И именно в этом свете следует в будущем рассматривать вопросы, связанные с правами собственности на них, их сохранением, управлением, размещением, использованием и вторичной переработкой. Однако это потребует существенных сдвигов в установившихся политических взглядах и ценностях, «что в свою очередь поставит под сомнение некоторые кажущиеся нам сейчас вполне очевидными традиционные концепции, которые будут приходить во все большее противоречие с концепциями равенства, справедливости и прав человека». Это слова одного из видных представителей деловых кругов – Мориса Стронга, исполнявшего вплоть до недавнего времени обязанности исполнительного директора ЮНЕП, а ныне возглавившего Канадскую национальную нефтяную корпорацию. Продолжая мысль, он задает вопрос, «можно ли дальше считать, что физическое размещение ресурсов в пределах территории той или иной страны является единственным основанием для признания ее суверенитета над этими ресурсами? Не является ли длительная зависимость какой-либо другой страны от поставок данного ресурса достаточно веским основанием для закрепления и за ней суверенных прав, чтобы и впредь иметь доступ к обеспечению этим видом ресурса».

Кроме постоянной опасности возникновения конфликтных ситуаций из-за путаницы относительно прав собственности и доступа к природным ресурсам, вытекающие из этого столкновения интересов при их использовании приносят большой и чисто практический вред. Они мешают мировой производственной системе служить удовлетворению потребностей многих миллиардов нынешних и завтрашних жителей планеты, которая должна как можно скорее перейти на основы максимальной глобальной производительности и эффективности, обеспечивать рациональное и рачительное использование ресурсов в мировом масштабе. Такое глобальное предприятие потребует огромных творческих усилий, невиданного доселе размаха планирования и большей согласованности действий. Без этого любой проект разумного управления и сохранения природных ресурсов может рухнуть при первом же случае, когда какая-то отдельная группа человечества потребует признать за ней приоритет на использование одного ресурса, где-то в другом месте с аналогичными претензиями выступят другие, и этот процесс уже нельзя будет остановить. В результате беспорядок и общий ущерб достигнут таких масштабов, что окажутся почти равносильными самоубийству. Необходимо совершенно ясно отдавать себе отчет, что без координированного управления всеми ресурсами планеты невозможно обеспечить удовлетворение растущих потребностей, мирового населения.

Сейчас только еще начинают понимать, что взять на себя руководство и показать пример в этой области тоже должны относительно более богатые и сильные государства. По мнению Мориса Стронга, его страна (Канада) больше других заинтересована в создании эффективной системы управления мировым обществом. «Канада несет особую ответственность, поскольку в ее распоряжении находится непропорционально большая часть мировой территории, ресурсов и природной среды, которыми она владеет и управляет. Она должна считать себя не просто собственником и суверенным владельцем этих преимуществ, но трактовать свою роль в более широком смысле, как опекуна и попечителя. Это вовсе не означает, что канадцы должны отказаться от этих благ, просто им следует быть готовыми поделиться ими с другими». Все это, разумеется, относится не только к одной Канаде. Совершенно очевидно, что кто-то должен взять на себя инициативу и для начала организовать глубокое и всестороннее обсуждение данного вопроса.

Некоторое движение идей намечается уже и на этом фронте, но слишком уж медленно оно набирает скорость. Обсуждение проблем, связанных с биологическими и физическими ресурсами планеты, станет центральным вопросом на Всемирной конференции ООН по морскому праву. Покрывая две трети поверхности планеты, океаны являются последней границей продвижения человека по Земле. И закон, призванный не только защитить их, но и открыть таящиеся в них сокровища для разумного человеческого хозяйствования, должен стать результатом грандиознейшей конференции всех стран и народов. Есть основания ожидать, однако, что и эта конференция, так же как и уже упомянутые выше другие такого рода международные встречи, ни сегодня, ни завтра не принесет положительных результатов, которые соответствовали бы интересам народов всего мира.

«Революционные изменения в области использования океанского пространства протекают сейчас такими темпами и затрагивают так много сфер деятельности, что вряд ли есть серьезные основания надеяться, что этот непрерывный процесс обсуждения и заключения все новых договоров и технических соглашений сможет в обозримом будущем существенно сгладить или нейтрализовать противоположный эффект от злоупотребления верхними слоями морей и их ресурсами», это совершенно неизбежно в мире, состоящем из соперничающих между собой национальных государств. И все-таки новые концепции и новые идеи постепенно вырисовываются и обретают реальные очертания. Независимо друг от друга выдвигаются отдельные конкретные предложения, касающиеся интеграции использования различных морских ресурсов, – например, принцип всеобщего равноправного доступа к их использованию взамен исключительных прав избранных, владеющих ими; создание новых международных учреждений; введение международного перераспределения доходов от эксплуатации океанов; кодекс поведения многонациональных корпораций, занимающихся разработкой богатств океанов, и так далее. Идей много, однако их необходимо организовать, скоординировать, а иногда и просто как следует понять. Надо создать для них благодатную почву, помочь прижиться, пустить корни и зацвести – это станет возможным в том, и только в том случае, когда все мы до конца осознаем неизбежность и необходимость преобразований, которых требуют эти идеи.

Хорошим началом могла бы послужить передача международному контролю некоторых видов ресурсов морского дна. Эта вытекающая, так сказать, из морских вод концепция могла бы впоследствии быть распространена и на земельные ресурсы континентов. Среди беззаветно преданных делу подвижников, которые, кочуя с конференции на конференцию, неустанно борются за претворение в жизнь всех этих идей, я хочу особенно отметить сотрудницу калифорнийского Центра по изучению демократических институтов в Санта-Барбаре, руководителя движения «Pacem in Manbus», близкого моего друга Элизабет Мэнн Боргезе, деятельность которой вызывает во мне искреннее и глубокое восхищение. На мой вопрос, почему она всем этим занимается, она ответила: «Мир распадался на части, когда росло и взрослело мое поколение. Это были годы фашизма, нацизма и второй мировой войны. Если бы я захотела описать мир, в котором выросла, я бы выбрала образ Герники, созданный Пикассо: разорванные на куски тела, и души, и все вокруг... Герника оставила глубокий отпечаток на твердой поверхности нашей планеты. Но его не держат воды мирового океана, они с мирным журчанием размывают эти следы. Океаны – это единое целое... И мы сейчас должны создать политический и юридический порядок, который дал бы нам возможность воссоздать их целостность... Именно здесь, возможно, выковываются новые формы международного сотрудничества и международной организации – те формы, которые могут впоследствии стать частью или моделью нового международного порядка XXI века».

Некоторые из развивающихся и обретающих силу идей, о которых я говорил выше, представлены в проекте «РИО» и других научных проектах Римского клуба, а также в некоторых других исследованиях. Поддерживая все эти инициативы и стремясь к большему расширению рядов их сторонников, я хотел дать здесь лишь общий вид той огромной культурной трансформации, которую они возвещают и в которой все мы должны принять самое активное участие. Говорят – ничто не может остановить человека, если им движет идея. Но разве можно остановить так много людей с таким количеством устремленных в будущее идей и замыслов? Думаю, что нет. Однако чтобы усилить и распространить новаторский дух по всей планете, необходимо активно вовлечь в движение широкую мировую общественность.

Глава 9

Шесть целей для человечества

1. Пора действовать

Итак, все свидетельствует о том, что человеческая система вступила в эпоху больших перемен. Человечество не раз уже за историю своего существования переживало сложные, критические периоды, но никогда эти кризисы не достигали таких масштабов и не являлись следствием процессов, которые хотя бы отдаленно напоминали нынешнюю поистине головокружительную человеческую экспансию и неудержимый прогресс. Однако – при всей беспрецедентности этой ситуации и при всей нашей неспособности предсказать ее истинные последствия – она неопровержимо свидетельствует об одном – человечеству некого винить в ней, кроме самого себя, и выход из затруднительного положения у него только один: оценив смело, объективно и всесторонне суть происходящего, взвесив все свои силы и возможности, наметить абсолютно новый курс развития, с тем чтобы отныне и впредь держать под контролем все, что совершается на планете.

Порой я пытаюсь представить себе, как могли бы прореагировать на нынешние события великие философы и мыслители прошлого – те, кто просвещал и направлял развитие целых народов и цивилизаций, предопределив и сделав возможным нынешний взлет человеческих свершений, – я уверен, что и для них нынешняя ситуация оказалась бы полной неожиданностью. Думаю, что они были бы глубоко опечалены и даже напуганы происходящим, хотя их чрезвычайно поразило бы все, чему мы научились за это время. Смотря на нас, так сказать, издалека, они смогли бы, мне кажется, не теряясь в деталях, уловить суть происходящего и изрекли бы следующую мудрость: «Очнитесь, дети наши, очнитесь и призадумайтесь. Стоит вам по-настоящему захотеть, и вы еще найдете в себе и моральные силы, и творческую изобретательность, чтобы проложить путь к спасению. Только постарайтесь как следует и – что важно – научитесь отличать главное от второстепенного, то, что вы должны, от того, чего бы вам просто хотелось, а когда наконец уверитесь в том, что есть для вас благо, совершайте его, не колеблясь и не считаясь ни с какими жертвами». В сущности, мыслями и делами своими они уже дали нам именно такой совет, и если бы мы все время помнили о нем, то никогда не сбились бы с пути.

С какой бы точки зрения мы ни изучали нынешнее положение человечества, проблематику или перспективы его дальнейшего развития, мы неизбежно приходим к тому, что именно сам человек – со всеми его недостатками, качествами и даже с неиспользованными и неизведанными возможностями – оказывается центром всех проблем и событий. Не осознавая, как правило, этой простой и очевидной истины, мы часто пытаемся найти сложные, немыслимые решения где-то за пределами самих себя, а ведь, в сущности, за ответом о причинах почти всех человеческих трудностей и мировых потрясений вовсе не надо ходить так далеко – ответ в нас самих. Только стремясь как можно шире и глубже понять суть нынешнего положения человека и того, с какой силой воздействует он на весь окружающий мир, только направляя все наши творческие способности на поиски форм бытия, способствующих гармонии, а не диссонансу в нас самих и во всей нашей вселенной, мы можем проложить путь к добру, в котором так нуждаемся, и обрести силы для достижения поставленных целей.

Конечно, мобилизация всех человеческих способностей может потребовать от нас весьма трудных, а возможно, и прямо-таки героических деяний, и тем не менee они вполне реальны. Ведь, как мы уже видели, сущность этой новой реальности начинает сейчас все яснее осознавать большая часть рода человеческого. Человек, стремясь освободиться от всего, что ему мешает понять суть вещей в их истинном нынешнем свете, и, оценив масштабы, динамику и природу угнетающих его явлений и событий, выяснив наконец ускользающий пока от него их смысл, хочет победить трудности и вновь, как прежде, обрести уверенность, утвердив себя в новом мире. Великая жизнеспособность человеческой культуры показывает, что ставка на человеческую революцию – которая, как я уверен, на нынешней стадии эволюции является первым и непременным условием дальнейшего развития рода человеческого – вовсе не такая уж наивная утопия. И усилится это революционное движение только при совместных действиях всех людей планеты.

Здесь, однако, нас ожидают невероятные трудности, пройдут многие годы, и возможно, и десятилетия, прежде чем будет окончательно завершен этот беспрецедентный по масштабам и сложности процесс человеческого обновления. Однако настало время действовать. И семидесятые годы, возможно, дают нам одну из последних возможностей - или, используя терминологию космических исследований, последнее «окно», – чтобы осуществить запуск такого предприятия со значительной долей надежности его конечного успеха. Мне кажется, что прежде всего необходимо осуществить целый ряд обширных и всеобъемлющих научно-исследовательских проектов, направленных не только на углубление наших знаний о человеке и окружающем его мире, но и на выяснение тех основ, на которых должна в будущем зиждиться человеческая система. Тематика, задачи и характер исследований позволяют дать им название «Цели для человечества».

Эти грандиозные проекты, требующие широкого международного сотрудничества, преследуют двоякую цель. Они должны быть направлены на то, чтобы выработать совершенно новый подход к рассмотрению положения человечества в век глобальной империи человека. Они должны, с одной стороны, прояснить и связать между собой те фактические элементы, на которых может и должна быть основана человеческая система, подчеркнув при этом возможности, пределы и опасности, связанные с ее дальнейшей эволюцией, стимулируя тем самым распространение и развитие среди широких масс населения новых идей о практическом контролировании и направленности этих процессов. И, с другой стороны, необходимо убеждать самые различные группы людей в том, что в их непосредственных интересах уделять сейчас особое внимание систематическому развитию и совершенствованию человеческих качеств и способностей, считая это главным. Основная цель, таким образом, сводится к тому, чтобы все – как ученые, так и рабочие, как рядовые граждане, так и представители власти – смогли обрести более точное видение условий, в которых им предстоит жить и работать, и приспособить к этому свою систему ценностей и свое поведение. Совершенно ясно, что наибольшие шансы на успех в будущем получат именно те группы человечества, которым лучше других удастся эта трансформация.

И здесь можно выдвинуть целый ряд более или менее равнозначных конкретных целей. Я упомяну для примера лишь шесть из них, и то весьма бегло, ибо многие моменты, поясняющие причины и необходимость их выдвижения, уже обсуждались мною в различных частях этой книги. Каждая из целей суммирует некие основные понятия и факты, которые необходимо знать современному человеку, и намечает важные действия, которые он должен предпринять, с тем чтобы создать соответствующие предпосылки для жизни и дальнейшего развития. Представленные здесь шесть целей связаны с «внешними пределами» планеты, «внутренними пределами» самого человека, полученным им культурным наследием, которое он обязан передать тем, кто придет после него, мировым сообществом, которое он должен построить, экосредой, которую он должен защитить любой ценой, и, наконец, сложной и комплексной производственной системой, к реорганизации которой ему пора приступить.

Легко понять, что остается множество других целей. Круг их чрезвычайно широк, от сельскохозяйственного производства до нового общественного договора, от всеобщего образования до полного использования всех человеческих ресурсов, от истинного разоружения до установления новых целей развития науки и техники, и так далее, включая конечные цели развития нынешней цивилизации. И каждая из этих необъятных областей нуждается в более глубоком понимании, новых социальных изобретениях и открытиях.

2. Шесть стартовых целей

Предложенные шесть целей направлены, как уже сказано, на то, чтобы стимулировать более ответственное человеческое поведение в повседневной жизни, в политических делах, в научно-исследовательских изысканиях. Первейшая задача, таким образом, сводится не к предложению конкретных решений для тех или иных проблем, а к тому, чтобы заставить людей задуматься и подготовиться, приобщившись к информации. Опыт Римского клуба убедил меня в необходимости по возможности обращаться к самым выдающимся представителям научного мира, находя одновременно при этом наиболее подходящую форму и доступный язык, чтобы заинтересовать широкую мировую общественность. В этой связи возникает несколько очевидных требований.

Прежде всего, особую важность приобретает фактор времени: сейчас все происходит на таких стремительных скоростях, что решения и действия имеют в большинстве случаев срочный характер. Поэтому необходимо обеспечить возможность немедленного широкого распространения на доступном для понимания языке наиболее важных новых сведений и фактов по каждой из выдвинутых проблем. Больше всего для этого подходит периодическое издание «Новости для граждан мира», публикацию которого планируется начать в самое ближайшее время.

Каждой из этих проблем будет, по-видимому, – так я, во всяком случае, это себе представляю – посвящено несколько более или менее органически взаимосвязанных проектов, направленных на пересмотр или углубление накопленных знаний, оценку осуществимости различных новых тенденций и перспектив развития, их дальнейшее изучение. Все эти работы должны проводиться в духе интеллектуальной и научной свободы и тесного междисциплинарного сотрудничества с учетом свойственных человечеству культурных различий. Что касается организационной стороны дела, то наиболее приемлемой для этого могла бы стать сеть специальных центров, опирающихся в своей деятельности на активные социальные и общественные движения, неправительственные организации и специальные группы представителей разных стран. Создание таких центров необходимо для решения конкретных проблем. Чтобы вся эта деятельность была действительно независимой и внушала доверие, ее необходимо по возможности ограждать от любого вмешательства со стороны официального технического и бюрократического аппарата – хотя при этом, разумеется, многие проекты потребуют определенных государственных субсидий, – а выводы и результаты должны быть доведены до сведения всех учреждений, как национальных, так и международных.

Все публикации должны представляться только в привлекательной, легкодоступной для самой широкой публики форме. Важную роль в их распространении, оформлении и обсуждении должно сыграть сотрудничество между представителями средств массовой информации, системы образования, профсоюзов и других массовых организаций, особенно тех, в которые вовлечена молодежь. При этом следует всячески подчеркивать добровольный, неофициальный характер этих мероприятий, главная цель которых – помочь рядовым людям в их желании осознать и защитить свои коллективные интересы на долгие времена, невзирая на разделяющие их барьеры и границы. Другими словами, они не могут быть результатом инициативы каких бы то ни было бюрократических учреждений или властей, групп давления или представителей тех или иных иерархических систем, которые неизбежно оказываются защитниками могущественных, консервативных и поддержанных законом частных интересов – групповых, классовых или национальных. Мне могут возразить, что обилие и разнородность распространяемой информации, наличие большого числа противоречивых и малоизученных вопросов, а также неизбежное несовпадение взглядов и интересов обязательно вызовут такое количество споров и дискуссий, что будет трудно разобраться в мотивах и конечных целях, которые преследуют участники этого дела. Конечно, риск чрезвычайно велик, но думаю, что мы должны на него пойти. Лучше уж сделать попытку найти в этой неразберихе верный путь, чем по-прежнему пребывать в полном мраке невежества или ложных иллюзий. Только те, кто верит, что человечество, по сути дела, навечно осуждено остаться в рабстве у событий или узких элитарных групп, будут противиться широким и открытым дебатам.

Наконец, указанные проблемы или цели по самой своей природе будут усиливать сознание того, что только глобальный подход – понимая глобальность в том ее значении, о котором я говорил выше, – может обеспечить путь к решению проблем, стоящих перед человечеством. Ибо они, бесчисленными нитями сцепленные и связанные между собой, образуют нечто вроде единой системы, охватывающей и опутывающей весь мир. Легко видеть, что их неразделимость может в один прекрасный день потребовать создания некоего единого всемирного мозгового треста, группы, которую мой друг Джон Платт называл «генеральным штабом человечества». Задачей ее станет изучение того, как разумно использовать совокупность стратегических знаний человечества для дальнейшего его развития. Эти занятия должны вновь привить нам вкус к философским раздумьям о том, кто мы есть и какими хотели бы стать – все мы, принадлежащие к необычному виду живых существ, который зовется человеком. Если говорить о более приземленных, практических результатах исследования шести целей, выдвинутых для человечества, то они могут дать базовый материал для размышлений о «Стоянии планеты» – докладе, который время от времени публикует ИФИАС под руководством Александра Кинга.

Первая цель: «внешние пределы»

Хорошо известно, что, увеличив власть над Природой, человек сразу же вообразил себя безраздельным господином Земли и тут же принялся ее эксплуатировать, пренебрегая тем, что ее размеры и биофизические ресурсы вполне конечны. Сейчас уже поняли также и то, что в результате бесконтрольной человеческой деятельности жестоко пострадала некогда щедрая и обильная биологическая жизнь планеты, частично истреблены ее лучшие почвы, а ценные сельскохозяйственные земли все более застраиваются и покрываются асфальтом и бетоном дорог, что уже полностью использованы многие наиболее доступные минеральные богатства, что вызываемое человеком загрязнение можно теперь найти буквально повсюду, даже на полюсах и на дне океана, и что теперь последствия этого отражаются даже на климате и других физических характеристиках планеты.

Конечно, все это вызывает глубокое беспокойство, однако мы не знаем, в какой мере при этом нарушается равновесие и расстраиваются циклы, необходимые для эволюции жизни вообще; много ли мы уже вызвали необратимых изменений и какие из них могут повлиять на нашу собственную жизнь сейчас или в будущем; неизвестно также, на какие запасы основных невозобновимых ресурсов мы можем реально рассчитывать, сколько возобновимых ресурсов и при каких условиях можем безопасно использовать. Поскольку «пропускная способность» Земли явно не безгранична, очевидно, существуют какие-то биофизические пределы, или «внешние пределы», для расширения не только человеческой деятельности, но и вообще присутствия человека на планете. Сейчас потребность в достоверных научных знаниях о самих этих пределах, об условиях, при которых мы можем к ним приближаться, и последствиях их нарушения становится все более острой, ибо есть основания опасаться, что в некоторых областях границы дозволенного уже достигнуты. Цель, которую я выдвигаю, должна быть направлена не только на то, чтобы воссоздать общий вид проблемы, но и на постижение некоторых наиболее важных ее составляющих, с тем, чтобы человек знал, что он может и что он должен делать, используя природу в своих целях, если он хочет жить с ней в гармонии.

Предложение подготовить предварительный вариант общего проекта о внешних пределах, включая более детальное изучение некоторых ключевых вопросов в рамках Программы ООН по охране окружающей среды, получил биолог и писатель Адриано Буццати-Траверсо, возглавлявший ранее отдел науки ЮНЕСКО. Кроме того, в различных странах мира сейчас созданы самостоятельные исследовательские программы; было бы в высшей степени полезно как можно лучше их скоординировать, приспособив и нацелив на общие задачи, охватывающие весь проект в целом. Так что сейчас наметился целый ряд весьма благоприятных мероприятий и планов. Например, существует идея уполномочить какой-нибудь достаточно сильный организационный центр – который нужно соответствующим образом подобрать – взять на себя инициативу в разработке общих основ и плана действий для первой стадии (скажем, рассчитанной на 10 лет) работ по осуществлению указанной цели, с тем чтобы немедленно по завершении этого приступить к конкретной реализации намеченного.

Вторая цель: «внутренние пределы»

Совершенно очевидно, что физические и психологические возможности человека тоже имеют свои пределы. Люди сознают, что, увеличивая свое господство над миром, человек в стремлении к безопасности, комфорту и власти обрастал целым арсеналом всякого рода приспособлений и изобретений, утрачивая при этом те качества, которые позволяли ему жить в своей первозданной девственной природной среде обитания, и что это, возможно, ослабило его физически, притупив биологическую активность. Можно с уверенностью сказать, что, чем более «цивилизованным» становится человек, тем меньше он оказывается способным противостоять трудностям суровой внешней среды и тем больше нуждается и том, чтобы защищать свой организм и здоровье с помощью всякого рода медикаментов, снадобий и великого множества других искусственных средств.

С другой стороны, не подлежит сомнению, что параллельно с этими процессами повышался культурный уровень человека, шло развитие интеллектуальных способностей, которые приводились в соответствие со сложным искусственным миром, сотворенным человеком. Однако в последнее время равновесие между прогрессом и культурой человека, между прогрессом и его биофизическими способностями оказалось нарушено, причем достаточно серьезно. Так что существующая ныне степень умственной и психической, а возможно, даже и физической адаптации человека к неестественности и стремительным темпам современной жизни весьма далека от удовлетворительной. Правда, человек так плохо использует замечательные потенциальные возможности своего мозга, что вполне вероятно существование здесь каких-то невыявленных, скрытых резервов, которые он может и должен мобилизовать на восстановление утраченного равновесия и предотвращение его нарушения в будущем, когда такая неустойчивость может быть чревата куда более кошмарными последствиями.

Трудно даже поверить, сколь скудны познания в этой жизненно важной для людей области, касающейся средних биофизических «внутренних пределов» человека и последствий их нарушения. Мы прискорбно мало знаем о таких важных конкретных вещах, как взаимосвязь и взаимозависимость между здоровьем, питанием и образованием, которые приобретают сейчас особый интерес для развивающихся стран; об общей пригодности человека к тому образу жизни, который он ведет сейчас и, по-видимому, будет вести в будущем, особенно в урбанизированных комплексах; наконец, о том, можно ли в свете этого развить и улучшить природные способности человека, и если да, то каким образом.

Незнание этих насущных проблем может быть чревато самыми серьезными, непоправимыми последствиями для человека как личности и для общества в целом.

В преддверии грядущих испытаний, трудностей и проблем нам совершенно необходимо четко знать и ясно понимать, каковы действительные возможности среднего индивидуума и как можно повысить его готовность к завтрашнему дню. Кроме того, мы должны знать, как нам лучше использовать свои умственные способности, причем чтобы не только противостоять новым переменам, но и для того, чтобы поставить их под контроль и извлекать из них пользу. Так что основная задача сводится к оценке совокупности способностей и выяснению, как усовершенствовать и приспособить их к тому, чтобы не подвергать человеческий организм невыносимым напряжениям и стрессам.

Сейчас еще, насколько мне известно, нет ни одной точки на земном шаре, которая могла бы служить единым центром для координации различных проектов. Сегодня начальные функции мог бы взять на себя находящийся сейчас в ИФИАС в подготовительной стадии проект, посвященный анализу суммарного воздействия на человеческое развитие таких факторов, как здоровье, питание и образование; руководит этим проектом мой коллега Гас Носсаль.

Третья цель: культурное наследие

Защита и сохранение культурных особенностей народов и наций совершенно справедливо объявлены, в особенности в последние годы, ключевым моментом человеческого прогресса и самовыражения. Эти положения весьма часто служат удобным прикрытием для всякого рода политических уловок и интриг. Вместе с тем люди начинают все больше опасаться, что в будущем все культуры могут оказаться на одно лицо – причем лицо, как показывает сегодняшний опыт, не слишком уж привлекательное – и что движение к обезличивающей однородности происходит уже сейчас.

Чтобы предотвратить эту опасность, маленькие и слабые страны превратили тезис о культурных различиях в основной элемент принципов нового международного экономического порядка и стратегий развития. Несмотря на все благие намерения и пустые слова в защиту культурных различий, сделано в действительности пока что очень мало. Истинной основой культурного плюрализма будущего может стать только наше нынешнее культурное наследие. А поскольку оно сейчас стремительно деградирует и исчезает, необходимы самые активные и срочные меры, чтобы остановить эти невосполнимые в будущем потери.

Просто поразительно, сколько культурного богатства и разнообразия вложил человек за стовековую, а возможно, и еще более длительную историю в свой язык, традиции устного творчества, письменность, обычаи, музыку, танцы, искусство подражания, памятники, изобразительное искусство и так далее. К несчастью, не менее поразительной до настоящего времени была и его печальная способность уничтожать, сглаживать, осквернять и забывать это бесценное наследие. Дальнейшее развитие технологической цивилизации, экономический рост, возрастающая мобильность людей, чьи поселения занимают большую часть твердой поверхности планеты, расширение средств массовой информации – все это сулит в будущем исполнение мрачных пророчеств окончательного и безжалостного исчезновения с лица земли львиной доли того, что еще осталось от свидетельств веры, любви, эмоций, гордости, чувства прекрасного и стремления к добру прошлых поколений.

Надо немедленно принять самые серьезные и активные меры для спасения культурного наследия человечества, которые должны охватить все без исключения области человеческой деятельности, использовать достижения всех научных дисциплин: археологии, эпиграфики, палеографии, философии, этнологии, антропологии и прежде всего истории, – чтобы совместными усилиями человечества защитить его культурное наследие. Для того чтобы подтвердить уважение как к тем, кто уже ушел из этого мира, так и к тем, кто придет позже, необходимы качественно новые подходы, идеи и решения. К числу таких предложений можно, в частности, отнести учреждение «Всемирного культурного концерна», целью которого стало бы финансирование долгосрочных культурных программ (надеюсь, что средства для этого можно было бы получить за счет сокращения военных расходов), и организацию «Культурного корпуса», который объединил бы добровольцев из всех стран мира, желающих защитить и сохранить наследие (можно было бы рассматривать обязанности, связанные с работой в корпусе, как замену военной службы). Было бы также целесообразно осуществить, например, интернационализацию исторических памятников и центров, представляющих всемирный интерес, призвав государства передать их под международную юрисдикцию, и доверить международным органам (по соглашению с теми странами, на территориях которых они расположены) их охрану и сохранность – думается, что это было бы не только в интересах создавших эти ценности народов, но и в интересах всей мировой культуры. Показать пример другим или по крайней мере попытаться сделать первый шаг в этом направлении должны наиболее богатые историческими памятниками и традициями страны, и в первую очередь страны Европейского экономического сообщества.

Совершенно ясно, что для спасения культурного наследия человека, включая умирающие языки и мини-культуры, потребуются огромные средства (хотя вряд ли можно найти другую более прибыльную сферу вложения капитала, и, возможно, даже с точки зрения быстрого его оборота), поэтому совершенно необходимо шире привлекать к этому мировую общественность. Я уверен, что отклик, который получит этот призыв среди молодежи многих стран, превзойдет даже самые радужные наши ожидания. Однако, прежде всего необходимо предпринять активные меры, направленные на выработку некоторых концептуальных основ, постановку задач, выявление организационных форм и конкретных путей, которые обеспечили бы достижение поставленной дели. Хотя многие компоненты этой проблемы разрабатывались уже в рамках ЮНЕСКО, других учреждений и научных центров, я не знаю пока ни одной организации, которая могла бы взять на себя основную ответственность за ее решение. Так что поле это открыто для любой влиятельной группы, предлагающей свежий, революционный и в то же время вполне реалистичный подход к претворению в жизнь таких идей.

Четвертая цель: мировое сообщество

Большинство людей – в отличие от некоторых современных учреждений – сейчас уже вполне ясно осознают, что национальное государство не может более идти наравне с ходом времени. Оно – за исключением великих держав не в состоянии даже извлечь ощутимых выгод из регулирующей ныне международную жизнь глобальной социально-политической системы, хотя и служит в ней основной ячейкой. С другой стороны, пользуясь в мировой политической системе правами суверенитета, оно зачастую не считает нужным признавать существование каких бы то ни было наднациональных учреждений и не желает слышать о проблемах, требующих урегулирования на национальном уровне. Можно сказать, что даже в национальном плане государственные службы – в своей нынешней форме, – как правило, не оправдывают ожиданий своих же собственных сограждан. Этих примеров вполне достаточно, чтобы еще раз подчеркнуть необходимость структурных реформ на всех уровнях мировой организации. Недостатки и неповоротливость национального государства наиболее явно видны именно в сфере международной жизни, в попытке создать межгосударственные коалиции, которые во многих отношениях оказываются более гибкими, чем региональные союзы. Невозможность настоящих фундаментальных реформ в рамках существующей ныне системы показывают в конечном счете и поиски сотрудничества по международным экономическим проблемам.

Фундаментальная научная мысль до сих пор, по сути дела, не дает никаких четких и вразумительных ответов на вопросы о принципиальной возможности и реальных путях такой трансформации национального государства, которая, сохранив за собой нынешнюю роль государства, была бы способна установить более стабильный и эффективный мировой порядок, соответствующий веку глобальной империи человека. Вряд ли можно ожидать творческих предложений на эту тему от самих правительств, ибо характерной чертой деятельности любых институтов всегда и везде было и остается не самообновление, а самоутверждение и самосохранение. С другой стороны, сложность и комплексность проблемы, а также множество противоречивых интересов, связанных с существующей ныне структурой, обусловливают необходимость проведения этого обширного исследования и всех связанных с ним научных разработок на совершенно новой, независимой основе.

Суть проблемы сводится к тому, чтобы выявить пути постепенного преобразования нынешней системы эгоцентрических государств, управляемых склонными к самоуправству правительствами, в мировое сообщество, в основу которого легла бы система скоординированных между собой географических и функциональных центров принятия решений, охватывающая все уровни человеческой организации – от локального до глобального. Область юрисдикции таких центров – вне зависимости от их функций и уровня – должна больше соответствовать традициям, интересам и проблемам, общим для различных групп населения.

Вопрос, таким образом, сводится, в сущности, к тому, чтобы придумать специализированную и одновременно иерархическую систему, которая бы состояла из относительно автономных элементов различной природы и структуры, в то же самое время тесно взаимосвязанных и активно взаимодействующих – и все это в общемировом масштабе! Здесь, конечно, необходимо найти такие формы географической и функциональной координации несметного количества различных центров принятия решений, чтобы они не превратились в чудовищную, невообразимую структуру, в нечто вроде монументального хаоса, а стали бы управляемым единым целым, способным не только удовлетворять сиюминутные, непосредственные или частные интересы, но и соответствовать долгосрочным интересам всего человечества. Реализация этой идеи сопряжена, однако, с огромными трудностями, которые ощущаются уже сегодня. Поэтому надо иметь в запасе и другие решения: наиболее продуктивное обсуждение могло бы развернуться в том случае, если бы рассматривалось несколько, достаточно осуществимых альтернативных вариантов. Конечно, все это потребует поистине исключительных усилий, однако не будем забывать, что у нас есть в высшей степени серьезные основания пойти на это, даже заранее зная всю сложность и грандиозность проблемы: ведь нынешнее состояние международной системы, и без того достаточно плачевное, имеет тенденцию к дальнейшему ухудшению и, как я пытался показать выше, неизбежно будет затягивать нас в бесконечную вереницу кризисов. Именно эта область требует от нас самых кардинальных социальных преобразований и нововведений, ибо без них окажется под угрозой не только сосуществование, но и просто существование миллиардов людей, располагающих неслыханными доселе возможностями.

Совершенно ясно, что эта в высшей степени трудная цель, направленная на примирение столь различных требований, должна претворяться в жизнь параллельно с другими целями, ибо именно здесь будет создаваться та политический, правовая и организационная структура, в рамках которой придется их осуществлять. Точкой схождения исследований по этой проблеме мог бы для начала стать нью-йоркский Институт мирового порядка, осуществивший в последние годы – с помощью ученых и мыслителей разных стран – серию работ по изучению различных моделей мировой организации.

Пятая цель: среда обитания

Одной из важнейших проблем, уже сейчас глубоко поражающей человеческое воображение, но еще не осознанной во всех ее поистине грандиозные масштабах, является проблема размещения на планете в течение ближайших 40 лет населения, вдвое большего, чем нынешнее. Ведь за это короткое время придется коренным образом улучшить, модернизировать и, более того, удвоить нынешнюю инфраструктуру – причем не только жилые дома, но и все вспомогательные системы, включая промышленную, сельскохозяйственную, социальную, культурную и транспортную. Хорошенькая работенка предстоит нашему поколению – ведь ему придется построить «второй мир», который можно сравнить с общим объемом строительных работ, осуществленных последними пятьюдесятью поколениями человечества. Причем при всей грандиозности задач финансирования, проектирования, технического обеспечения, производства материалов и собственно строительных работ не они представляют здесь самые сложные проблемы.

Серьезнейшая из проблем, которую чаще всего сегодня упускают из виду, сводится к организации территории Земли и распределению некоторых основных ресурсов таким образом, чтобы достойно разместить 8 миллиардов жителей (имея при этом в виду, что к ним, по-видимому, в самом недалеком будущем могут присоединиться еще несколько миллиардов). Это поистине грандиозное предприятие обречено, однако, на неминуемый провал, если не планировать его на единственном подходящем для этой цели уровне – а именно на общепланетарном. Правительствам пора наконец понять, что все их половинчатые, абсолютно нескоординированные действия, все их кусочные планы, рассчитанные максимум на 5-10 лет и нацеленные на то, чтобы как-то справиться с новыми волнами вновь прибывших в том месте и в тот момент, когда они нахлынут, – верный путь к непоправимой катастрофе. Этой своей политикой они, в сущности, потворствуют тому, чтобы крупные города и дальше пожирали все новые и новые просторы сельскохозяйственных земель и зеленых угодий, уродливо распухая и вырождаясь в непригодные для жизни мегаполисы, обрекая при этом другие группы людей жить в аду первобытных деревень и селений, совершенно неприспособленных для удовлетворения потребностей современного человека.

Всеобъемлющий, единый глобальный план человеческих поселений, включающий как составные части соответствующие мероприятия в национальном и региональном масштабах, стал настоятельной потребностью нашего времени. Конечно, план этот должен обладать максимальной гибкостью. Но вместе с тем он должен включать в себя несколько всеми признанных и обязательных для всех железных правил, касающихся охраны и содержания того, что еще осталось от экологического заповедника, включая сюда не только климат, космическое пространство, атмосферу, океаны и полярные районы – хотя все это уже находится под угрозой и требует разумного использования, – но также и большие земельные массивы, которые нужно оставить на некоторое время в покое, без какого бы то ни было человеческого вмешательства, предоставив их эволюцию самой природе.

Чтобы дать идею общего подхода к этой проблеме, я приведу мысли, которые выдвинул на закате жизни Константинос Доксиадис, посвятивший себя исследованию взаимоотношений человека со средой обитания и положивший начало новой научной дисциплине – «экологии». В написанной в 1974 году статье под заглавием «Глобальное экологическое равновесие» он, подводя итоги проведенных исследований, предложил идеальное деление доступных территорий планеты на двенадцать специализированных зон, в соответствии с которым более 80% общей поверхности приходилось бы на долю природы (в различных формах, начиная от зон совершенно не тронутой дикой природы и некоторых промежуточный областей и кончая управляемыми человеком лесными массивами), 10% выделялось на сельское хозяйство, а оставшиеся площади – на урбанизированные и промышленные сооружения и комплексы. В этом исследовании подчеркивалась истина, драматическая в своей простоте и вместе с тем абсолютно непреложная: если мы хотим, чтобы на планете могли одновременно существовать многие миллиарды человеческих существ, нам крайне необходим общий план использования земель в масштабах всей планеты. И не так уж важно, будет ли, в конце концов, принят этот конкретный план, с основными чертами которого я в принципе согласен, или какой-то другой. Совершенно очевидно, что возможны другие подходы и иные планы; единственное, чего мы никак не можем себе позволить в силу жизненной важности самой проблемы, – это не иметь никакого единого плана. Оставить вопрос нерешенным сегодня или передать его решение тем, кто придет после нас, – значит не решить его никогда.

Выработка основных направлений или хотя бы подготовка главных элементов генерального всемирного плана человеческих поселений и охраны среды должна была бы стать делом Конференции ООН 1976 года по вопросам среды обитания человека, и все-таки вряд ли следует связывать с ней чрезмерные ожидания. Однако одно совершенно ясно: это исследование просто должно быть так или иначе проведено, это цель человечества, к осуществлению которой необходимо приступить без всякого промедления. Катализатором, возможно, послужит проект о концептуальных основах человеческих поселений, который запланировала ИФИАС в свете выводов конференции ООН.

Шестая цель: производственная система

Другим аспектом глобальной проблематики, который начинает все больше волновать людей, служат явные неполадки в нынешних экономических механизмах и их взаимосвязях с обществом в целом. В самом деле, трудно понять, почему так часто отказывают самые различные элементы экономической системы в совершенно разных странах, вне зависимости от того, что ею управляет рынок или план. Если оставить в стороне вопросы безопасности, можно утверждать, что правительства практически все внимание фокусируют на проблемах занятости, производительности, инфляции, цен, торговли, платежного баланса и т. д. и готовы идти на любые жертвы, чтобы хоть временно облегчить эти трудности. Однако все это оказывается, в конечном счете, совершенно бесполезным, и единственный вытекающий отсюда вывод состоит в том, что для улучшения создавшейся ситуации не придумано пока никаких надежных средств. В результате повсюду расползается скептицизм и уныние, некоторое время сдерживавшиеся благодаря воздействию культуры роста и все еще продолжающегося восхваления техники. Люди развитых стран уже готовы смириться с необходимостью пойти на какие-то жертвы, чтобы сократить существующий в мире разрыв, однако им до сих пор не привели еще достаточно веских доводов в пользу таких мер; в бедные же странах все больше боятся защитных мероприятий богатых стран, борющихся с собственными кризисными явлениями, угрожающих лишить развивающиеся страны каких бы то ни было шансов на прогресс, что развивающиеся страны считают совершенно несправедливым по отношению к ним.

Все так загипнотизированы текущими экономическими проблемами, что никто и не предпринимает никаких попыток тщательно проанализировать структурные и философские причины этих сложностей. И сейчас как раз настал момент выяснить, наконец, существуют ли в принципе хоть какие-нибудь возможные решения, пусть даже они лежат далеко за пределами обсуждаемого ныне нового международного экономического порядка, который, являясь первым и трудным, сложным и неизбежным шагом вперед, все-таки лишь полумера, направленная па сокращение существующего разрыва. Будем надеяться, что мы окажемся в состоянии исправить некоторые диспропорции нынешней экономической системы и временно отведем от общества угрозу полнейшего развала, однако совершенно ясно, что пока нет решений, обеспечивающих человечеству возможность справиться в течение ближайших десятилетий с ужасающим взрывом проблем, с которыми оно не может управиться уже сейчас. Здесь необходим в корне иной концептуальный подход и кардинально новые решения для существенного расширения наших целей и горизонтов и выявления экономической системы, соответствующей мировому сообществу, которое, как мы надеемся, вырастет в результате ожидаемых за этот период изменений на планете.

Хотя трудно еще полностью представить себе, какой должна стать экономическая система будущего – во всяком случае пока не завершены исследования, посвященные другим целям человечества, – однако отдельные составные кирпичики этого строения с успехом можно предварительно исследовать уже сейчас. Производственному истэблишменту принадлежит в современном мире ключевая роль. И здесь, так же как и в вопросе о среде обитания, было бы величайшей безответственностью своевременно не выяснить, в состоянии ли нынешняя производственная организация материально обеспечить пищей, товарами и услугами вдвое большее население планеты – и если да, то каким образом и при каких условиях. В этой связи возникает множество проблем, заслуживающих, разумеется, самого пристального внимания, в их числе, например, вопросы распределения, приобретающие сейчас особую остроту в связи с продовольственной проблемой; однако начать все-таки необходимо с производственного сектора, ибо именно он в силу своего первичного характера оказывается неразрывно связанным с другими экологическими, социальными и политическими проблемами нашего времени. Так что, бесспорно, самой главной ключевой целью человечества является тщательный анализ существующего производственного истэблишмента и выявление того, какие преобразования необходимо в нем запланировать, чтобы он оказался в состоянии в ближайшие десятилетия четко выполнять отведенные ему функции.

Эти исследования должны включать целую серию отдельных проектов, тесно связанных и параллельных с изучением человеческих поселений. Один из этих проектов может быть посвящен финансовым вопросам, он должен изучить, в частности, те потребности в капитале, которые сопряжены со строительством и эксплуатацией инфраструктуры и промышленных предприятий, а также удовлетворением других нужд удваивающегося населения. Здесь необходимо предусмотреть также конкретные пути и средства обеспечения этих поистине огромных финансовых средств. Другой проект мог бы более детально рассмотреть проблему занятости, начав, например, с оценки потребностей в рабочей силе, включив сюда специалистов сферы управления, и выработать основы для создания общемировой системы, которая могла бы регламентировать и координировать на международном уровне все вопросы, связанные с обеспечением занятости, соответствующими ассигнованиями, подготовкой кадров и профессиональным обучением. На завершающей стадии этот проект мог бы попытаться найти подход к решению острой проблемы полного вовлечения в активную деятельность всех человеческих ресурсов; некоторые базовые элементы для такого исследования были предложены созванной по инициативе МОТ всемирной конференцией по вопросам занятости. Однако, имея в виду далеко идущие последствия этой проблемы, возможно, более целесообразно было бы посвятить ей специальный проект, рассмотрев ее как отдельную важную цель человечества, направленную на развитие и использование в интересах мирового общества всех человеческих ресурсов.

Еще одно исследование – которое в некотором смысле было бы вводным ко всем остальным – необходимо посвятить вопросам территориального размещения и рационализации мирового производственного истеблишмента. Как я уже говорил, в этом исследовании надо уделить пристальное внимание ограничениям, которые накладывает на все виды человеческой деятельности необходимость обеспечения охраны и организации глобальной среды человеческого обитания. Я уже упоминал вывод одного из проектов Римского клуба, требующий реорганизовать производство продовольствия на основе глобальных критериев, ибо только при этом условии можно надеяться достичь хотя бы минимальных результатов в решении проблемы искоренения голода в человеческом обществе. Такие же соображения следует принимать во внимание и при рассмотрении мировой промышленности и мирового промышленного производства. Промышленный сектор производственного арсенала общества в настоящем своем виде представляет собой не что иное, как некий конгломерат разного рода технических приспособлений и видов деятельности, являющихся результатом случайных решений, принятых в разное время, с разными целями и при различных условиях и призванных служить кратко или среднесрочным узким интересам отдельных национальных сообществ или многонациональных корпораций. Сейчас эта система не соответствует более ни духу времени, ни его требованиям и вызывает все более серьезные нарекания с самых различных позиций; все ее недостатки, включая социальную неприемлемость, нерациональное отношение к окружающей среде, ее ресурсам и полную несовместимость с каким бы то ни было справедливым международным экономическим порядком, будут по мере ее неизбежного дальнейшего расширения все больше углубляться и умножаться. Еще более серьезное беспокойство вызывает то обстоятельство, что без глубоких реформ нынешний мировой промышленный истэблишмент просто не сможет выполнять свою роль в человеческой системе будущего; ибо осажденная во много крат более сложными и грозными проблемами система уже не сможет выдержать и простить тех ошибок, дублирования, расточительства и неумелого управления, которые еще сходят истэблишменту с рук сегодня. Поэтому он должен найти пути обеспечения высокой эффективности и рационального экономического управления во всех без исключения секторах производства.

Все эти проекты можно осуществлять силами самых различных исследовательских групп, я даже не берусь предложить сейчас ни одного подходящего единого координационного центра. Весьма важным шагом вперед была бы организация последнего из упомянутых мною проектов, посвященного размещению и рационализации глобальной промышленной структуры и поискам путей повышения ее чувствительности к нуждам и требованиям мирового общества в ближайшие десятилетия. Неоценимую помощь обществу здесь могла бы оказать группа крупных промышленных предприятий, как частных, так и государственных, по возможности представляющих страны с различным уровнем индустриализации, которая выразила бы готовность предоставить финансовые средства и накопленный опыт в распоряжение независимых экспертов и исследователей, осуществляющих работы над этим проектом в соответствии с их собственными критериями и взглядами.

3. Слово в заключение

Здесь я хотел бы вернуться к самому началу своего повествования, к тому месту, где я, закончив рассказ о годах своей юности и своей трудовой жизни, обратился к мыслям, деятельности и опыту последних 12 лет моей жизни. Я делал это искренне, в полную меру своих возможностей и буду чувствовать себя вполне вознагражденным, если мне удалось вызвать интерес, оказавшись полезным читателю, которого благодарю за его терпение. Обрисовав основные контуры целей для человечества и, надеюсь, убедив читателя в их настоятельной необходимости, я завершаю и эту главу моей жизни. Я полон решимости и впредь не прекращать раздумий о человеке, о его будущем, хотя не знаю еще, каким станет следующий период и как долго от продлится. Мое самое большое желание – внести вклад – хотя бы в той малой мере, которая доступна одному человеку, – в возрождение человеческого духа, ибо без этого человеческая система окажется в плену понятий или крайних обстоятельств, грозящих неминуемо уничтожением. Но я верую в человека и верю в человеческую революцию, которая, пусть через величайшие жертвы и страдания, приведет его в конечном счете к триумфу.

Закончить я хочу словом, к которому редко прибегал на страницах этой книги, и слово это – любовь. Мне посчастливилось жить свободным человеком, я оставался им даже в тюрьме и умру тоже свободным. Но это имело бы мало смысла, если бы я не был связан глубоким чувством братской любви с другими представителями рода человеческого. Главное – человеческая личность, она важнее любых дел и любых идей ибо все они без людей ровным счетом ничего не значат. А главное в каждом из нас и в нашей жизни – узы любви; ведь только благодаря им наша жизнь перестает быть кратким эпизодом и обретает смысл вечности.

Знаете ли Вы, что электромагнитное и другие поля есть различные типы колебаний, деформаций и вариаций давления в эфире.

Понятие же "физического вакуума" в релятивистской квантовой теории поля подразумевает, что во-первых, он не имеет физической природы, в нем лишь виртуальные частицы у которых нет физической системы отсчета, это "фантомы", во-вторых, "физический вакуум" - это наинизшее состояние поля, "нуль-точка", что противоречит реальным фактам, так как, на самом деле, вся энергия материи содержится в эфире и нет иной энергии и иного носителя полей и вещества кроме самого эфира.

В отличие от лукавого понятия "физический вакуум", как бы совместимого с релятивизмом, понятие "эфир" подразумевает наличие базового уровня всей физической материи, имеющего как собственную систему отсчета (обнаруживаемую экспериментально, например, через фоновое космичекое излучение, - тепловое излучение самого эфира), так и являющимся носителем 100% энергии вселенной, а не "нуль-точкой" или "остаточными", "нулевыми колебаниями пространства". Подробнее читайте в FAQ по эфирной физике.

Аурелио Печчеи "Перед бездной" / Aurelio Peccei - The Chasm Ahead