АДУШКИН В.В., АХАПКИН В.П., БАРКОВСКИЙ Е.Н., ГАЛСТЯН И.А., ГАРНОВ В.В., ГОЛЛЕР Е.Э., ГОРНОВ В.В., ГОРБЕНКО Б.З., ГУСЬКОВА А.К., ЗОЛОТУХИН Г.Е., КАТРАНОВ Ю.С., КАТРАНОВА Г.И., КАУРОВ Г.А., КИСЕЛЕВ В.М., КОВАЛЮКОВ А.К., КУДРЯВЦЕВ Г.Г., ЛОМОВЦЕВ Е.М., ЛЕПСКИЙ В.И., МИХАЙЛОВ В.Н., МАТУЩЕНКО А.М., МОРОЗОВ Ю.М., НАДЕЖИНА Н.М., ОВСЯННИКОВ Г.А., ПАСЕЦКИЙ В.М., РАЗОРЕНОВ А.А., СЕРГЕЕВ Н.Д., СМИРНОВ Ю.Н., ТИМОФЕЕВ В.А., ТРУТНЕВ Ю.А., УСПЕНСКИЙ С.М., ХАХИН Г.В., ХРИСТОФОРОВ Б.Д., ЦАУБУЛИН В.А., ЦЫКАНОВСКИЙ В.И., ЧУМАЧЕНКО Г.С., ШИТИКОВ Е.А
Вячеслав Михайлович родился 5-го марта 1927 года в Н. Новгороде. В 1947 году окончил Горьковское - морское подготовительное училище и был направлен в Высшее Военно-морское училище связи имени А.С. Попова в город Петродворец. В 1951 году, по окончании училища направлен на Балтийский флот. Служил командиром БЧ- IV на эсминце. С 1954 года по 1957 — преподаватель в учебном отряде связи. В 1957 году поступил на ВСКОС при ВМУРЕ им. А.С. Попова и окончил в 1958 г. В июле месяце 1958 г. был направлен в распоряжение начальника НИИ 16 ВМФ, а через месяц по личной просьбе назначен младшим научным сотрудником в отдел автоматики на Новую землю. С ноября 1961 г. по апрель 1971 г — преподаватель в учебном центре ВМФ. В апреле 1971 г. назначен на должность начальника лаборатории на Новой Земле. В 1974 г. уволен в запас. Жил в Риге, работал в военном санатории «Майори» Балтийского флота (от редакции).
В декабре 2001 года бывший начальник Опытно-научной части Новоземельского полигона (ОНЧ) Орест Гусейнович Касимов подарил мне книгу воспоминаний новоземельцев "Частицы отданной жизни". Прочитав её, как будто вновь побывал на Новой Земле, вспомнил товарищей и друзей, с которыми, участвуя в проведении ядерных испытаний, делал необходимое для страны дело, да и, как говорят, съел не мало соли. Естественно потянуло написать свои воспоминания, полагая, что они будут интересны, а может быть и полезны нынешним и будущим новоземельцам, помогут им переносить тяготы испытательной службы на Крайнем Севере. После окончания в 1958 году Высших специальных курсов офицерского состава (ВСКОС) при Военно-морском училище радиоэлектроники им. А.С. Попова, я, в числе отличников, был распределён в распоряжение Начальника 6 (атомного) управления ВМФ и направлен на испытательный полигон в г. Приозерск. Оттуда, через месяц, по собственному желанию, был переведён "выше". Так в Приозерске, в разговорах, зашифровывали Новую Землю. В сентябре на самолете ЛИ-2 прилетел на новоземельский аэродром в поселке Рогачёво - позывной "Кузнечик". (Кстати, кузнечики на Новой Земле не водятся). Я первый раз оказался в Заполярье, но особенно не удивился тому, что увидел: горы, тундра, темнота, бездорожье. В "столице" Новой Земли поселке Белушья губа фактически одна улица, два двухэтажных кирпичных дома, остальные деревянные, щитовые. Около всех входных дверей в дома обрезы бочек с водой и веревочные швабры. С их помощью каждый входящий избавляется от липкой, вездесущей, новоземельской грязи.
Поместили меня в финском домике на площадке 7А, вместе с группой молодых офицеров. Удобств, естественно, никаких. Отопление автономное. На полном самообеспечении. Зимой, в штормовую погоду, а на Новой Земле она почти ежедневно, особенно трудно было добираться на службу в ОНЧ, которая размещалась на другой стороне поселка, на площадке 1. Держась друг за друга, мы преодолевали так называемую "Долину смерти" - ложбину между заливом Гаврилова и озером Шмидта. Сейчас кажется, что там постоянно лютовала пурга. Приходили на службу румяные, с сосульками на бровях. Коллектив Отдела автоматики ОНЧ встретил меня приветливо, тем более что я не нарушил новоземельскую заповедь, суть которой в том, что в коллектив не входят, в него вливаются. Добрый, товарищеский дух в коллективе отдела, при сохранении необходимой требовательности и строгости, поддерживался его начальником Л.Н. Михайловым и старшими офицерами Н. Дранкиным, В. Кубышкиным, Н. Куликовым. Они много внимания уделяли молодым офицерам, готовя их к самостоятельной работе на боевых полях. Дух дружбы и взаимопомощи был характерен всему офицерскому коллективу ОНЧ, который возглавлял многоопытный, спокойный и по-флотски чёткий А.Ф. Пожарицкий. В 1958 году проводились воздушные ядерные взрывы большой мощности. В этих испытаниях я участвовал, обеспечивая работу отдела в Белушьей губе, т.е. находясь на расстоянии 250-300 км от места взрывов. И даже на таком большом расстоянии мы по тревоге покидали помещения и укрывались в траншеях. Картины взрывов впечатляли буйностью красок. Завершив серию испытаний 1958 года, проведя демонтаж исследовательской аппаратуры и консервацию боевых полей, испытатели возвратились в онч . Началась подготовка к испытаниям 1959 года, разработка и изучение методик, работа по темам НИР. Меня тяготило отсутствие жилья на Большой Земле, где осталась семья. Мы договорились с женой, что при первой возможности она прилетит ко мне. Для реализации такой возможности требовалось выполнить два условия. Должно быть определено место её будущей работы и выделено жильё. Привозить детей на острова, в то время, было запрещено. В начале 1959 года освободилось место сотрудника в медицинском отделе ОНЧ. После обращения к начальнику гарнизона контр-адмиралу Пахомову, я получил право на половину комнаты в 8-ми квартирном деревянном доме по ул. Советской. Там же жила семья офицера ОНЧ Виктора Петрова. Жена Анфиса Елисеевна прилетела ко мне в мае. Некоторое время мы с Петровыми жили вместе, дружно, по-флотски. Даже питались вместе, готовя обеды поочерёдно. Товарищи по службе подшучивали: "Вы жён-то не путаете?" Вроде не путали. Славные люди - Валя и Витя Петровы - через полгода получили комнату и мы расстались. Вроде с бытом всё стало в порядке, но хорошо долго не бывает. В ночь на 1-ое января 1961 года наш дом сгорел. Мы последние выбежали из дома. Но, вспомнив, что в доме остались документы, решил их вытащить. Во второй раз я вышел на воздух уже с помощью пожарных. Командование проблему погорельцев решило оперативно, уплотнив одну из каменных двухэтажных гостиниц и поселив нас там. К этому времени произошло очень важное событие - был сдан в эксплуатацию Дом офицеров с большим актовым залом, малым залом (в котором временно устроили спортивный зал), библиотекой и бильярдной комнатой. В дальнем Заполярье, "где двенадцать месяцев зима, а остальное лето", в условиях долгой полярной ночи и при отсутствии телевидения, переоценить значимость работы Дома офицеров трудно. Теперь длинные, зимние вечера были заняты репетициями художественной самодеятельности, спортивными тренировками и соревнованиями. Помню, как нас направляли на репетиции. А.Ф. Пожарицкий в конце рабочего дня строил весь личный состав, включая служащих, и сам вёл всех в Дом офицеров. Навеваемая полярной ночью хандра и скука по родным, оставшимся на Большой Земле, отступали. Труды мудрых руководителей не пропадали даром. На смотрах художественной самодеятельности гарнизона ОНЧ, как правило, занимала первые места. Командование всемерно поддерживало занятия спортом. Команды ОНЧ по волейболу и баскетболу также были ведущими в гарнизоне, бескомпромиссно сражаясь с лётчиками из Рогачёво, спортсменами из частей ПВО, моряками из Бригады кораблей и командами других частей. С началом полярной весны проводились лыжные тренировки и соревнования. Помню, участвуя в первенстве гарнизона по лыжам, Анфиса Киселёва заняла второе место, уступив лишь новоземельской "долгожительнице" - работнику офицерской столовой Римме Брамидзе, приехавшей по комсомольской путевке на Новую Землю из Архангельска и проработавшей на полигоне около тридцати лет.
Весной 1959 года, в соответствии с Боевым расписанием, я был направлен в зону " А " для подготовки сооружения БК-М к испытаниям. Бронеказемат модернизированный (БК-М) - солидное обвалованное сооружение, где размещалась аппаратура автоматики, регистрирующая аппаратура, аккумуляторный отсек с аккумуляторами 6СТК-180 и 12- А - 30. При сооружении имелась передвижная электростанция для зарядки аккумуляторных батарей. Размещались мы, а нас было 10-12 человек, в двух полярных домиках.
Вблизи домиков находился наш аэродром - вертолетная площадка, расчищенная от снега и обозначенная по углам флажками. Обязанности личного состава БК-М были расписаны, каждый знал, за что отвечает, что должен делать в различных условиях. Спали в спальных мешках, а утром поднимались с песнями при минусовой температуре. Питались прилично, но вместо хлеба - сухари, мясные консервы вместо мяса, а овощи - сушёные. Пищу готовили матросы. Для приготовления пищи и чая оттаивали снег. Как-то к нам прибыл представитель службы радиационной безопасности. Проведя радиационное обследование, он сказал, чтобы мы для умывания не использовали снег. Узнав, что талую воду мы употребляем в пищу, удивился. Вскоре нам стали доставлять воду из близлежащего озера.
Однажды в начале короткого новоземельского лета меня вызвали в Белушью. По возвращении на БК-М меня встретил праздничный обед - прекрасное блюдо из гусятины и яичница. Я несколько испугался за боезапас. Оказывается зря. Гусей матросы ловили на земле, потому как в определённое время гусь не летает, сбросив перо. Яйца кайры они собирали на отвесных скалах побережья Баренцева моря, где птицы их насиживают, образуя так называемые птичьи базары. Перемещение по поверхности скал осуществлялось с помощью самодельной беседки. Для сбора яиц применялся известный ещё поморам способ. Сначала скала очищалась от отложенных яиц, так как они могли быть уже насижены. Затем кайры, подобно курицам, откладывали новые яйца, которые и собирались для разнообразия нашего рациона. Разобравшись с технологией добычи яиц, с некоторым сожалением этот промысел пришлось прекратить как, не гуманный и опасный. Кроме этого некоторые матросы забавлялись ловлей песцов самодельными петлями. В это время года песец меняет шерсть. Поэтому ловля носила чисто спортивный характер. Пойманных отпускали. Удивляло лишь то, что некоторые песцы попадались в ловушку по несколько раз. Все эти забавы проводились после полной готовности сооружения и аппаратуры к проведению боевых работ. Но испытания не состоялись, Москва объявила мораторий на их проведение. Поступила команда на свёртывание объекта. Обидно. Сколько сил и средств было затрачено впустую. Пришлось демонтировать аппаратуру, упаковывать её в ящики. Далее, потребовавшая больших физических сил, погрузка на транспорт аккумуляторов и аппаратуры. Хотя никакой вины мы, конечно, не ощущали, но горечь от незавершённой работы в душах и разговорах испытателей проявлялась.
Вновь Белушья, 1-я площадка ОНЧ. Подготовка аппаратуры, занятия по специальности, работа над темой НИР. Вскоре сменилось начальство. Начальником ОНЧ стал один из первых военно-морских атомщиков О.Г. Касимов. Изумительно воспитанный, эрудированный, грамотный офицер. Особым уважением и любовью пользовался Орест Гусейнович у женщин, и он к прекрасному полу относился с большим вниманием. Начальником Отдела автоматики стал Ковалёв Владимир Петрович - человек с большим флотским опытом и глубокими знаниями. Он любил остро пошутить и мог не желая этого, обидеть не понимающего шуток подчинённого. Но обида быстро проходила, так как шутки на флоте всегда были в ходу. Без них флот - не флот. В условиях моратория на воздушные ядерные испытания, весной и летом 1961 года мы серьёзно готовились к проведению первого подземного ядерного взрыва на южном берегу (нет, не Крыма) новоземельского пролива Маточкин Шар. Однако эту подготовку пришлось свернуть. США не собирались следовать примеру СССР. В 1960 году, став ядерной державой, серию ядерных испытаний начала Франция. Правительство нашей страны приняло решение продолжить натурные испытания ядерного оружия. Новоземельский полигон начал срочно готовиться к проведению мощных воздушных ядерных взрывов над северным островом и в губе Черной южного острова. Вначале я был направлен для подготовки приборных сооружений на севере, а затем переведён в распоряжение Г. Дранкина для оборудования плавучего измерительного стенда в губе Чёрная. Плавучий стенд представлял собой несамоходное плавсредство, оснащённое аппаратурой автоматики, регистрирующей аппаратурой и большим числом аккумуляторов 6СТК-180 и 12-А-30. Стенд герметически закрывался, кабели от датчиков внутрь стенда проходили через сальники. Стенд считался непотопляемым. К испытаниям готовилось четыре таких стенда, которые размещались на акватории губы в определённых точках на бочках и якорях. Я был назначен начальником одного из них. Началась уже хорошо знакомая мне круглосуточная работа по подготовке аппаратуры к испытаниям. Для меня эту работу украсил неожиданный маловероятный эпизод. В один погожий день в бухту Черную вошёл малый противолодочный корабль (МПК) с сотрудниками медицинского отдела ОНЧ. Каково было моё удивление, когда увидел там свою жену Анфису Елисеевну. Я уже говорил, что она работала в медицинском отделе и согласно Боевому расписанию принимала участие в проведении испытаний. Анфиса вспоминает, что на корабле она была единственной женщиной. В опровержение расхожих баек, что женщина приносит несчастье кораблю, экипаж МПК успешно выполнил все поставленные задачи. А офицеры корабля проявляли к ней повышенную галантность. Например, в кают-компании ей оказывали почтение, как командиру корабля. Помощник командира корабля (старший кают-компании) приглашал офицеров к столу после того, как садилась Анфиса.
Приближалась осень. Становилось холодно. И вот когда мы закончили подготовку стендов к испытаниям, ночью разыгрался жестокий шторм. Стенды были сорваны с мест. После шторма буксиры установили их вновь. После чего началась экстренная завершающая подготовка. Вновь заводились кабели, устанавливались датчики, в нужные сектора ориентировались антенны. А время не ждало. И вот к борту стенда подошёл катер с научным руководителем работ от ВМФ Б.В. Замышляевым, который приказал всем покинуть стенд и перейти на катер. До ядерного взрыва оставался один час. Мы не успели закрыть пару сальников кабельных вводов. Эти незакрытые вводы впоследствии и подвели.
Нас высадили на берег против входа в губу. Расстояние до плавучих стендов 3-5 км. Их было отлично видно невооружённым глазом. На берегу была развёрнута палатка, в которой работал буфет. Мы очень замёрзли, ведь было 23-е октября. Взяв в палатке бутерброды и кофе, мы залезли в кузов грузовика под тент. Выпили немного спирту, разведя его кофе, т.к. воды не было. Полегчало. На берегу стояло две группы. Одна - члены Государственной комиссии, другая - испытатели рангом пониже. По мегафону начался обратный отсчёт времени: "осталось 10, 7, 5 минут ..., 20, ... 5, ...1 секунда, 0". Через короткое мгновение, показавшееся очень долгим, раздался взрыв. Взрыв был подводный. Торпеда с атомным зарядом была выпущена с подводной лодки. Зрелище впечатляющее. Мне запомнилась бирюзовая вспышка. Вода стала подниматься, затем сквозь неё вырвалась грязь со дна (глубина в губе не велика - несколько десятков метров), затем образовалось пароводяное облако, которое скрыло район взрыва из виду. В группе руководства раздались крики "Ура!" и взаимные поздравления. Когда акватория очистилась от облака, мы увидели, что мой стенд перевернулся. На следующий день стенд был установлен в исходное положение и мне приказали его обследовать и определить пригодность аппаратуры к следующему, уже надводному взрыву. Облачившись в химический защитный костюм, я вступил на борт стенда. Открыв рубочный люк, спустился вниз. Ощущение было весьма неприятное. Темнота, вода по колено и шум работающих умформеров. Я удивился тому, что аккумуляторы продолжали давать питание. Однако аппаратура была замочена. Хотя все приборы были выполнены в брызгозащитном исполнении, но оказались не герметичны. Сделал однозначный вывод о том, что использовать аппаратуру для повторной работы невозможно. Такова оказалась цена двух незакрытых вводов сальников. Сошёл с катера на берег. Сняли с меня дозиметрические приборы, обмыли дезактивирующим раствором, потерли щётками и отправили на доклад. Размер дозы, полученной во время этой работы, мне не сообщили.
Вскоре над северным островом был проведен самый мощный ядерный взрыв. Перед взрывом нам приказали покинуть помещения и разместиться в близлежащей низине. Момент взрыва и последствия трудно передать. Погода была пасмурной, но, хотя расстояние до него было огромное (примерно 400-500 км.), длительное время слышались раскаты грома. Через некоторое время пришла ударная волна, которая вызвала сгущение тумана и резко ухудшила видимость. Было понятно, что состоялся уникальный геофизический эксперимент. О его результатах мы тогда могли только догадываться.
В июле 1961 года я был назначен к новому месту службы на преподавательскую работу в учебный центр ВМФ. Во время службы мне часто приходилось бывать на флотах. За что благодарен судьбе. Но Новая Земля тянула как магнит. По личной просьбе в начале апреля 1971 года я был направлен на Новую Землю в Научно - испытательную часть (так теперь называлась ОНЧ) на должность начальника лаборатории. За прошедшие 10 лет посёлок Белушья стал неузнаваемым. Помимо Дома офицеров в нём действовали Спортивный комплекс с игровым залом, бассейном и залами для тренировок по тяжёлой атлетике, борьбе, настольному теннису, современная средняя школа с крытой площадкой для игр в ручной мяч и футбол, кафе. Появилось несколько четырёхэтажных жилых каменных домов, открыто несколько магазинов. Раньше шутя спрашивали: "За что тебя?" А теперь: "Как ты попал?" Правда первая площадка, где располагалась Научно-испытательная часть (НИЧ), сколь-либо заметно не изменилась. Начальником НИЧ был Вениамин Павлович Мошкин. Офицер, имевший богатый опыт ведения научных исследований, строгий и одновременно общительный. Отделом руководил Г.А. Стеценко. В отдел входила ещё одна лаборатория, начальником которой был Г. Кауров. В это время проводились лишь подземные испытания ядерного оружия на Геофизической станции (ГФС). ГФС представляла собой посёлок испытателей, размещённый на южном берегу пролива Маточкин Шар. Взрывы проводились в штольнях, пройденных в горах Шелудивая и Чёрная.
Мне хочется остановиться на эпизоде, произошедшем 20 августа 1973 года при подготовке испытаний. Штольня была пройдена в горе Чёрная. Высота горы 800-900 метров над уровнем моря. На некотором расстоянии от устья штольни были размещены фургоны с измерительной аппаратурой. Всё было готово для проведения ядерного взрыва. Из Рогачёво прибыла вертолётная эскадрилья. По плану испытаний на гору, в район центра взрыва, надо было доставить несколько дымовых шашек ДШ-100. За одну секунду до взрыва, по сигналу автоматики, шашки поджигались. Образованный из шашек дым должен был выступить в качестве коагулянта радиоактивных аэрозолей в случае их образования в атмосфере. Дымовые частицы вместе с присоединившимися к ним радиоактивными аэрозолями должны были осесть на воду в акватории Карского моря. Всё было мною рассчитано. 20 августа я вместе со старшим инженером-испытателем В. Маслениковым и матросом (жаль, фамилию запамятовал) вылетел на гору для доставки и установки нескольких шашек. Расстояние от вертолётной площадки до горы 15-20 км. Погода идеальная. Вертолёт быстро набрал высоту и через несколько минут начал снижение. Техник вертолёта пустил сигнальную ракету для определения направления ветра и командир начал посадку на горе. Я заметил крен вертолёта, но был уверен, что всё будет в порядке. Но, увы. Вертолёт ударился о поверхность горы со значительным креном, подпрыгнул и замер. Мы и шашки покатились кубарем. Дверь удалось открыть и мы выскочили из машины. Увидели, что из баков вытекает бензин. Несущие лопасти задели поверхность горы, балка разрушилась, а хвостовой винт оторвался и отлетел в сторону. Пилоты легко выбрались из кабины. Некоторые из нас были легко травмированы. У Масленикова была рассечена кожа на голове и текла кровь. Кровотечение мы остановили снегом. Среда кругом стерильная. У меня болело бедро. Ударился о трап. Состояние было полу шоковое. Придя в себя, приняли решение двигаться вниз. Мне пришлось идти, опираясь на какую-то деталь от вертолёта. Боль была острой. С горы мы увидели у устья штольни автомобиль. Наш матрос при падении не пострадал. Я приказал ему быстро спуститься вниз и сообщить водителю о нашей беде. Спускались мы с горы строем уступа, чтобы не сбить случайно скатившимся камнем впереди идущего. Перешли вброд речушку. Подошла автомашина и мы поехали в посёлок. По пути пришлось остановиться, так как стало плохо командиру вертолета Копытину. Привели его в чувство и через 30 минут были уже в посёлке. Взволнованное руководство встретило нас на улице. Им было не понятно, почему отсутствовала радиосвязь. В медпункте нам оказали медицинскую помощь. Потом меня позвал к себе Г. Кауров. Как заведено в подобных случаях, угостил спиртом. Я выпил, закусил. Он сказал, чтобы выпил ещё. Наступило облегчение. Как будто груз свалился с плеч и я рассказал ему всё, как было. Для расследования аварии из Москвы прилетела комиссия. Участников полёта опросили, а затем мы дали письменные объяснения. Из Североморска прилетел вертолёт МИ-6, с помощью которого аварийный МИ-4 был снят с поверхности горы и на стропах перенесён на вертолётную площадку. Подготовка к испытаниям продолжалась. А 12 сентября 1973 года в штольне В-1, пройденной в горе Чёрной, прогремел самый мощный советский подземный ядерный взрыв. Наша измерительная аппаратура, размещённая в штольне и на дневной поверхности в ближней зоне взрыва, отработала надёжно, выдав необходимую информацию. Эпизоды, о которых я рассказал выше, говорят о том, что работа испытателей ядерного оружия требует полной самоотдачи, и зачастую, связана с риском. Добротная техническая подготовка, физическое здоровье, психическая и моральная устойчивость позволяет испытателям минимизировать риск.
Сейчас, вспоминая участие в ядерных испытаниях на Новой Земле, снова и снова переживаешь чувство удовлетворения за свою, хоть небольшую, но причастность к созданию советского ядерного оружия, которое до сих пор охраняет нашу мирную жизнь.