Двадцать семь тысяч ядерных боезарядов, размещенных на территории России, Украины, Беларуси и Казахстана, в непредсказуемых условиях распада Союза вызывали тревогу мировой общественности. На Западе, да и у на c высказывалось беспокойство по поводу возможности попадания атомного вооружения в руки террористов. Сейчас хаотический процесс распада страны остановлен созданием Содружества Независимых Государств. В алма-атинской декларации подчеркивается, что будет сохранен единый контроль над ядерным оружием. К новому хозяину, Президенту России Б.Н. Ельцину, перешла так называемая «ядерная кнопка». Решение будет приниматься по согласованию с главами четырех государств, на территории которых размещено атомное оружие. Эти четыре государства подтвердили обязательство о неприменении ядерного оружия первыми. Подтверждено и решение не передавать кому бы то ни было ядерное оружие или другие ядерные взрывные устройства и технологии.
Тем не менее, проблема советского ядерного арсенала продолжает быть в центре внимания западных политиков и военных, которым об ее сути известно гораздо больше, чем нашим гражданам, чьими усилиями и создан ядерный щит. Приоткроем и для них эту тайну. Наш собеседник – прежде абсолютно «засекреченный» ученый, один из создателей отечественного ядерного оружия, заместитель Министра атомной энергетики и промышленности России, профессор В.Н. Михайлов.
– Виктор Никитович! В свое время нам приходилось писать о так называемом «красном телефоне», по которому из Кремля можно позвонить в Белый дом. Так вот, оказалось, что «красный телефон» – это просто образ, а на самом деле президенты общаются с помощью письменных посланий, появляющихся на экране дисплея, или же с помощью факсимильной связи. В последнее время много говорят о «ядерном чемоданчике» и «ядерной кнопке». Есть ли такая «кнопка» на самом деле?
– В первую очередь нужно сказать, что существующая у нас система запуска ядерных ракет весьма сложная и не одноканальная. В моем понимании «чемоданчик», «кнопка» – все это понятия символические, образные, а не технические. Никто никакой кнопки просто так нажать не может, и дальше телефонного звонка или вызова секретаря это не пойдет. Как и повсюду в мире, система дублируется, создана очень сложная иерархия допуска к системам запуска.
– Сейчас, когда из «горячих точек» нередко поступают сообщения о захвате боевой техники, возможна ли ситуация, когда в руках террористов или же просто некомпетентных людей окажется, скажем, малогабаритный ядерный боезаряд?
– С самого начала осуществления нашей атомной программы вопрос исключения несанкционированного доступа к ядерному оружию был в центре внимания крупных ученых и инженеров. Сегодня сделано все, чтобы на современном уровне знаний, который у нас не уступает ни одной ядерной державе мира, эта проблема была надежно решена. Причем решение постоянно корректируется в соответствии с новыми требованиями, достижениями науки и техники. Для усиления безопасности внедряются все новые и новые элементы. Считаю, что никакого беспокойства у общественности по поводу возможного захвата оружия не должно быть: никто не в состоянии ни захватить, ни тем более привести в действие ядерное оружие. Для этого существуют надежные системы нейтрализации и предохранения.
– Насколько мы понимаем, тысячи ядерных боезарядов не лежат все время мертвым грузом. Возможны ли какие-либо эксцессы при их транспортировке?
– Нет, невозможны. Перед транспортировкой боезаряды приводятся в состояние повышенной безопасности, с них снимаются все основные компоненты. Их использование практически исключено. Но, тем не менее, они могут перевозиться лишь под строгим контролем и с сильной охраной. Нами разработана специальная техника для перевозки – автомобили, железнодорожный транспорт. У нас много тысяч единиц оружия, мы его перевозили не раз, и никогда никаких осложнений не случалось.
Сегодня физические схемы всех ядерных устройств таковы, что абсолютно исключают самопроизвольный ядерный взрыв. А чтобы не допустить попадание в окружающую среду радиоактивных материалов, боезаряды перевозятся в специальных контейнерах, которые выдерживают самые немыслимые аварийные условия. Идут работы над созданием зарядов с так называемой безопасной взрывчаткой. В США часть систем ядерного оружия уже переведена на нее. Безопасная взрывчатка не реагирует ни на пули, ни на осколки, ни на огонь. Ее можно колотить молотком, бить, бросать. Привести в действие ее может только специальное устройство.
У нас тоже ведутся работы в этом направлении, но в последние пять лет они затормозились из-за того, что мы не можем произвести с этой целью ядерные испытания. С октября этого года, как известно, на них объявлен мораторий.
– Ядерное оружие рождалось в головах ученых, людей, которых отличают не только огромные знания, но и особое чувство ответственности перед обществом, перед миром. Сохраняют ли сегодня ученые хоть какую-то долю власти над ядерным оружием или же все оно находится только в руках политиков и военных?
– Я считаю, что сегодня между учеными, специалистами и военными должно быть более тесное сотрудничество. Более тесным должно быть сотрудничество и между Минатомэнергопромом и Министерством обороны, как это делается в США, где эти два ведомства отвечают за все связанные с ядерно-оружейным комплексом вопросы и готовят доклады президенту. У нас же, особенно в последнее время, считается, что многие из этих проблем военные могут решить сами. Такое мнение ошибочно. Военные сами не разберут и не соберут заряды – это под силу только тем, кто годами занимался этим на специальных заводах. Не менее сложна и технология разборки. Ряд операций здесь даже более опасен и требует большего напряжения, чем при сборке. Ясно, что квалифицированно это сможет сделать только тот, кто сам и создавал устройство.
Зная все это, настороженно относишься к информации о том, что Украина собирается пригласить наших коллег из США для участия в разборке ядерных устройств. Как специалист, могу утверждать, что вряд ли ответственный эксперт согласится на разборку «чужого» ядерного устройства: он в этом случае крайне рискует. Даже для опытного сапера обезвреживание мины или снаряда, оставшихся после войны, целое событие. А ведь по сравнению с ядерным зарядом обычный снаряд – как одноклеточное создание, инфузория по сравнению с человеческим организмом...
– В нашей стране за десятилетия создан большой арсенал ядерного оружия. Сейчас в соответствии с советско-американскими договоренностями часть его должна быть уничтожена. Как это будет происходить? Что представляет собой технология уничтожения ядерного оружия?
– В общих чертах это выглядит таким образом. После снятия ядерных боеголовок с носителей они приводятся в состояние повышенной безопасности. Это означает, что при надлежащей охране боевые блоки можно сравнительно свободно транспортировать до мест их уничтожения. Возможно, при этом понадобятся промежуточные складские помещения, чтобы равномерно использовать заводские мощности при разборке. На заводе из боезаряда удаляются все ядерные компоненты – плутоний, высокообогащенный уран, которые будут складироваться и использоваться в народном хозяйстве. А другие компоненты идут под пресс. Обычная взрывчатка используется для получения искусственных алмазов, а если не годна для этого, то просто сжигается в закрытых камерах.
Разработкой соответствующих методик разборки заняты высококвалифицированные специалисты. Ведь по мере увеличения сроков хранения боезаряды становятся менее доступными для разборки. В отдельных случаях приходится даже прибегать к методам резки. Для того чтобы предусмотреть все возможные варианты, проводятся соответствующие научно-исследовательские работы.
Опыт у нас уже есть. Ядерное оружие – это сложное устройство, которое включает в себя и электронику, и генераторы, и ядерно-активные материалы – уран, плутоний, тритий и обычные взрывчатые вещества. Оно имеет и ограниченный срок службы – например, 10-15 лет, а затем поступает на разборку. Поэтому работы по разборке мы вели всегда. В связи с заключением договоров по РСМД, СНВ, инициативами в области тактического ядерного оружия объем работ по утилизации ядерных зарядов и их уничтожению увеличится. Правда, и сейчас наши заводы больше заняты ликвидацией старых зарядов, чем производством новых.
– А возможно ли наше сотрудничество с американцами в деле уничтожения ядерных боезарядов?
– Сотрудничество в этой области – дело тонкое. Наши специалисты считают, что процессы уничтожения не подлежат контролю. А вот обмен между странами информацией о том, как это происходит, видимо, необходим. Само же уничтожение должно производиться каждой стороной в отдельности.
Правда, есть одно направление, в котором мы бы приняли американскую помощь. Недавно в Вашингтоне мы говорили об этом с рядом сенаторов, в том числе с Робертом Кастеном, Тедом Стивеном и Эдвардом Кеннеди. Речь шла о мерах по ускорению сроков ликвидации нашего тактического ядерного оружия, ядерных снарядов и мин, которые могут растянуться на десять лет.
Дело в том, что на сегодня узким местом в ликвидации нашего тактического ядерного оружия, ядерных снарядов и мин является отсутствие достаточного количества мест для хранения ядерных материалов – оружейного плутония и урана. В связи со сложным финансовым положением в стране строительство новых хранилищ может затянуться до пяти лет, что, соответственно, приведет к затяжке исполнения инициатив до десятилетнего срока.
Учитывая уникальную возможность существенного сокращения ядерных арсеналов, мы предложили американцам рассмотреть возможность осуществить строительство хранилищ совместно, выделив нам на эти цели 500 миллионов долларов. Для американской стороны предполагается возможность экспертизы проекта хранилищ, наблюдение за ходом строительства, а также совместный контроль за хранением ядерных оружейных материалов в хранилищах. Все это не связано ни с какими национальными секретами. Получив помощь в строительстве хранилищ, можно надеяться на сокращение срока ликвидации тактических ядерных зарядов. Мы также учитывали, что до 30 процентов выделенных средств должно пойти на улучшение экологии, на решение социально-бытовых вопросов в районах, где будет проводиться совместное строительство складов, и в местах ликвидации ядерных боеголовок.
Для реализации этой программы можно было бы создать двустороннюю комиссию, куда с нашей стороны должны войти представители России, Казахстана, Беларуси, Украины, а также представители Минатомэнергопрома и Министерства обороны. Нам надо воспользоваться уникальной возможностью и сократить ядерные арсеналы. На мой взгляд, у нас накоплен достаточно большой запас ядерного оружия, и сокращение его всегда было заветной мечтой ученых и специалистов. Надо оставить лишь необходимое для обороны количество ядерных боезарядов, и не более того.
В последнее время мы узнаем о все новых и новых, прежде «закрытых» городах, работавших на ядерный комплекс. Выходит, что под эгидой бывшего Минсредмаша существовал целый тайный архипелаг... Сейчас, в условиях, когда утрачен привилегированный статус закрытых городов, когда идет сокращение вооружений, конверсия, какая же судьба их ждет?
Эти города, которых нет на карте, окружены защитой из колючей проволоки, контрольно-следовой полосой и соответствующей сигнализацией. Такой же защитой окружена основная площадь прилегающего к городу леса. В лесу находятся рабочие площадки, также защищенные специальной оградой. На ряде площадок ведутся эксперименты, сопровождаемые взрывами изготовленных с большой точностью зарядов из обычных взрывчатых веществ в совокупности с различными устройствами. По существу, это модели ядерных устройств для чисто научных исследований.
Надо подчеркнуть, что закрытыми эти города стали не потому, что их хотели спрятать от народа, засекретить, а по причине необходимости соблюдения безопасности при проведении определенных работ. Например, в таком городе есть зоны, площадки, где ведутся опасные работы, и доступ туда, естественно, строго ограничен для посторонних. Ясно, что образцы оружия, разрабатываемые и изготовляемые для отправки на ядерный полигон, являются источником опасности. Поэтому крайне важно ограничить доступ в закрытые города людей, не имеющих отношения к этой работе. Если открыть эти города, то при нынешнем росте преступности нельзя застраховаться от налета хулиганов, а то и экстремистов, которые могут создать серьезную опасность. Так что не надо спешить открывать все «закрытые» города, хотя стандарты секретности, конечно, должны меняться.
Мозговой центр отечественного ядерно-оружейного комплекса – крупные научно-исследовательские центры Арзамас-16 и Челябинск-70 – наши аналоги Лос-Аламоса и Ливерморской национальной лаборатории.
В Арзамасе-16, закрытом стотысячном городе в Нижегородской области, расположен Институт экспериментальной физики. Город находится на месте, которое до революции называлось Саров и имело большое религиозное значение. Здесь был мужской монастырь, в котором в прошлом веке жил известный отшельник Серафим, возведенный в святые. Именно сюда в начале века приезжал царь Николай Второй с женой и свитой молиться о даровании наследника. Кстати, год спустя царский наследник действительно появился, что еще больше усилило притягательность этого места, которому было суждено стать местом рождения нашей атомной бомбы.
Другая наша национальная лаборатория по разработке ядерного оружия была создана на берегу озера Синары в Челябинской области. Город Челябинск-70 и институт – НИИ технической физики – создавались одновременно.
Это, по существу, крупнейшие научно-производственные центры, где наука, конструирование и производство являются одним неразрывно связанным циклом, где создана уникальная экспериментальная, вычислительная и производственная база. Деятельность этих институтов сыграла решающую роль в обеспечении равновесия ядерных вооружений СССР и США. Потенциал этих научных коллективов позволяет решать крупные проблемы научно-технического обеспечения и процессов ядерного разоружения. За сравнительно короткий срок эти институты выросли в крупнейшие научные центры страны, а сегодня они весомы и в международном плане. Особый вес имеют проведенные здесь исследования в таких областях науки, как теоретическая ядерная физика, математическая физика, сверхсильные магнитные поля, мощное рентгеновское излучение, мощные импульсные лазеры.
Доля научных исследований и разработок в областях, не связанных с военным применением, составляет в институтах около 25 процентов и имеет тенденцию к росту. Некоторые из них уже сейчас находят широкое применение в медицине, в получении искусственных алмазов, в волоконно-оптических системах передачи всех видов информации, в дозиметрии окружающей среды, в вычислительной технике.
– В последнее время на Западе выражается определенное беспокойство в связи с тем, что советские атомщики, обладающие знанием «тонких» технологий, могут отправиться в страны, которые очень жаждут заполучить ядерное оружие?
– Нераспространение «тонких» технологий – одна из наших важнейших забот. Должен сказать, что пока тенденция «утечки мозгов» за рубеж из предприятий и исследовательских центров ядерно-оружейного комплекса не наблюдается. Правда, есть случаи выезда отдельных людей, не связанных с главными сторонами технологий и около пяти лет уже не работавших на наших предприятиях. А ведь вы понимаете, что наука и техника на месте не стоят, все время идет продвижение вперед, и, оторвавшись от этого движения, человек уже не обладает необходимым потенциалом. Основной же костяк работников, которые имеют знания в области «тонких» технологий, пока держится.
Решение проблемы нераспространения технологии по ядерному оружию диктует необходимость не только сохранения национальных профессионалов в этой области, но и создания для них соответствующих условий работы и быта.
Значительно меньшие финансовые возможности, а именно, ежегодные затраты на наши национальные лаборатории – 500 миллионов рублей по сравнению с 1400 миллионами долларов, выделяемых для национальных лабораторий США в Лос-Аламосе, Ливерморе и «Сандия», а также существенное отставание наших лабораторной и вычислительной баз – все это удавалось компенсировать только за счет изобретательности наших ученых и конструкторов, а главное, примерно равным с американцами количеством ядерных испытаний – основного средства отработки и проверки технических характеристик ядерных зарядов, единственного способа получения экспериментальной информации о физических процессах, происходящих в экстремальных условиях ядерного взрыва.
– А каким вы видите будущее вашего министерства?
– Надо четко определить его статус. Ведь оно занимается двумя важнейшими направлениями – ядерное оружие и ядерные энергетические установки, в том числе для атомных электростанций, для подводных лодок, надводных кораблей и т.д. Учитывая важность этих направлений и ядерную опасность при разработке и создании таких систем, а также имея в виду необходимость авторского надзора, единой технической и научно-технической политики, ясно, что отрасль не может долго находиться в подвешенном состоянии, и ее проблемы требуют решения.
По решению прежних структур, наше министерство получило статус межгосударственного. Сейчас ситуация изменилась, и какое положение отрасль займет в Содружестве Независимых Государств, пока неясно. Хотя известно, что 80 процентов наших предприятий находится в России, и думаю, что наиболее целесообразно сделать министерство российским. Оно должно действовать при Президенте. Почему? Весьма велика важность и ответственность деятельности министерства. В мире уже имеется такой опыт, оправдывающий себя. Подобное американское министерство подчиняется президенту США, вместе с Министерством обороны готовит ему документы по всем наиболее важным вопросам, связанным с разработкой новых видов ядерного оружия, серийным их выпуском, хранением, надежностью, эффективностью. Президент рассматривает, утверждает, решает вопрос финансирования отдельных программ через конгресс. Кстати, численность сотрудников американского министерства с региональными управлениями – около 15 тысяч. В его состав входит и испытательный полигон в Неваде. У нас, как вы знаете, такие полигоны входят в ведение Министерства обороны.
Конечно, для поддержания промышленности и науки в рамках министерства требуются большие расходы – около 10 миллиардов рублей в год, и вклад должны сделать все члены Содружества. Ведь у нас общие стратегическая оборона, стратегическое пространство, общие интересы в энергетике, в том числе атомной. Полностью переложить это тяжелое бремя на Россию было бы невозможно.
– А каковы перспективы ядерно-оружейного комплекса?
– Думаю, что ядерное оружие, несмотря на существующее к нему отношение людей, долгие годы будет гарантом их безопасности. Другой вопрос, сколько нужно такого оружия? Дело идет к его сокращению, и это приветствуется всеми. Главное же состоит в сохранении научного потенциала. Ведь суть не в количестве выпускаемого оружия, а в тех знаниях, с помощью которых мы в состоянии реагировать на любые нюансы в этом деле. Поэтому, на мой взгляд, минимум ядерных испытаний проводить надо. Физика – наука экспериментальная, сидя в кабинете ничего не добьешься. Моделировать ядерный взрыв без испытаний невозможно. Они нужны и для поддержания физической науки на соответствующем уровне. Вот если все страны прекратят испытания, то тогда мы окажемся в равных условиях. А когда одна страна имеет возможность экспериментировать, а другая – нет, то, естественно, рано или поздно может наметиться отставание от общего уровня.
Мы все стремимся к миру без оружия и войн. Это мечта человечества. Но мне кажется, мы проживем с этой мечтой еще очень и очень долго.
Беседу вели Ю. Попов и Л. Черненко, «Правительственный вестник», № 1, 1992 г.
|
|
 |
